— Все, Джоэни, ты проиграл! Если Гарри сказал "виновен", то это Азкабан — сто процентов.

— Сомневаюсь я что‑то… чтобы такая крыса и не сбежала с тонущего корабля?

— Какая такая? — удивился Рон. — По–твоему, у него есть шанс? Это у хорька‑то?

Гарри опять переключился на процесс. Свидетели выходили один за другим. Никого знакомого. Никого действительно важного. И к концу процесса у Гарри сложилось стойкое впечатление, что на Малфоя ничего ценного, дельного, неоспоримого просто нет! Трудно сказать, испытывал ли он облегчение или разочарование. Больше всего на свете ему хотелось очутиться где‑нибудь за тридевять земель отсюда.

— Суд удаляется для постановления решения.

Это означало перерыв.

Гарри вскочил с места. Выйти. Отдышаться. Хотя бы глоток воздуха!

— Гарри, постой!

Рон догнал его уже в коридоре.

— Уф, ну и дела творятся, — выдохнул он, прижимаясь спиной к холодной стене. — Просто не верится. А Моуди тоже хорош! "Гарри Джеймс Поттер"! Ха! Почему он просто не вызвал тебя свидетелем? Ведь ты один мог бы прописать хорька в Азкабан, а все остальные — так, шушера.

— Я бы не согласился, — пробормотал Гарри.

— Да ты что? — Рон округлил глаза. — Он же преступник! По нему давно дементоры плачут!

— Ты‑то откуда знаешь?

— Гарри… это Малфой, — как‑то растерянно произнес Рон.

— А я Поттер. Герой волшебного мира. — Гарри неприятно усмехнулся.

— Ну–у–у…

— Вот именно что ну! Предвзятое отношение — это… гадко, Рон.

— Ты другое дело, — запротестовал Рон, но как‑то вяло.

— Ну, да, другое. Хоть одну‑то роль я сыграл безупречно, верно? Роль знамени над ватагами авроров, роль жертвы, отдающей жизнь за других. Великий Гарри Поттер! — он с отвращением отвернулся и пошел в сторону лифта. — Все, с меня довольно, не могу больше выносить этот балаган.

— Поттер!

Гарри с трудом сдержал раздраженный стон. По коридору к нему бойко ковылял Моуди. Главное — не наброситься с обвинениями! Держи себя в руках, держи себя…

— Профессор? — он повернулся, старательно изображая покорность.

— Куда это ты намылился, Поттер? Слушание еще не закончено.

— Я плохо себя чувствую, профессор.

— Мутит? Голова раскалывается? — Моуди хмыкнул. — В моей группе не место сирым и убогим, Поттер! К тому же, я на тебя кое–какие виды имею.

— Виды? — тупо переспросил Гарри.

— Сейчас ты вернешься в зал и выслушаешь приговор, а потом жду тебя на втором уровне в моем кабинете. Тебя, мисс Лавгуд и, пожалуй, Блейза. Вы, ребята, для меня как манна небесная.

— Так вы думаете, Малфоя не упрячут в Азкабан?

— Азкабан? — Моуди несколько секунд обдумывал, а потом внезапно загоготал на весь коридор.

Гарри поежился от новой порции раздражения. Сколько можно из него недоумка делать?!

— Нет, Поттер, Азкабан ему не светит, не велика птица. Ты сам слышал — ведь слышал? — у нас ни единого прямого доказательства, одни жалкие намеки, одна чушь собачья. Суд на такое не купится. Лишение прав — максимум, на что можно рассчитывать

— Но вы‑то думаете, Малфой виновен?

— Я думаю, у него в шкафу и не такие скелеты найдутся, Поттер. И с теми картами, что у меня на руках сейчас, я останусь в дураках. Но! — Он наклонился вперед, так что его свистящий шепот разобрал только Гарри. — Если мне удастся добавить в приговор кое–какой пунктик, у нас с тобой появится шанс, и шанс немаленький!

— У нас? — не понял Гарри.

— Все, Гарри. Довольно болтовни. После слушания ко мне.

И он поковылял обратно в зал.

— Чего он тебе наговорил? — спросил Рон, который по–прежнему стоял у стены, засунув руки в карманы.

— Бред какой‑то, — отозвался Гарри. Дурное предчувствие надежно обосновалось где‑то внутри него. Черт бы побрал Моуди с его интригами!

