© Олег Аркадьевич Белоусов, 2020

ISBN 978-5-4474-5398-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ветреное и холодное окончание августа напугало обитателей областного сибирского города. В одно утро люди предали лето, и все разом сдались в плен еще не наступившей по календарю осени, надев шляпы, шапочки, шарфы, плащи, пальто, закрытую обувь. Бездомные собаки, кошки, прожорливые городские птицы и хвостатые крысы, за редким исключением, вдруг перестали скапливаться около переполненных и омерзительно вонючих баков с гниющими отбросами человеческой жизни. Уродливые черные емкости без крышек, как наглядный укор порядку в стране, стояли неровно на большом расстоянии друг от друга посреди рассыпанного вокруг мусора, возле серых и мрачных панельных домов на неухоженных улицах. Несмотря на солнце, что иногда проникало лучами на землю через быстро летящие низко облака, влажная, переросшая трава, вдоль дорог, уже не успевала просохнуть до полудня после студеных ночных дождей. Раннее похолодание на фоне всюду господствующего беспорядка невольно усиливало подавленность и тоску у жителей от безысходности. В такую пору люди ощущали себя проклятыми, оттого что вынуждены проживать в суровом краю и при суровом несменяемом советском режиме, который просуществовал без малого семь десятков лет, и казался незыблемым и вечным как преисподняя. Только беззаветно преданные своему единственному в жизни лету бабочки-капустницы, доживающие отмеренный срок, удивляя, продолжали наперекор северному ветру взлетать ненадолго под деревьями в скверах. Под стать бабочкам и мухи, сопротивляясь тому же холодному ветру, с трудом ползали по теплым заплеванным чугунным кругам на люках канализации, среди тротуаров. Крылатые насекомые словно не теряли надежды, что ласковое тепло при их жизни еще вернется. Однако горожанам безошибочно стало понятно, что короткое сибирское лето ушло бесповоротно.

Два водителя на новом такси бесшумно подъехали к гаражу смениться. Молодой и суетный под чужим взглядом татарин Вахитов, стриженный просто и дешево, словно мальчик дошкольного возраста, с небольшой русой челкой на голом темени, отработал двенадцать часов и привез своего напарника Валерия Бурцева для передачи ему автомобиля на ночь. Недавно созданное, а потому не обустроенное, второе в городе предприятие таксомоторных перевозок расположилось на окраине. С тыльной стороны организация примыкала к объездной дороге и отделялась от нее забором из криво приваренных к ржавым металлическим столбам грязных железобетонных плит. За дорогой начинались сельские поля со скошенной накануне кормовой кукурузой, и оттого уборочный запах из смеси срезанных злаков и пашни распространялся по всему таксопарку. Некоторые автомобили, что заехали на территорию, стояли с открытыми для вида капотами и багажниками в окружении нескольких озирающихся человек, подальше от административного здания таксопарка и от глаз руководящего персонала. У таких машин, как по ритуалу, уходящие на выходные дни таксисты тайком и с удовольствием распивали водку, которую закусывали традиционно жареными цыплятами. По тому, как наглядно хмурые молодые водители быстро превращались в веселых и шумных балагуров, становилось понятно, что вся нелегкая многочасовая работа делалась этими людьми благодаря единственной в жизни радости – радости выпить и закусить.

В подобных компаниях, прежде чем приступить к выпивке, разорванную на куски курицу, свежие помидоры, зелень, мягкий хрустящий хлеб, бутылки, стаканы и сигареты укладывали на дно багажника поверх старых газет, чтобы весь этот «праздник» можно было быстро закрыть, в случае внезапного появления поблизости какого-нибудь начальника. Потом часто все происходило по известному сценарию. После первых ударных ста грамм (половина граненого стакана) на голодный желудок еще теплые цыплята табака, купленные навынос в переполненном всегда кафе, на воздухе приносили дурманившее наслаждение и ощущение восторга от кажущейся особенно ненасытной закуски после обжигающей нутро водки. Тут же немедленно разговоры заходили о «кормилицах» – о машинах и их проблемах. Затем захмелевшие шоферы обязательно начинали рассказывать друг другу случаи о том, сколько каждый удивительно много «чаю» за короткую поездку получил от какого-нибудь хвастливого клиента. Постепенно пьянея все основательнее, таксисты незаметно и обязательно переходили в разговорах на женщин, и заканчивалось все непременно тем, что полупьяные молодые люди рассаживались по выезжающим из гаража в ночную смену такси и направлялись в центр города на поиски еще «беленькой» и подружек. Жизнь решительно брала свое: накопительство чаевых, собираемых монотонно и нудно за неделю, повеселевшим водителям вдруг начинало представляться презренным делом, и деньги, пришедшие от неразумных пассажиров, также неразумно, без сожаления начинали тратиться напропалую без остатка в ресторане с музыкой и танцами. К закрытию питейного заведения вконец охмелевшие и разгоряченные друзья с танцевальной площадки бросали по-барски в музыкантов скрученные ладонями в шарики денежные купюры достоинством в пятьдесят, а то и в сто рублей и громко требовали не останавливаться, а повторять и повторять какой-нибудь заводной шлягер, под который отплясывать было легко и весело. Именно таксисты, официанты и торгаши в советской стране чувствовали себя как у Христа за пазухой, вопреки желанию и старанию идеологов коммунизма. Поведение молодых людей во все времена схожее, меняются только декорации времени. Подобным образом вели себя давным-давно при царях когда-то пьяные молодые извозчики в дешевых кабаках после трудных, унизительных и холопских будней. Те же таксисты, только на лошадях, тогда и представить не могли, что придет такая власть, которая сделает их ни за что ни про что наиболее обеспеченными гражданами по сравнению с остальным населением.

Таким образом в этом таксопарке часто заканчивалось желание выпить водки в гараже после смены и перед выходными. Советская власть вопреки человеческой природе своими ограничениями во всех сферах жизни не могла и не стремилась ограничить только одного – повального пьянства. Власть советов зачастую возглавлялась психически больными или много пьющими хамами, которые невольно превращали в больных и пьющих от беспросветности уже четвертое поколение большей части народа. Любой здравомыслящий и трезвый человек неминуемо критически относился к царившему сюрреалистическому порядку вещей, но таких в стране мнимо господствующего пролетариата было мало. И все же что-то было от Бога в этой безбожной и преступной власти, раз она не умерла тотчас после преждевременного рождения.

– Сегодня слышал в машине по приемнику, что разбилась в самолете американская девчонка! Как же ее?.. – Вахитов опустил голову и почесал правую бровь указательным пальцем с уродливым и желтым от никотина ногтем, вспоминая иностранное имя. – Ну, та, которая написала письмо не то Горбачеву, не то Черненко?! – с шутливым возмущением обратился Вахитов к Бурцеву, протягивая в его сторону открытую ладонь, ожидая подсказки, будто тот безусловно должен знать, о ком идет речь. Бурцев молчал, слушая со спокойным видом, какое имя назовет Вахитов, у которого во время разговора в уголках губ скапливалась загустевшая белая слюна. «Как же его отвратительные губы целует жена?» – подумал Бурцев и невольно вздрогнул от неприятного ощущения, представляя на миг мысленно картину поцелуя слюнявого Вахитова с женой.