«Я никогда не сумею…»

Поначалу она искренне старалась измениться. Не одевалась, как раньше, не говорила, не ходила и не смеялась, как раньше. Думала, прежде чем открыть рот. Не выходила из дома без шляпы. Носила перчатки. Улыбалась всем этим занудам. Клара давала ей кучу советов, которые не мог дать Винсен, потому что любил жену такой, какая она была. Но настал момент, когда Магали поняла, что люди смотрят на нее снисходительно или с пренебрежением, а она не хотела позорить мужа и его семью, не хотела быть гадким утенком. Тогда, чтобы не сказать или не сделать глупость, она сочла за благо отмалчиваться. И сидела неподвижно в своем углу с деланной улыбкой, даже если умирала от скуки.

– Ты мадам Винсен Морван-Мейер, будь же благоразумна, не позорь их… – сквозь зубы твердила она.

Она выбрала белое пикейное платье с золотым пояском и надела туфли-лодочки, от которых наверняка весь день будут болеть ноги.

– Вот и все… – вздохнула она, застегивая жемчужное колье.

Дети, должно быть, играют в парке под присмотром няни, – Клара наняла на лето девушку из агентства «О'пэр»[26]. Магали заторопилась к ним вниз по лестнице и чуть не сшибла мерно спускавшегося Шарля.

– Доброе утро. Как вы себя чувствуете? – певуче спросила она.

– А вы? Хорошо спали?

При этом он даже не взглянул на нее. Неужели он все лето будет ее игнорировать? После свадьбы, когда она спросила, как к нему обращаться, он ответил, что его зовут Шарль и никак иначе. Таким образом, он дал ей понять, что не желает слышать от нее слово «отец». А она так хотела называть его отцом, ведь у нее никогда не было своего. Сколько тепла она вложила бы в это слово, но Шарлю это было совершенно не нужно. Однажды Винсен взял ее с собой во Дворец правосудия на последнее заседание какого-то громкого процесса. Шарль произнес там блистательную речь, из которой она ровным счетом ничего не поняла. Но она видела реакцию Винсена, присяжных, да и всего зала, а на следующий день об этом писали в газетах. Ее свекор был известным адвокатом, ему везде курили фимиам, но она не могла полюбить этого замечательного человека. В лучшем случае она считала Шарля холодным и расчетливым и не понимала, как Винсен мог так любить его. И так думала не одна Магали: Ален тоже возводил глаза к небу, как только речь заходила о дяде.

Возле двери, ведущей на кухню, Шарль посторонился, пропуская Магали с обычной вежливостью; женщина прошла мимо него с гордо поднятой головой. За столом сидели Клара и Мадлен, Магали с вымученной улыбкой поцеловала их. Она бы все отдала, лишь бы оказаться в другом месте и не играть доставшуюся ей роль. Без особого энтузиазма она предложила:

– Хотите чаю, Шарль?

– Спасибо, я предпочитаю кофе.

Нет, она совсем не знала ни его вкусов, ни его привычек. Но ее это мало трогало.

– Я недавно молола зерна, возьмите в мельничке, – вежливо произнесла Клара.

Они были на «вы» в собственной семье, и эта привычка прекрасно поддерживала непреодолимые барьеры. Впрочем, никто и не горел желанием сблизиться с Магали. Вряд ли тут когда-нибудь забудут, что до брака с Винсеном она убирала в домах. Мыла полы у людей, которые были друзьями Морванов, которые приходили к Морванам на ужин. Эти люди теперь кланялись ей и целовали руку. Ей, женщине, которой они платили шесть франков в час, чтобы она вынесла их мусор и отчистила кастрюли!

Магали чуть не ошпарилась, когда наливала воду для кофе: ее руки задрожали. Она пыталась освоиться в этом огромном доме, ей казалось, что у нее получается, но Морваны всякий раз указывали ей, где ее место. Неловкая и несчастная. Она даже не знала, кто управляет домом. Клара? Она сама? Или Изабель с этим своим насмешливым взглядом? Кто заботится о питании? Завтра приедет Мари, потом Готье и Шанталь, Даниэль, сколько человек будет за столом?

От легкой тошноты у Магали закружилась голова и подкосились ноги, она удержалась за край раковины. Откуда-то до нее донесся приглушенный голос Мадлен. Но когда она уже была готова упасть, кто-то уверенно обхватил ее за талию и опустил на прохладную плитку пола. Дурнота быстро прошла, и, открыв глаза, Магали увидела склонившееся над ней обеспокоенное лицо Шарля.

