(Который, попавшись в училище на краже денег у своего товарища, получил строжайшую оценку ротной партийной организации, состоящей к концу обучения, в основном, из самих курсантов. Вследствие чего он так и остался комсомольцем. Последнее не позволило ему занимать должность заместителя командира роты по политической части, и распределялся он на должность командира взвода.)

– Уже представился? – Кузнецов смотрел на него из-под козырька, закинув голову.

– Да, представился, а ты что, тоже сюда попал?

– Попал! Попал – не попал! Не в тире! Хэ! Меня сюда распределили! Ладно, давай! – Кузнецов, также при «параде», довольный собой и своим остроумием, проследовал внутрь штаба…

Плац. Вот он, начштаба части. Майор Карпов. Стоит на плацу, поблёскивая сапогами. Нужно ему представиться, и Владислав быстро зашагал.

– Ты откуда такой красивый? – остановился проходивший мимо невысокий майор в полевой форме, старой зелёной фуражке, с красным морщинистым лицом. – Не к нам случайно?

– В 9-ю роту, – самоназначил себя Тимофеев. В душе потеплело. «Да, я действительно неплохо смотрюсь в парадке цвета морской волны, в глаженных новеньких хромачах, блестя золотом новеньких лейтенантских погон», – думал он.

– А-а-а! Третий батальон! Жа-аль! Ну да ладно, – майор в полевой форме помчался дальше…

Начштаба части тридцатилетний педант гвардии майор Карпов медленно прохаживается, смотрит куда-то, останавливается, лицо недовольно. Он словно и не замечает приближающегося молодого лейтенанта в парадной форме. «Нужно ему бодро представиться, – думает лейтенант, – произведу на него впечатление».

– Товарищ майор! Лейтенант Тимофеев прибыл для дальнейшего прохождения службы в должности заместителя командира роты по политчасти, – он смотрел на майора с собачьим благоговением, ожидая похвалы за выправку.

– Вас что, товарищ лейтенант, не учили прикладывать руку? – недовольно с пренебрежением произнёс тот, – доложите мне, куда должна прикладываться рука?

– К виску!

«Чёрт возьми, что он ко мне прицепился?» – досадовал про себя лейтенант.

– К виску! – ухмыльнулся майор. – Читайте, товарищ лейтенант, Устав. Чему там вас, мордоворотов, только в училище учат!? – майор недовольно сморщился.

– Ладно, в какую роту вас назначили?

– В 9-ю! – сам себя назначил Владислав, мгновенно сориентировавшись в ситуации.

– Хорошая рота. Скоро полк вернётся с учений, будете принимать должность, а пока сходите в казарму, ознакомьтесь с расположением, – хмуро, с пренебрежением произнёс майор.

«Что ж, весёленькое начало!» – подумал Тимофеев, направляясь в желанное расположение 9-й роты, куда он сам себя распределил.

Перрон.

И вот, наконец, полк прибыл. Это и радовало, и волновало. Так или иначе, пара безмятежных дней Тимофеевской «адаптации» иссякли.

Железнодорожная станция. Солдаты в грязном «хэбэ» сидят группками на вещевых мешках, курят. Двое произносят резкие слова на узбекском, борются. Один чёрный, как смоль, рассматривает в гранатомётный прицел платформу, на которой копошатся солдаты в чёрных комбезах, выбивая колодки из-под колёс БТРов. Комбат третьего батальона майор Пронин что-то втирает в уши капитану, который подобно проштрафившемуся школяру без конца разводит руками. Другие офицеры в пыльных зелёных фуражках, перепоясанные портупеями, кто курит, кто просто стоит и отрешённо наблюдает за всей этой суетой, другие сами суетятся на платформе, машут руками, что-то кричат. Старший лейтенант с усами, в засаленной полевой фуражке с багровым воспалённым лицом вместе с солдатами открывает борта на платформе. И вот первый БТР запустил двигатель, издал сигнал и медленно пополз по доскам платформы. Впереди задом двинулся офицер, вытянув вперёд руки, и зовущими движениями, как мать обычно зовёт к себе годовалого ребёнка, делающего первые шаги, повёл за собой грузную машину…

