- Вопросов нет! - с готовностью выпалила Сеня и приготовилась слушать.
Глава 4
ПРОШИН РАССКАЗ
И Проша рассказал ей свою историю. С давних-предавних времен жил он в одной семье. Следил, чтобы в доме достаток был, чтоб был он - полная чаша, чтоб не знали его домашние нужды и забот. Все шло своей чередой: шли годы, рождались дети, старики умирали... А за порядком, исстари заведенным в семье, следил домовой. Если кто был невнимателен к близким, он того поправлял. Как - про то не сказал. Только каждый в семье вовремя понимал, что делает что-то не так, и стремился исправиться. Потому что с давних пор повелось в их семье учиться любви - а это самое наиглавнейшее в жизни дело, - так говорил домовой. Это труд - и нелегкий - любить своих близких! Для этого душу свою надо питать, выращивать, не давать ей покою... И никогда не говорить: мол, я такой, какой есть - таким меня и принимайте! Так говорят типичные жухлики, - объяснял Проша, - которые никого, кроме себя не любят, а - знай - растекаются студнем по жизни и сами себя обкрадывают!
Сеня слушала, раскрыв рот, и конечно, далеко не все понимала. Но смысл Прошиного рассказа в общих чертах улавливала и жадно впитывала - как воду цветок, который забыли полить.
Потихоньку - год за годом строил Проша жизнь в своем доме. Он действовал скрытно - книжки своим подсовывал, привлекал в дом людей таких, которые и сами кое-что поняли, и другим открывали глаза... Волнуясь, он объяснял своей слушательнице, что главное дело - помочь людям заботится о душе! Не ограничивать жизнь заботой о пустяках - он называл пустяками все, что связано с бытом и суетой... Ведь об этом он и сам позаботится! Он как бы помогал своим высвободить души из плена земных забот - и они начинали расти! И крепла семья год от года. И жила в ней любовь. И не умолкал в доме смех. И каждому, кто в нем бывал, дарил он частичку тепла и света, от которых многим стало радостней жить...
Однако, тот путь, которым Проша повел своих, многим не нравился. Домовые и те, которые в иерархии духов стояли над ними, считали, что он занимается не своим делом. Что это привилегия ангелов - к любви направлять, а вовсе не домовых! И много у Проши недругов завелось. Считали, что он высовывается! Что перед чистыми хочет выслужиться... Подумывали, что он намерен переметнуться, хотя и знали, что это практически невозможно. Не заведено! Раз ты домовой - то и веди себя как домовой и стремиться к высшему не моги!
А Проша всегда хотел чего-то большего. Мечтал чистым сделаться... А на языке духов это означало - преобразиться. Трудное это дело! И множество темных сил на земле стремится этому помешать! Чтоб не смели ни люди, ни звери, ни бесплотные существа взор к небесам поднимать и радоваться! И силы зла наслали на Прошу врага - беса мерзейшего, чтобы тот во всем ему противостоял и во все дела его вмешивался. И бес этот Прошу стал изводить а был он в темных делах так силен, так что Проша частенько перед ним пасовал и перед властью его робел.
Проша сетовал, что допустил в свою душу страх, а тот, кто боится, слабеет, воля в нем гаснет и ни на что путное он не способный делается. Так и случилось: хаос проник в его обогретый любовью мирок... Тут-то все и пошло кувырком.
Сначала не без помощи Самого - так Проша прозвал вредоносного беса, у его семьи отобрали дом - двухэтажный особнячок в одном из старинных переулочков на Арбате. В доме этом жило не одно поколение пока не настал двадцатый, последний для семьи век. Перебрались на Грузины - в две комнатки неподалеку от Зоосада. Сыро, тесно, темно... Но его домашние не унывали ведь они привыкли не слишком уделять внимание быту и продолжали делать свою работу - и скрытую, незаметную и ту, которая всем видна. Они говорили, что испытания только душе на пользу...
Потом главу семьи, а потом и жену его посадили в тюрьму. Ни за что! Они никого не убили, ничего не украли - просто были верующими... Время настало такое - страшные дела по Москве стали твориться: по ночам у подъездов тормозили машины с решетками - "воронки" и хмурые люди с мертвыми глазами выводили из дома и сажали в машины людей, иногда целыми семьями...
