Вдруг собака подняла голову, как бы пробудилась, но не совсем понимая, в чем дело, просто смотрела по сторонам и моргала. Он, было, подумал, что спугнул ее резкостью своих движений, но на самом деле ее разбудила подъезжающая машина, которая остановилась прямо перед ней. Из машины вышел лысоватый мужчина с недовольным лицом и закрытым зонтом в руках. Он недовольно хлопнул тяжелой дверью и, не раскрывая зонта, пошел медленно в сторону магазина женской обуви. Его ботинки шмякали по дороге, выражая уныние и вялость одинаково ровными шлепками, разбрызгивая одинаковое количество капель по сторонам. Зайдя в магазин, его ритм оборвался, музыкант даже не успел опомниться. Он только хотел что-то записать в своих нотах, как тот же мужчина вышел оттуда, придержав двери молодой и важной особе на высокой шпильке. Зонт мгновенно вспорхнул над ее головой, отбивая все капли, которые ее атаковали. Она шла быстро, стараясь наступать на асфальт сильнее, так как из-за дождя звон ее новых туфель мог быть не слышен. Мужчина едва успевал за ней, расплываясь в улыбке, он открыл дверь своей машины, дождался пока вся ее часть туда поместиться и только тогда закрыл зонт и сел сам. Машина отъехала, оставив после себя клуб темного дыма. Пес отреагировал на него чихом, облизал нос и дальше принялся спать.

Если бы тот молодой человек не производил бы шума хлюпающих ботинок, то, наверное, музыкант бы его и не заметил. Никто бы не заметил его, не только музыкант. Просто серая туча человека двигалась под дождем с другой стороны, создавая, своего рода, просто фон, просто звук одной не меняющейся ноты. Его руки в карманах, его опущенная вниз голова, его печальный взгляд – все говорило о том, что он бы с удовольствием растворился бы в воздухе, чтобы избежать встречи с существованием…. Музыкант пристукивал в такт каждому его шагу и заметил, что он идет, довольно, ровно в одном ритме. Наверное, он о чем-то очень сильно думает, так как в таких состояниях человек не подвластен шагу и ноги делают одинаковые промежутки и толчки, что создает ровный шаг. Эта ровность показалась ему специфической для особого участка, к примеру, перед кульминацией. Но только он начал об этом думать, как молодой человек скрылся из виду.

Этот человек напомнил музыканту одного странного парня, про которого он много раз слышал, но так, ни разу и не видел. Странность, по мнению музыканта, вещь очень интересная и необычная. Но на полпути этой мысли он оборвался….

Взгляд музыканта перехватил шум парочки, доносящийся с другой стороны. Он повернулся туда и увидел насквозь мокрого парня, который снял свой такой же мокрый пиджак и по воспитанности накинул на рядом идущую девушку, стараясь хоть как-то ее согреть, приглаживая параллельно ей размокшие на лбу волосы. Идти домой под дождем для них было бессмысленно, если только они не собирались промокнуть до ниточки, а они не собирались. С трудом обходя и перепрыгивая все потоки и ручьи, парень взял девушку на руки и перенес через большую лужу, которую никак нельзя было обойти или перепрыгнуть. Он внес и поставил ее мокрую под небольшой навес какого-то магазина с другой стороны улицы, который уже не было видно музыканту.

Он подумал, что это может быть начало хорошей истории с различными тональными переходами и изменениями. Он взял свой карандаш в руки, прокрутил его разок-другой, поставил в начало нового поля и провел тоненькую вертикальную линию, обозначив начало….

Перед кафе, начав свой путь недалеко от администрации, проезжала черная машина с одним единственным пассажиром сзади. В этом не было ничего необычного, но музыкант на секунду забыл про свою нотную тетрадь, увидев глаза пассажира. А точнее говоря, не увидев их. Мужчина с небольшой лысиной смотрел в окно, но с закрытыми глазами. Нельзя было сказать, что он спит или дремлет, но по его осветлившемуся от мысли лицу было видно, что он представлял себе что-то необычайное, неподвластное представлению любому человеку. Музыкант мог видеть его лицо всего лишь несколько секунд, но даже за это столь короткое время ему почему-то показалось, что у этого человека должны быть необычайные глаза, добрые глаза….