Наконец, последняя машина коснулась земли и пристроилась к вытянутой колонне. Подполковник Полунин (уже знакомый нам секретарь парткома) в повседневной форме, отличавшийся от всей этой чумазой братии своей лоснящейся чистотой, закончив разговаривать со словаком в синей фуражке, направился к уазику, и возглавляемая им колонна БТРов тронулась. Для сидящей пехоты третьего батальона майора Пронина прозвучала команда:

– Строиться в линию ротных колонн! Здесь впервые лейтенант Тимофеев увидел свою «лучшую» чумазую роту и своего «лучшего» усатого командира роты…

– Наш ротный – самый лучший в полку!

– Нэту нашэму ротному другова, – говорили бойцы о ротном и в глаза, и за глаза. Ротный принимал эти льстивые речи, тихонько ухмыляясь в чёрные усы. Ведь, как известно, среди людей обыкновенно существуют и лесть, и хамство. Но там, где нет лести, тотчас хамство доминирует в одиночестве. Поэтому лучше уж сладкая лесть.

Офицерская общага.

Новенький будильник с блестящими золотыми колокольчиками сверху словно взорвался жутким грохотом, выталкивая сердце из груди бурными судорожными толчками крови.

– Чёрт! Снова утро!

– Задолбал этот дурдом!

– Это какое-то палево!

Молодые офицеры подскочили, матерясь на чём свет стоит. Очередное хмурое утро было очередным испытанием для каждого, не суля ничего хорошего, кроме ещё одного дикого суматошного дня. Прощай, безмятежное тепло постели!

– Как тебя там, Тимофеев, зовут, напомни, – бросил старший лейтенант Хашимов Альяр, один из соседей по комнате, натягивая трико.

– Влад… В-владислав, – ответил сбивчиво тот, пихая ногу в сапог.

– Форма одежды спортивная. Ты не знал?

– Не-а. А у меня нету.

– А у тебя, Саш, чё, тоже нет? – кинул он третьему обитателю комнаты, такому же, как и Тимофеев молодому лейтенанту Майеру Александру.

– Нет.

– Нихрена у вас, салаги, нет! Ни спальников, ни спортивной формы! Ладно! Мож, на первый раз!..

Молодые офицеры бежали к калитке КПП. Дежурный по контрольно-пропускному пункту уже стоял в готовности, согласно распоряжению командования, повесить замок на железную дверь, закрыв тем самым шанс для безнадёжно опоздавших.

Какой-то майор из соседнего батальона смачно растянулся, спотнувшись на пути к «заветному» проёму в сером заборе.

Офицеры прыснули от смеха. Было смешно видеть валяющимся чуть ли не в луже, оставшейся от вчерашнего дождя, старшего офицера. Однако время тикало, и они ускорились, проскочив внутрь с облегчением. Теперь они бежали вместе со сконфуженным, потирающим разбитые колени майором…

Плац. Возле трибуны грозно прохаживается полкач, подполковник Гребенщиков, которого меж собой офицеры прозвали просто «Гребешком». Ему уже лет пять за тридцать, не самый молодой комполка! Важный, по обыкновению, со свитой.

– Что, товарищ майор! Что, товарищи офицеры! Спать любим? Оподание на три минуты! Становитесь в третью шеренгу! – начштаба выстраивал шеренги по мере «поминутного» прибытия опоздавших.

– Тимофеев! Ну, ты и супчик! Ты чё с опозданий-то начинаешь? – Сидоренко зыркнул из счастливой первой шеренги прибывших вовремя.

– Шо, товарищи офицеры! Не все умеют ещё просыпаться вовремя?! Спать любим!? Или по ночам где-то шляетесь? Ну, ничего! Будем тренироваться!.. Дежурный!.. Переписать опоздавших! – распорядился искривлённой гримасой рта командир полка.

– Где ваша спортивная форма, товарищи офицеры? – начштаба сухим взглядом прошил Майера с Тимофеевым.