* * *

Гарри откинулся на подушки и прикрыл глаза.

Сквозь зашторенные окна проглядывали синие летние сумерки. Деревья за окнами шелестели листвой, отчего световые пятна играли с тенями на потолке и на стенах. Юноша провел растопыренными пальцами по влажным после душа волосам — рука так и осталась лежать на подушке.

Мда, не так он представлял себе стажировку в конце первого курса. Про нее всякое рассказывали. И про Полигон, и про тесты на выживание, и про поездки в Румынию по родовым вампирским замкам и в драконарий. Но Моуди уж что‑то расстарался. Наверное, Гарри должен быть польщенным и ценить доверие — как‑никак настоящее аврорское задание, а не какие‑то там фальшивые схватки с бутафорскими врагами в лесу. Должен быть счастлив и горд. Должен стремиться проявить в себе все то лучшее, чему еще когда‑то давно, в Хогвартсе, пел дифирамбы профессор Дамблдор.

Не получалось.

И Гарри все никак не мог понять, откуда эта неприязнь в его душе.

Он терпеть не мог Малфоя. Раз.

Он не любил интриг. Два.

Он ненавидел, когда его использовали. Три.

И он твердо знал, что существует некое "четыре", вот только слишком туманное, слишком эфирное, слишком трудно определимое.

— Объявляется решение Визенгамота!

— Тщательно рассмотрев все материалы дела, суд постановил, — Кингсли сделал паузу. — Драко Люциуса Малфоя, проживающего по адресу графство Уилтшир, город Траубридж, поместье Малфой–Мэнор, признать виновным по статье тридцать семь "Об ограничении магических контактов и использовании черной магии", пункты эф, эйч, эн и пи, и приговорить к лишению магических прав сроком до десяти лет без права на амнистию, а также полной конфискации родового имущества и частичному аннулированию счетов в банке Гринготтс. Данное решение суда является окончательным и обжалованию не подлежит. Заседание объявляется закрытым.

Даже отсюда, с последнего ряда, Гарри видел, как у Малфоя задрожали губы. Где‑то совсем рядом Рон издал разочарованный стон, Стивен и Джоэни начали бурное обсуждение заключенного пари, а Луна звала его по имени. Гарри не слушал и не слышал.

Драко Малфой поднялся со своего железного трона…

Каково это — десять лет без магии? Каково это для чистокровного волшебника?

…медленно обвел глазами зал…

Каково это — потерять огромное состояние? Родовое поместье и сумасшедшие счета в банке?

Его взгляд наткнулся на неподвижный взгляд Гарри — в расширенных зрачках изумление, недоверие, страх… нет, он еще не до конца осознал весь ужас своего положения. В отличие от Гарри, Драко еще не понял, что значит лишение магических прав. Он еще не успел примерить на себя шкуру таких ненавистных его сердцу магглов, а значит, испытывает лишь облегчение. Все могло оказаться гораздо хуже, верно, Поттер? Ты тоже так считаешь? ПОТТЕР?

Гарри не мог оторвать взгляда. Он слишком хорошо понимал… и, наверное, это жуткое понимание отразилось в его глазах, потому что Малфой дернулся, моргнул, разрывая зрительный контакт.

А потом вдруг улыбнулся. Не одними губами — по–настоящему. Почти весело, почти искренне. Гарри отшатнулся, словно чья‑то ладонь ожгла щеку звонкой пощечиной, и кожа на ней сразу запылала. А Малфой все улыбался…

… и даже сейчас, поздним вечером, перед глазами стояла эта непонятная улыбка. Поверженный враг не должен улыбаться. Он должен проклинать и захлебываться ненавистью, он должен искать пути для отмщения… но не улыбаться…

— Для начала необходимо составить опись имущества, — говорил Моуди часом позже, когда они вчетвером — он, Гарри, Луна и Блейз — сидели в его кабинете и пили отвратительный горький чай с шоколадом.

— Работы где‑то на месяц, но втроем вы справитесь быстрее. Я надеюсь. С формами и бланками ознакомитесь дома в качестве домашнего задания. Ваша задача сосчитать все до последней вешалки, занести в каталог и отправить потом оценщикам. Приступите, как только я оформлю все бумаги. Все ясно?

Обреченные кивки.

Да уж, не Полигон…

— Тогда до завтра.

Моуди поднялся со стула, давая понять, что разговор окончен. Луна и Блейз потянулись к выходу.