Говоря об этом, Проша заметался по комнате, сжав голову лапами. Он говорил, что бесы в те годы взяли власть над людьми. Вековечная битва сил света и тьмы продолжалась. Зло наступало и бесы в людском обличье стали бесчинствовать на земле. И жуткий их нечеловеческий вой, который по счастью люди не могут услышать, стоял над Москвой. Церкви были разрушены. Веровать было нельзя.
Проша говорил, - сбивчиво, запинаясь, волнуясь, - что коротенькая жизнь здесь, на земле - только подготовка. К тому, что будет потом, после второго рождения. Люди его называют смертью. А вот что там будет - зависит от того, как тут жил... Как к будущей жизни готовился. Прошины домашние не боялись смерти. Они знали, что она - только начало. Рождение заново. Освобождение души из земного плена. Чтобы, легкая, устремилась она к Небесам!
- Да, - уверял он, - чистый не знает страха! Страх живет в той душе, в которой грязи и сора много. А мои-то ничего не боялись... И почти все погибли. Теперь они, милые, глядят на нас. И помогают, да, помогают! - он всхлипнул и утер слезинку кисточкой указательного пальца.
- Прошенька, а чем... помогают? - не утерпела Сеня, до сих пор слушавшая его рассказ, затаив дыхание.
- Они силы дают своим. Тем, которые с ними связаны. Которые принадлежат к их роду...
- А если прожил... как это сказать? Плохо? Если тут ничего хорошего не успел?
- Такие потомкам своим - как кость в горле. Вся их мерзость потомкам передается и мертвым грузом на них повисает. Жить с чистой душой мешает. Вот так!
- А те, которые уцелели? Ведь не все же погибли? - разволновалась Сеня.
- Вот тут-то и собака зарыта! Моя вина. Не доглядел я... - и Проша отвернулся, чтоб Сеня не видела как сморщилось от горя его лицо.
- Ты не хочешь рассказывать?
- Тяжело это - больно мне. Ведь вина-то моя! И не знаю теперь, удастся ли искупить...
- И все-таки расскажи. Сам ведь говорил, что я все про тебя должна знать.
- Да знаю, не учи ученого!
И Проша рассказал Сене, что осталось в его семействе две незамужних сестры. Старшую звали Варенька. После несчастья с родителями она постриглась в монахини и всю свою жизнь провела в Рождественском монастыре. Она была казначейшей - хранительницей монастырских сокровищ. Бесценные богатства вверены были ей: драгоценная утварь, иконы в золотых ризах, украшенных самоцветами, книги старинные редкие... всего и не перечислишь. А когда в советское время монастырь закрыли, то кельи монахинь отдали под жилье, а её, Варварушку, не погнали, на прежнем месте доживать век оставили.. Только теперь Варвара жила, хоть и на старом месте, да только в миру - среди людей. Было тогда ей немало лет - уж за восьмой десяток годочков перевалило. И как встарь хранила она в своей крохотной келейке бесценные сокровища. Но про это никто не знал...
А вторая сестра - Прасковья, Пашенька вышла замуж. За человека, который жил в деревне в здешних подмосковных краях.. И перебралась сюда. И родилась у неё дочка Людмила - Милочка.
- Так, что ж тут плохого? Все хорошо!
- Нет, с тобой невозможно... Не буду рассказывать! Ты научишься слушать когда-нибудь или нет?!
- Ой, Проша, прости пожалуйста. Я больше не буду перебивать, честное слово!
- Ладно, поглядим чего стоит твое честное слово. Так вот. Тут в деревне колдунья жила. Ведьма сущая. И был у неё сын - Семен. Так себе, человечишко, ни рыба ни мясо... Одно слово - пустое место. И задумала ведьма сына своего на Миле женить. Потому как была она красавица писаная. А Мила - та на Сеньку и внимания не обращала. И тогда околдовала ведьма Милушку. И стала та за Сенькой как приклеенная ходить.
- И что было? - Сеня глядела на Прошу во все глаза. История эта так её взволновала, как будто речь шла о самых ей близких людях.
- Ну, а мать Милы Пашенька - та дочери запретила даже думать о Сеньке беспутном. А тогда не то, что теперь, родительского слова боялись ослушаться. И велела Паша дочери на иконе поклясться. На чудотворной иконе Божьей матери, что хранилась в сестриной келейке Рождественского монастыря. Для того они с Милой специально в Москву ездили. И та поклялась, на коленях икону перед матерью целовала... что никогда о Сеньке и думать не станет.
