Первая удача вдохновила Дробышева. Он подбежал к пулемету, обхватил руками склонившихся к площадке Гаркушу и Тамаева и в перерывах между близкими взрывами прокричал:

— Сейчас они в атаку бросятся. Мы осветим, а вы, как только они поднимутся, бейте на пределе, а потом сразу назад, на следующую позицию.

— Есть, товарищ старший лейтенант, — ответил Гаркуша, — вмажем, аж в том самом Берлине отзовется.

«Ну и орел же этот Гаркуша, все ему нипочем», — подумал Дробышев и спросил второго пулеметчика:

— Как, Тамаев, угостим фрица?

— Так точно, товарищ старший лейтенант, — прокричал Алеша, — патронов хватит.

Как только минометный обстрел стих, Дробышев в разных направлениях выпустил четыре ракеты и сразу же перед нашей, теперь совсем пустой первой траншеей, увидел бежавших группами вражеских пехотинцев.

— Огонь! — закричал он пулеметчикам, но те уже строчили длинными очередями. К ним присоединились очереди автоматчиков, и фашистская пехота, так и не добежав до нашей траншеи, приросла к земле.

— Скорее назад, скорее! — торопил Дробышев пулеметчиков и подбежавших к ним автоматчиков. — Ваши все? — спросил он Козырева.

— Все, идите впереди, — я замыкаю, — ответил Козырев.

Ходом сообщения Дробышев побежал вниз. Топая и тяжело дыша, за ним спешили пулеметчики и автоматчики. Позади, где перед нашей траншеей залегла фашистская пехота, трещали автоматы, потом послышались далекие выстрелы, и мины обрушились на то место, откуда только что ушла группа Дробышева.

«Удачно отскочили, — на бегу радовался Дробышев, — теперь еще на второй позиции повторить такое же и — порядок!»

Но на второй позиции задержаться не пришлось. Над высотой, где размещался командный пункт, вспыхнули три зеленые ракеты. Это означало, что отвод главных сил закончен и группы прикрытия могут, не задерживаясь, отходить самостоятельно.

— Все, товарищи, — сказал Дробышев, — задача выполнена, полк вырвался из окружения, теперь только…

Дикий, сотрясающий вой мин и гул взрывов оборвали его слова. Весь район бывшей обороны полка от переднего края и до высоты, под которой еще не догорели зеленые ракеты, покрылся сплошными всплесками пламени. Вражеский огонь все усиливался и нарастал. Ослепленный, ничего не слыша, Дробышев махнул рукой пулеметчикам и автоматчикам и что было силы бросился по скату вниз, где располагался медпункт батальона. Он до мелочей помнил дорогу к этой незабываемой для него землянке и сразу же нашел ее.

— В укрытие! — не слыша своего голоса, крикнул он и, вслед за солдатами и Козыревым, вскочил в землянку.

Кто-то чиркнул спичкой и осветил окровавленный пол, куски бинтов, ваты, обрывки бумаги. В землянке остро пахло лекарствами. Оголенные стены и потолок мелко вздрагивали. Крохотные оконца, как при сильной грозе, полыхали розовыми отблесками.

— Никого не ранило? — спросил Дробышев.

— Кажется, нет, — ответил Козырев.

Присев на какой-то ящик, Дробышев передохнул и вспомнил вдруг, как впервые в этой землянке встретился он с лучистыми, смотревшими прямо на него глазами смущенной Вали. Видимо, всего полчаса назад, а может и меньше, она была здесь, поспешно собирала вещи, подгоняемая суровой Марфой.

Минометный огонь не утихал. По всему скату высоты, через которую нужно было идти, полыхали взрывы. Неуловимо стремительно летело время. Дальше сидеть в землянке нельзя. Нужно уходить, иначе можно попасть к противнику.

— Иван Сергеевич, — позвал Дробышев Козырева, — прямо через высоту не пройдем, перебьют всех. Придется в обход, слева, там огонь слабее.

— Другого выхода нет, — согласился Козырев.

Когда группа выскочила и побежала влево, где мелькали только отдельные взрывы, из низины от пересохшего ручья, шипя, взвилась ракета, и сразу же ударили автоматы.

— Ложись, — крикнул Дробышев, — немцы!

Вжимаясь в землю от сплошного свиста пуль, он пытался определить, откуда стреляют, но взлетели еще две ракеты и режущий свет их скрыл вспышки выстрелов. Только по звукам Дробышев понял, что бьют не меньше десятка автоматов и где-то совсем рядом, слева за ручьем.

