– Да! Уж! Ну, значит, ты у нас сейчас почти узбек, да?

– Не-е, я кореец! Я узбекский не знаю толком. Так, учил в школе, как и все, но…

– Ладно, друзей-то среди узбеков имеешь? Земляки твои, никак!

– Ну, да, хотя, так, для них я не очень-то земляк.

– Ладно! А чё там комбат?

– Комбат бесится. Орёт. Вот и меня тут отправили вызывать отсутствующих в строй. А что я могу! Он орёт на нас, а сам тоже ничего не может!

– Язычок прыкусил, солдат! – Альяр бросил из-под очков косой взгляд на Кима.

Они шли на подъём, тяжело дыша. Теперь молча… Да, их пехота, состоящая на более половины из выходцев со Средней Азии, преимущественно, узбеков, была этнической противоположностью личному составу танковых и артиллерийских подразделений, где чаще господствовали выходцы из Кавказа…

– Хашимов! Погулял, товарищ старший лейтенант? Бойцов своих совсем распустил! – комбат встретил его строгой улыбкой, но за внешней строгостью которой, проступали какие-то нотки радости от прибытия в строй столь желанного офицерского пополнения в его лице…

Бессонная ночь

Ночь. Батальон как бы спит… Почти… Узбеки гудят в палатках на родном языке. Доносится: «Шишим!.. Сыктым!..» И тому подобное…

Офицеры не спят. Начеку! Некоторые втихаря вооружились, кто чем, тяжёлым и колюще-режущим. Так, на всякий случай…

– Хашимов, Вы, как азербайджанец, – старший переговорщик. Справитесь? Собирайте всех земляков с батальона. Идите. Договаривайтесь. Чему вас там в вашем училище учили новосибирских оболтусов?!. – скорее с психозом отчаяния, от невозможности самостоятельно управлять ситуацией, от вынужденности просить этого старлея, выговорил комбат.

– Чёрт знает что! Ни какой Советской Власти! Распустили! – бухтел начштаба батальона, непонятно в чей адрес посылая эту фразу. Как обычно, в адрес младших офицеров, надо было полагать… Ведь это именно они вечно во всем виноваты.

– Разрешите выполнять? – Хашимов, мрачно насупившись, сделал шаг к выходу.

– Выполняйте!

– Переговоры он с урюками будет вести! – пренебрежительно бросил в след Хашимову командир взвода связи, старший лейтенант Петренко. – Ну-ну!

Хашимов обернулся, кровь прихлынула к его мозгу…

– Хашимов, иди, голубчик! – мягко произнёс ему комбат и зло зыркнул на Петренко. – А вы бы рот без команды не открывали, старлей! А то Вас щас отправлю переговоры вести с этими, как вы сказали, с «урюками». Тогда я на вас посмотрю-ю, как вы с ними общий язык найдёте! Совсем от жизни оторвались в своём взводе связи!

Хашимов и ранее чувствовал обоюдную неприязнь к этому усатому связисту, а теперь он его просто ненавидел лютой ненавистью! Он вышел наружу, стряхнул иней с полы палатки, поплотней запахнул её. Похрустел снегом, вдохнул морозный воздух, выпуская нервный «пар»… В темноте вдалеке были видны солдатские силуэты, фигуры людей, скапливающиеся роем вокруг расположения батальона…

…Светало. До подъёма оставалось не более тридцати минут. Густой холодный туман наполнял полигонное пространство. Бойцы мирно спали в дырявых палатках, с коптящими трубами из-под примотанных к верхам пустых консервных банок для гашения пламени. Вокруг простирался морозный, суровый мирный полигон. Холмы. Кусты. Рощи. Полы офицерской палатки, покрытой инеем, отодвинулись, появилось лицо комбата. Офицеры встали. Он достал сигарету, нервно подкурил от буржуйки. Всё его лицо дёргалось.

– Да, сиди! Молодец, комиссар! Всё тихо обошлось, мирно! – произнёс он в адрес Хашимова.

– Рад стараться, – улыбнулся не по Уставу тот.

– Как вам удалось договориться?

– Да я ведь был не одын! Мне и бойцы-кавказцы помогали! Но не стоит обольщаться. Законы гор, товарищ майор. Месть… Никто ведь не сказал, что мэсти не будет. Не сейчас и не здесь. И то слава аллаху! Но придёт день. И кто-то где-то пострадает. Кровь за кровь. Око за око… Что с них возьмёшь! Да мы так воспитаны!..

Комбат пристально посмотрел. Выбросил окурок.

– Готовьтесь поднимать бойцов. Сегодня будет максимум физической нагрузки! А выспимся, как говорится, в морге! – он поднял полы палатки, вылез наружу…

Проводив комбата, офицеры продолжали.

– Что, мстить будут невинному человеку, всё равно кому?! – Тимофеев поднял красные от бессонной ночи глаза.

– Тебе не понять этот закон гор – закон выживания. Невинных нет. Виноваты все! Так они считают. И никто не может это общественное понимание изменить!

– Как кто-то там из классиков сказал, «не субъективная логика человека, а объективная логика общества диктует личности то или иное поведение». Так? – Тимофеев тяжело зевнул.

– Типа того, Влад, но не так мудрёно, как ты говоришь. И ни я, ни ты не сможем это изменить. Близкие того бойца с пробитой башкой, не найдут себе место в своём обществе, пока их земляки не признают, что мэсть свэршилась. А против кого, это уже никого нэ интэресует!

– Дикость. Они думают, что они уникальны в этом? Что это какая-то их особенность. Предмет гордости?! Но все народы проходили через это. В диких своих ипостасях развития! Просто у нас это уже осталось далеко позади. Ленин был прав. Совершить скачок из одного строя в другой не возможно. Должна пройти эволюция сознания. Сперва – развитой капитализм, а потом – уже и социализм возможен. А вся Азия и Кавказ из феодализма, да сразу!.. Так что вы хотите!.. Быть большой буре… скоро! Чувствую я… Помянёте моё слово!..

– А вообще, я вот что скажу, были бы у нас в армии нормальные сержанты, не имели бы мы этих проблем. Была бы железная дисциплина и офицеры бы, как пастухи, бойцов бы не пасли. Как ещё Жуков говорил: «Армией командую я и сержанты!» А разве у нас это сержанты?

– Эт точно, сержанты должны быть старше, как минимум, а лучше, чтобы они были сверхсрочниками.

Расположение полка.

Наконец, полк вернулся с учений. В парке боевых машин царила суета. Сгрудились коробки БТРов, постепенно паркуясь рядами под жёлтыми табличками, висящими на натянутом тросе. Чумазые офицеры – старшие машин качались в люках, дёргающихся туда-сюда БТРов…

(На некоторых, поверх шлемофонов, были надеты яркие горнолыжные очки, защищающие глаза. Машина же командира батальона имела щит из оргстекла с гвардейской эмблемой впереди люка, за который он мог прятаться от бьющего на марше ветра с песком, снегом или дождём. Лица офицеров были обветрены, исчерчены воспалёнными багровыми морщинами. Белки глаз и зубы блестели по-особому ярко на расписанных грязью лицах.)

– Прывет, Сашка, – Хашимов стянул шлемофон, из-под которого выбился чёрный пыльный жёсткий чуб.

Майер, оставшийся в полку для несения караульной службы, в глянцевых смятых хромачах, выгодно отличался своей завидной чистотой. Его лицо не выражало радости от встречи с родным подразделением…

– Принимайте роту, товарищ Майер, – появилось худое красное лицо капитана Несветайло, – ведите в расположение…