Когда мы – все медитирующие – виртуально взялись за руки, энергия группы шла по каналу в центре кистей – она была прохладная, живая и приятная, а после медитации в этих местах на руках слегка пекло.

Кто-то из наставников, кого я не увидела, подарил мне щит для сердца от укусов змей, и еще меня попросили отдать боль. Я отдала, и сразу стало легче. В конце медитации почувствовала боль в сердце на физическом плане, но после того, как я положила туда руку, эта боль ушла.

И еще я поняла, как соскучилась по любви – теплой, обволакивающей и такой нежной и бескорыстной!

Сегодня на свои поставленные перед медитацией вопросы ответов я не получила. Наверное, потому, что они не касались моей боли, а медитация для меня была направлена только на это. И, выходит, что главное сейчас – это мое душевное спокойствие, которое было нарушено вполне закономерной проработкой проблем, но проблем, как мне показалось в процессе медитации, не моих, а тех, за кого я их пыталась решить и об кого поранилась.

Сегодня на групповом занятии с капитаном мы учились работать в тройках: погружаемый, его проводник и наблюдатель. Работать в тройках удобно. Всегда можно обратиться за советом к наблюдающему за погружением, что оказывается весьма полезным.

Как проводник я испытала некоторые затруднения, так как запрос моего клиента при его погружении был «панический страх и чувство одиночества из детства», а работать со страхами нам еще было рано. Но, ничего, вроде справились совместными усилиями, и все прошло благополучно – ситуацию развернули и свернули правильно и даже слегка ее проработали…

Как клиенту мне бы хотелось большего результата от погружения, хотя в свои воспоминания я вошла нормально и начала видеть давно забытое – например, свой первый нотный учебник. После занятия перед сном пошла снова в ту ситуацию, чтобы все получше разглядеть, но… заснула.

Как наблюдатель реализовалась полностью. Очень люблю, когда что-то увижу и пойму, донести это до других, но тут параллельно возникает вопрос: нужно ли это им?..

На этот раз конструктивное обсуждение с капитаном погружения, за которым я наблюдала, напомнило о том, что не все могут и хотят браться за то, что мне было бы интересным, и что сейчас бежать впереди паровоза, просматривая травматичные ситуации, просто нецелесообразно, и работать с фобиями еще рано.

Наблюдая за работой своих одногруппников, я нахожу для себя какие-то новые приемы, свежий или иной взгляд на ситуацию и много забытых своих чувств и эмоций, которые я сама вряд ли сейчас бы вспомнила.

Всем большое спасибо за то, что вы есть!

Выполняя самостоятельно домашнее задание к сегодняшнему видео-уроку, нужно было выбрать тему для погружения и вопрос-запрос для него. Я выбрала: почему я в детстве была «букой» и неласковым ребенком?

Чуть раньше этого просмотра мне частично уже приходил ответ на этот вопрос, и я поняла, что причина больше крылась во мне – мне не нравилось то, что везде были одни ограничения: нужно было спать по режиму – тебя укладывают, когда не хочется; поднимают, когда не доспала; никакой свободы – туда не ходи, сюда не ходи, делай то, что говорят, ешь то, что дают и когда дают.

Кроме того, физическое тело накладывало свои ограничения, и им нужно было научиться управлять: пока научишься ходить и держать равновесие, двигать руками, ногами, а они очень тяжелые, и пока изучишь и поймешь сигналы своей выделительной системы, ведь мокрые штаны – сильно неприятная штука. В общем, мне все это не нравилось, и я всячески выражала свое недовольство.

И тут я сделала дополнительный запрос: что еще могло повлиять на мое такое неласковое поведение? И в процессе сегодняшнего погружения я почувствовала прямую взаимосвязь между моим поведением и душой моей матери, которая потеряла чувство полета и истинной радости, присущие ей в детстве и молодости. И хотя она была, несомненно, счастлива, что у нее растут дети, которых она очень любила, весь свой потенциал она так и не реализовала.