– Хотите, я вызову врача?

Она попыталась встать, но он удержат ее.

– Не шевелитесь.

Он стоял на коленях рядом с ней и вдруг показался ей совсем другим: не таким чужим, а почти заботливым.

– Ничего страшного, – быстро заговорила она. – Похоже, я жду ребенка.

Жаль, что ей стало дурно здесь, лучше бы это произошло в саду, там бы она быстрее отдышалась, прижала к себе детей.

– Это чудесно! – ответил Шарль с улыбкой, которой она не знала. – Винсен нам ничего не говорил.

– Он еще не знает, вы первый.

Не успела она что-то добавить, как Шарль поднял ее и отнес в гостиную на диван.

– Отдохните.

Он очень странно смотрел на нее, он был взволнован и почему-то грустен, впервые она заметила его ясный светло-серый взгляд. Такой же, как у Винсена. Магали зажмурилась от солнца, и Шарль задернул штору. Потом он молча вышел.

В вестибюле он замер, не снимая руку с дверной ручки, и предался своим мыслям. Значит, он в третий раз станет дедушкой? И эти обязательства никогда не кончатся? Интересно, а какими словами Магали сообщит это Винсену?

«Шарль, мне кажется, мальчикам скучно». Так Юдифь сообщила ему, что ждет третьего ребенка. Чудную девочку с черными глазами. Ее назовут Бетсабе, и она никогда не станет взрослой.

Он невольно посмотрел в другой конец вестибюля, на дверь кабинета, прямо напротив библиотеки. Бетсабе, Юдифь…

– Шарль! Ей лучше? Звать доктора Сераля или нет?

К нему подошла Клара: улыбающаяся, энергичная, готовая, как всегда, взять ситуацию в свои руки.

– Нет, не надо, – невнятно проговорил он и ушел.

Он любил и уважал мать, но иногда жалел, что послушался ее, что подчинился ее требованию.

Шарль решительно направился в кабинет, а Клара с досадой смотрела ему вслед. Несколько минут назад он был внимателен к Магали, и у Клары зародилась надежда. Может быть, это лето будет отличаться от остальных. Может, Шарль снова станет заботливым, любящим семью, веселым… Но нет. Было слишком поздно.

С большим букетом цветов Винсен поехал в Эгальер. Он не предупредил Одетту о своем приходе – у нее не было телефона, – но она открыла почти сразу же и очень удивилась и ему, и гладиолусам.

– Ты? То есть вы?.. Уж не знаю, как к тебе… Входи!

В сторону условности: она знала его слишком давно, чтобы «выкать». По темному узкому коридору Одетта провела Винсена на кухню – это была самая большая комната на первом этаже.

– Как хорошо, что ты зашел, – сказала она, указывая ему на соломенный стул. – Хочешь анисового ликера?

Вопрос был задан просто так: Одетта уже ставила стаканчики на стол. Накапав туда ликера, она щедро залила его водой из кувшина.

– Как ваши дела, Одетта? – вежливо поинтересовался он.

Она достала из стенного шкафа большую терракотовую вазу и поставила туда цветы.

– Неплохо. Только вот я скучаю. И еще как!

Она сказала это спокойно: ей в самом деле не нравилось, что она больше не работает. На этом настояла Клара, но Одетта привыкла к работе кухарки. Конечно, она прекрасно понимала, что не может больше стоять в Валлонге у плиты, но она могла бы работать в другом месте, общаться с людьми, готовить на какую-нибудь большую семью.

– Приходите к нам почаще, ваши внуки скучают, – добавил он.

От его доброты Одетта растрогалась еще больше. Парнишка всегда был само очарование, даже когда был от горшка два вершка. Воспитанный, без тени надменности, с неизменной веселой улыбкой. Она ласково смотрела на него и удивлялась, что теперь он стал ее племянником. Она – тетка самого Винсена Морвана-Мейера, авиньонского судьи! Одетта не могла поверить, что он женится на Магали. Она предостерегала свою малышку из самых добрых побуждений и однажды даже имела смелость обозвать Винсена мерзавцем. Тот смиренно выслушал ее, а потом спокойно сказал, что собирается жениться. Тогда он совсем не убедил Одетту, но, в конце концов, повел-таки девчонку к алтарю!