— Огонь! — крикнул он, поняв, что лежать дальше нельзя, и выстрелил из ракетницы туда, откуда доносилась стрельба. Яркий свет выхватил из полумрака скат бугра, низину на месте ручья и распластанные фигуры немцев. Шесть автоматов, а вслед за ними и станковый пулемет роем фонтанчиков покрыли бугор и ложбину, где лежали немцы.

— Вперед! — перекрывая шум стрельбы, крикнул Дробышев и, вскочив, бросился к ручью. Пробежав метров двести, он упал, повернулся и из своего автомата ударил туда, где лежали гитлеровцы.

— Дальше, дальше вперед! — крикнул он подбежавшим пулеметчикам. — Я прикрываю, а потом вы. Огонь!..

Он ждал, что противник вновь откроет стрельбу, но в низине было тихо.

«Или затаились и ждут, или все уничтожены», — подумал он и, вскочив, догнал своих пулеметчиков и автоматчиков. Но едва он упал на землю, как прямо впереди затрепетали коротенькие вспышки и свистящий ветер запел над головой. Дробышев поднял автомат и ударил по вспышкам. Рядом трещали автоматы солдат шестой роты и Козырева. Вспышки мгновенно погасли, и впереди кто-то закричал отчаянно и дико.

— Вперед! Их немного, — скомандовал Дробышев, оглядывая своих людей.

Автоматчики и Козырев, словно подхваченные невидимой силой, мгновенно скрылись там, где кто-то кричал.

— Свободно, товарищ старший лейтенант, — донесся хриплый возглас.

— Вперед! — приказал Дробышев Гаркуше и Тамаеву, лежавшим за пулеметом.

— Шестеро наповал, один ранен, но еще чуть жив, — встретив Дробышева, сообщил Козырев.

— А наших никого не задело?

— Все благополучно.

Откуда-то слева и сзади ударил один, второй, потом третий пулемет. Над крохотной ложбиной, где укрылась группа Дробышева, засвистели пули.

— Иван Сергеевич, — подполз Дробышев к Козыреву, — медлить ни минуты нельзя. Нас могут отрезать. За высотой наши. Выбирайтесь с автоматчиками на гребень. Я с пулеметчиками буду прикрывать.

— Товарищ старший лейтенант… — заговорил было Козырев.

— Ни слова! — резко прервал его Дробышев. — Сейчас вступим в борьбу с пулеметами, и немедленно отходите.

Не глядя на Козырева, Дробышев схватил хобот пулемета, шепнул Гаркуше: «Давай ленту», — и пополз на край ложбины. Вражеские пулеметы били метров с четырехсот из трех мест. В розовом полумраке Дробышев хорошо видел их вспышки и, зарядив пулемет, ударил сначала по левому, потом по среднему и остаток патронов в ленте выпустил по правому.

— За мной, — подхватив пулемет, приказал он Гаркуше и Тамаеву и, не глядя, что делается там, куда он только что стрелял, стремительным рывком отскочил далеко в сторону.

Два фашистских пулемета молчали. Третий полыхнул длинной безудержной очередью по той самой ложбине, откуда только что выскочил Дробышев с пулеметчиками.

— Припозднився, хриц разнесчастный, — вставляя новую ленту, зло бормотал Гаркуша. — Пуляй, пуляй, сейчас мы те вмажем.

Дробышев, как на стрельбище, неторопливо установил прицел, старательно прицелился и, стиснув рукоятки, нажал спуск. Удерживая дрожавший пулемет, он стрелял до тех пор, пока не погасил вспышки фашистского пулемета.

— Берите пулемет, за мной, — сказал он пулеметчикам и, тяжело дыша, поспешно побеждал вверх по скату.

Позади гулко ахали взрывы, суматошилась беспорядочная стрельба, доносились какие-то крики.

Выбежав на гребень высоты, Дробышев увидел какие-то кучи и услышал радостные голоса:

— Сюда, сюда!

— Наши, — прошептал он и почувствовал, как, подкашиваясь, слабеют ноги.

Неуверенными шагами подошел он к ближней куче и увидел башню и ствол танковой пушки.

— Товарищ старший лейтенант, — узнал он голос одного из своих автоматчиков, — старший сержант вот…

— Что, — бросаясь к лежавшему на земле Козыреву, проговорил Дробышев, — что с вами, Иван Сергеевич?

— Да подранило малость, — устало ответил Козырев.