Эта противоречивость человека в дорогой машине, едущего со стороны администрации и его неподходящее к этому образу лицо, вызвали в его еле уловимой мелодии такое же противоречие, которое заставило его остановиться и поднять голову от нотной тетради.

Он совершенно не заметил, как кафе наполнилось людьми. Хоть это и было не популярное место, дождь стер это понятие на какое-то время. Музыканта ничего не отвлекало, никакой шум. Он пытался выполнить свое обещание данное самому же себе. Напряженно его карандаш давил на начало поля, но так ничего и не производил. Увиденные образы крутились и перекручивались, как мясорубкой, в идею, спор с самим собой давил на голову и мешал мыслить чисто. Он стал немного раздраженнее, карандаш крутился в руках быстрее.

– Откуда-то появилась концовка, но какое же должно быть начало, если это концовка…? – Срывалось противоречие.

– А может быть вот так? – И он сам себе предложил вариант.

– И что? – Сам себе же и ответил….

Он откинулся на спинку своего стула, продолжая свой диалог.

– Это не будет звучать…, здесь совсем не та задумка.

– Но почему? Попробуй. Что, этот мокрый образ слишком мрачен для людей?

– Да никто и не будет воспринимать это. Все очень просто, как-то натянуто…. Она бы точно не слушала….

Она? Кто эта «она»? Просто так проходила мимо этого самого кафе, под зонтом, в такую пасмурную погоду, но с таким чудесным настроением…. Девушка увидела, как музыкант пристально на нее смотрит, поэтому, чтобы скрыть свое смущение, она угостила его своей улыбкой и пошла дальше.

Потеряв свою последнюю мысль, музыкант взглянул в свою нотную тетрадь. Там были прорисованы только две парно повторяющиеся ноты «трынь…. трынь», «трын…. трын» и… все. Он печально вложил вовнутрь тетради карандаш, закрыл ее, медленно встал и пошел домой, по дороге, бездумно засовывая тетрадь во внутренний карман.

Дождь потихоньку стихал. В очередной раз музыканту не удалось сдержать свое обещание, даже не смотря на то, что оно было просто ради себя…. Он был подавлен, немного плаксив, но в дождь этого не видно, чуточку зол и до безумия самокритичен. Единственное, что ему удалось придумать по пути домой это название к этой композиции – «Человек, который не сдержал своего обещания!». Он даже не стал его записывать, ведь его-то он точно не забудет. Еще и эта «она»…, совсем с толку сбила…. Откуда она взялась… в нашем городе… в наших жизнях… в наших памятях… в наших мечтах…?

Как жить человеку в городе, томящемся в дождях и сырых солнечных бликах, в городе, в котором идеи превращаются в мечты, а мечты в воспоминания, в городе, где не один человек не выполняет своих обещаний, в Городе из Нарисованных Слов….

Он решил ехать к ней…. Пройдя турникет и удивив контролера отсутствием багажа, он протянул свой паспорт проводнице дальнего следования. Та посмотрела на фото, потом таким взглядом, не выражающим ничего, на него, потом опять на фото. Почесала языком внутреннюю часть зубов, что почти никак не было заметно.

– Влюбленный Парень? – Произнесла она то, что было написано в паспорте.

– Да.

– Проходите, ваше место номер 27. – И вручила ему паспорт обратно.

Он сел возле окна, приоткрыл запыленные от времени шторы и подпер подбородок двумя руками, терпеливо ожидая отправления. Нежные светлые от вечернего солнца пушки, слетевшие с перезревших соцветий чертополоха, пролетали мимо в сторону, куда должен был отправиться поезд с минуты на минуту. Он не знал, ждет ли она его или нет, просто сел и поехал. Влюбленный парень ехал к той, которой не существует. Ее нет по настоящему, но ему настолько сильно верилось, что она есть, что он просто купил билет и поехал. Он думал, что где-то существует его та Единственная, которая его ждет и которую он когда-нибудь встретит. Но, не дождавшись этого момента, когда он встретит ее где-то на улице, решил поехать к ней сам. Многие из его поклонниц, практически все, его вовсе не интересовали, потому что они не были его единственной, как та, к которой он ехал, хотя бы потому, что единственная никогда тебя не обманет и не бросит….