Тихо побулькивала вода в кальянах, курильщики не спеша наслаждались.
– Ну, уважаемый Магомед ага, – вытащил мундштук изо рта офицер, – у тебя прямо рай! Только гурий не хватает…
– Ну, гурии здесь бывали и бывают, – самодовольно улыбнулся кази Магомед.
– Наложницы? – живо заинтересовался капитан. – та, которая трубки нам приносила, тоже – из гурий? – он шутливо намекал на женщину с обильными морщинами вокруг слезящихся глаз над черной полосой чадры.
– Это моя первая жена, эфенди Балта – сухо сказал кази.
– О, простите меня великодушно, я не знал…
Кази задумался, будто не услышал:
– Двадцать лет назад она была гурией, да еще какой!..
Эфенди Балта промычал что-то неопределенное.
– Но у меня есть еще две помоложе, уважаемый… И от каждой по сыну.
– Женаты?
– Еще нет… Где найти красивых девушек, достойных моего рода – вот проблема…
Впрочем, рассмеялся кази, – я обещал первым женить того, кто привезет с войны больше армянских ушей!
Собеседники добродушно захохотали.
– Все трое в армии?
– Двое, – средний здесь… – Кази затянулся.
Появилась морщинистая старуха, что-то шепнула на ухо мулле.
– Да, да, – согласился кази, – иди отдохни, пусть Джамиля тебя заменит.
Вскоре послышалось шуршанье. Возникла женщина в белом платье, в белом платке, шароварах, с яркими карими глазами, и с темно-рыжим завитком, выбившимся из-под чадры. Она несла поднос с чашечками кофе. Двигаясь легко, изящно, и в то же время как-то по особенному скромно, она поставила чашки перед офицером, не глянув ему в глаза, а перед кази, чуть поклонилась. Балта прекрасно успел разглядеть блеск глаз и медный завиток волос, и ноздри у него затрепетали.
– Кто она, уж не твоя ли жена?
– Нет, она сирота. Я ее приемный отец…
– Вот как? – задумался Балта.
– Послушайте, уважаемый кази, как вы исполняете директиву правительства, как помогаете армии избавить край от армян?
– В меру сил, да пребудет с нами Аллах. Правда, после вас, эфенди, остается мало о ком позаботиться, – усмехнулся кази, – в основном собираем за них урожай, за что вам глубокий поклон от всей деревни.
Кази наклонил голову, и его гость кивнул, принимая благодарность.
– Остались ли где еще в окрестностях армяне?
– Благодаря вашим стараниям немного, наши крестьяне поймали лишь трех.
– Да уж и правда, после моих молодцев подбирать мало что придется, – усмехнулся офицер, – Ну, и что вы сделали с пойманными?
Кази пожал плечами, будто вспоминая о чем-то мало приятном.
– Девочку пяти лет продали курдам, с женщиной что-то сделали, ну, а мужчину отдали нашим женщинам… Кажется, они его поджарили… Впрочем, мелочи меня не интересуют…
– Ха-ха-ха, – рассмеялся Балта, – А ведь напрасно, уважаемый, мелочи могут доставить большое удовольствие – что может быть приятнее, чем увидеть мученья врага?..
– Ходят слухи, что какие-то армяне в горах вооруженные. Будто кто-то их видел, – взял чашечку кази Магомед. – Достаточно ли у нас сил защититься, если что? Ведь большая часть вашей роты уже отправлена на фронт…
– Армянские отряды? – рассмеялся Балта. – Да откуда они здесь? Бабьи россказни! Да и если даже несколько бродяг где-то бродят, чего вам бояться – в деревне мой взвод остался, в каждом доме есть оружие.
Мужчины некоторое время молчали, пробуя кофе.
– А что, канарейка не поет? – спросил Балта, взглянув вверх.
– Как всегда, эти бездельники забыли покормить, – проворчал кази, дотронулся до колесика, спрятанного в листве, стал крутить, и золотая клетка медленно опустилась.
Из темноты появилось круглое лицо слуги Магомеда, Селима. Он молча поклонился, не входя в беседку.
– Что тебе, Селим?
– Опять Хасан к Вам просится…
– Чего ему надо?
– Очень просится…
– Знаю, знаю что ему надо, ну ладно, пусти…
Через несколько минут раздался скрип камешков на тропинке, и у входа в беседку оказался немолодой крестьянин с загорелым огрубевшим лицом в белой рубахе и с накрученным на голову пестрым платком.