Она очень прилежно и терпеливо выполняла свои материнские обязанности, и старалась посвятить всю себя только этому, забыв про свои нужды. Я чувствовала ее неискренность перед самой собой, и мое поведение являлось, в своем роде, отражением состояния ее души. Мое личное недовольство плюс чувство неудовлетворенности души моей матери давали такой эффект.

Вот что мне дал понять сегодняшний самостоятельный просмотр.

В свои травматические воспоминания следует ходить подготовленным, зная теорию безопасности, ведь как можно принести из прошлого положительный ресурс, так и травму. Но если наткнуться на травму случайно, нужно быть готовым проработать ее, закрыв тем самым сразу две проблемы, – избавить свое подсознание от залежей неприятных воспоминаний и избежать переноса старых негативных состояний в настоящий момент.

Сегодня нам давали технику по работе с травмирующими состояниями с обязательным условием просмотра таких ситуаций «вне тела». И домашнее задание было таким: вспомнить травму-травму побыть там внутри тела, потом выйти из тела, описать свои ощущения в этих двух состояниях и найти разницу.

Травмирующих ситуаций в моей жизни – и в детстве, и уже когда я стала взрослой, – было достаточно. Описывать их все не имеет смысла.

Первой всплыла самая «впечатляющая» из детства – когда в возрасте 5—6 лет меня во время игры на улице во дворе накрыли железной бочкой и держали ее так, чтобы я не смогла выбраться. Состояние жутчайшего страха от своей беспомощности и потери контроля над ситуацией, чувство панического ужаса сформировали или обозначили тогда мою клаустрофобию.

Просматривая эту ситуацию и дойдя до пика эмоциональной паники, моя душа с удовольствием сама выпрыгнула в состояние «вне тела», потому что терпеть это или чувствовать заново, просто не было сил.

Но и в состоянии «вне тела» покой не приходил. Оставалось чувство жалости к ребенку «в бочке», и, выпрыгивая в следующую матрешку, я не могу сказать, что стало «все равно» и ситуация больше «не трогала душу». Да, умом я понимала, что это игра, и она обязательно закончится, и все будет хорошо – меня освободят. Но, видимо, заряд эмоций тогда был настолько высок, что пробивал далеко за пределы той реальности.

Страх замкнутого пространства преследовал меня всю жизнь и один раз был на самом деле оправдан. Мне было 26 лет, а сыну – чуть больше года, когда домашние уехали на несколько дней, оставив нас вдвоем. Сотовых телефонов тогда еще не было, две входные двери в квартиру были закрыты в общей сложности на три замка, два из которых на железной двери железными штырями закрывались во все стороны. В общем, просто так без специального оборудования невозможно было выбить дверь или взломать замок.

На плите на полном огне газовой конфорки закипала вода в чайнике, а рядом на сильном огне жарилась картошка. Я очень быстро решила сбегать в туалет, чтобы потом вернуться и перевернуть картошку. Мой ребенок побежал за мной.

На двери в туалет (почему-то) с двух сторон были металлические щеколды, и я, чтобы сын не забежал за мной, закрылась на щеколду изнутри. И вдруг услышала, как щелкнула щеколда и снаружи. Ребенок, пытаясь открыть дверь, закрыл щеколду со своей стороны. И тут до меня с ужасом дошло, что я заперта, и самостоятельно выбраться не могу. Дверь невозможно было выбить ногой – она открывалась вовнутрь.

Я начала кричать и стучать в дверь. Ребенок испугался, убежал в комнату и уселся на диван смотреть телевизор. И тут я осознала весь ужас происходящего. Это очень страшно, когда понимаешь, что если ты не выберешься отсюда сейчас же, через 10—20 минут случится трагедия, и даже если кинутся помогать соседи – будет уже слишком поздно.

И тут выпрыгивай из тела или не выпрыгивай, ситуация поражает своим драматизмом, даже если ты находишься по временной линии далеко от этого события и, казалось бы, ничего не чувствуешь. Это как в хорошем фильме: когда смотришь и понимаешь, что это фильм, но все равно цепляешься за подлокотники кресла, в котором сидишь, и зажмуриваешься от сопереживания, твое дыхание сбивается, а тело натягивается как струна.