Увидев, что за важных персон он потревожил, крестьянин растерялся, сорвал с головы тюрбан, прижал его к груди и упал на колени.
– О высокочтимые! О мудрейшие! Да хранит вас всемогущий Аллах! Дай Аллах здоровья и всех благ вам и вашим ближним! Да будет всегда удача, благочестивые, вам в ваших благородных делах…
Кази поднял руку, прерывая пришельца.
– Хватит, хватит, Хасан! Встань! Скажи лучше, что тебе нужно, а лучше я сам скажу – опять за налоги просить пришел? Опять платить нечем?
– О милостивый и справедливейший! Весь год я работал, не покладая рук, этому каждый в деревне свидетель, Но ведь у меня пять дочерей невыданных! Какие из женщин работники?
– Пять дочерей? – заинтересовался Балта.
– Точнее, семь! И ни одного сына! – усмехнулся кази. Он выдвинул кормушку, засыпал в нее зерно, и на безымянном пальце его заблистал гранями крупный изумруд.
– Такова воля Аллаха! – грустно развел руками Хасан. – Двух взяли, да такие же, как и мы, бедняки, – калым все только обещают. Разве это по закону?
– Смех, смех, Хасан, смех – вся твоя жизнь! – жестко заулыбался кази. – Ты мужчина, а причитаешь, как женщина. И это в тот год, когда такой урожай! Когда закрома у других только наполняются!… Два года тебе уже умма налог прощала, не так ли?
– Так, – робко кивнул Хасан.
– Почему ты вместе с другими не ездил по армянским деревням – там был хороший урожай!
– Вол мой, кормилец, болен и стар, брюхо ободрано до крови – боюсь, скоро околеет… Что тогда делать мне?..
– А ведь я знал твоего отца – достойный был человек! А ты говоришь, как слабая женщина!
Кази задвинул кормушку, и канарейка бойко застучала клювом.
– Кушай, кушай, дорогая, хоть воду не забыли налить, бездельники… Ах, эти слуги, никогда не сделают, как ты бы хотел сам!
Вот, Хасан, сидит перед тобой достойнейший эфенди Балта, офицер, капитан, не каждый день ты сможешь такого человека увидеть! Эфенди Балта —воин, герой! Сколько сел им освобождено в нашем вилайете от гяуров! Бери свое семейство, еще несколько таких, как ты, бедняков, для которых эфенди Балта старается, и отправляйтесь, скажем, в Веришен… А что, – плодородные места, и строения почти все сохранены, не так ли, уважаемый? – обратился он к офицеру. – А здешние ваши хибары пойдут в счет долгов…
– Веришен – хорошее место, – подтвердил Балта. – Я его освобождал! И живописное – обрыв там красивый с родником и видом на горы, вы это место полюбите!
– Уважаемые, а не осталось ли там армян? Туда два дня назад Мехмет отправился и до сих пор не вернулся!
– Э-э, – сказал капитан, – Мы всех гяуров давно побросали там со скалы, мы прочесали местность, – селения – пусты… Не будь труслив, один турок сто армян победит! Аллах вам поможет!
– Уважаемые, но как же мы будем жить там без… мечети!?
– Ничего, я что-нибудь придумаю, – махнул рукой кази. – Там ведь церковь есть?.. – Ну, со временем перестроите в мечеть, а я нового муллу пришлю… Ладно, ладно, Хасан, не задерживай нас, видишь, какие гости – важные разговоры ведем, а тут ты…
– Благодарю, благодарю за мудрый совет. Да хранит вас Аллах! – сложив ладони, поклонился Хасан и, отвернувшись, зашагал прочь, и еще несколько мгновений была видна его печально сутулая спина.
– Вот, – заключил кази, поднимая клетку, – Не хватает всем места уже в Ак-чае: слишком выросли семьи, детей много, а земли столько же… Хотя глупый и бедный – он всегда и останется глупым и бедным. Так уж Аллах определил: дурак умнее не станет – растранжирит все богатство, сколько бы ему Аллах ни давал! Кысмет!5
Кази вновь расположился на диване. Когда они с гостем допили кофе, он опять хлопнул в ладоши, и с легким шуршанием вновь появилось белое видение. Девушка взяла пустую чашку у кази, затем направилась к гостю.
И в тот момент, когда она наклонилась за чашкой гостя, офицер вдруг особенно пристально посмотрел на нее.
