- А Варвара? Что она им сказала?
- Варварушка против клятвы была. Говорила сестре, что не нужно дочь принуждать. Что молиться за неё надо - тогда Господь всякую думу темную отведет и все по воле его устроится. Но Прасковья уж очень за дочь боялась. Так боялась, что и не сказать! Она толком и сама не знала, чего боится, только страх всеми думами её завладел. А раз в сердце матери страх, значит плохой она дочке помощник. Сила вся в ней этим страхом развеяна. И любовь её от страха во зло обернулась. Стала она сущим деспотом. День и ночь за Милой доглядывала, ни в чем ей не верила, на хорошее не надеялась. А только ждала плохого...
- И что было?
- Сама понимаешь! Я ж говорил, что бывает, если страх в семье поселяется. Мысль её воплотилась - и беда не замедлила. Ведьма Милушку опоила - злые чары навела. И та клятвы своей не сдержала - сбежала с Сенькой! А Прасковья слегла от горя и перед смертью дочь свою прокляла.
- Ой, какой ужас!
- Вот именно, ужас. Страшный грех дочь совершила. Но и мать её в том виновата тем, что мало на Бога надеялась и страхом своим темным силам дверь отворила. И уж последнее дело кого-либо проклинать. А уж тем более дочь родную!
- Но ведь Мила не виновата! Ее же околдовали!
- Э-э-э, никакие чары сердце чистое не проймут!!
- Проша, а в чем твоя-то вина?
- Я ведь их упустил, а должен был беде воспрепятствовать. Я тоже тогда в расслаблении был. Очень уж недруг мой Сам тогда в силу вошел и в разгар всех событий сманил меня из дому. Известие я получил, что меня срочно на тайный сход требуют.
- Что за сход?
- Ну, вроде собрания духов. Когда самые важные дела решаются. Такой сход у всяких духов есть - есть и у домовых. Ну вот, я туда - а схода никакого и нету! Обманул меня Сам - туману напустил. Он и ведьму подбил моих извести, через неё действовал. И пока меня не было, Прасковью на проклятье навел. А нет ничего страшнее, чем материно проклятье! Через него не одна судьба рушится - и потомки страдают. Все в их жизни идет наперекосяк. Пока не изжит будет грех того, через кого проклятье весь род заклеймило...
- А что стало с Милой?
- Что стало - ничего. В прах жизнь развеялась! С Сенькой не сложилось у неё - как чары действовать перестали, она к нему охладела. А мать не вернешь! А проклятье-то душу точит! И вся она, бедная, стала точно бумага, в воде размоченная. Много мучилась - и горела, и болела, руку ей отняли... С тех пор все в семье сикось-накось пошло. И я ничего с этим поделать не мог - проклятье весь род под откос ведет, точно поезд... Сын у Милы родился и, как вырос, одно себе в голову вбил: как бы разбогатеть! И этак наладился - схватить куш и убежать, а там хоть трава не расти... И денег, полученных этим манером, он не ценил. На ветер пускал. И много через него бед учинилось. А я ничего с ним поделать не мог: от веры он отвернулся, по скудному своему разумению жизнь строил - и вся семья его так. Вот она и порушилась. Последыш один остался. Живет бобылем - ни семьи, ни детей...
- Проша, а ты...
- Бросил я последыша этого. Муторно стало с людьми! Опять же, Сам - он этим последышем завладел и во всем гнул свою линию. Тот и воровством не гнушался, а теперь, слышу, и похуже дела стал творить...
- А он... последыш этот... в здешних местах живет?
- Нет, переехал. Квартиру в Москве купил. Престижную, как теперь говорят, - в самом центре. Неподалеку от того самого особнячка, которым прежде семья владела. Только место само по себе ничего не значит... Пустое место - вот что теперь его дом! Ни радости в нем, ни любви...
- Проша, а ты не жалеешь? Ну, что оставил его...
- Жалею - не жалею... А, да что там! - Проша опять заметался по комнате. - Прежде, если в новый дом переезжали, не забывали про домового звали с собой. С уважением подходили к нашему брату. А этот... и позвать позабыл. И вообще...
Проша весь скривился - вот-вот заплачет - просеменил к столу, опрокинул рюмочку и забился в кресло, сжав голову лапами.
- Проша, Прошенька! - Сеня кинулась к своему другу, по пути запуталась в полах пледа и грохнулась посреди комнаты. Он всплеснул лапами, подскочил, в один миг оказался возле неё и принялся растирать ей ушибленную коленку, в плед поплотнее укутывать...
Так и сидели они на полу друг против друга - нежить и дитя человеческое! В потайном прибежище под землей.
- Проша... - почесав шишку на лбу, всхлипнула Сеня. - А что с Варварушкой стало? Ну, с той монахиней?
- Ох, и не спрашивай! Убили её.
- Как убили, кто?
- Люди. Видно, прознали, что у неё в келейке монастырские сокровища спрятаны. Топором зарубили и келейку обокрали. Только иконы чудотворной той, что в золотую ризу одета была, не нашли. И книг не нашли, а книги бесценные у неё хранились. А одна... так той вообще цены нет. И был ещё у неё один крест...
- А что за крест?
- Ох, Колечка, лучше не спрашивай и так тошно... Нательный крестик её. В нем частица самого Голгофского креста была вделана, на котором Христа распяли. Силой великой обладал этот крестик против бесовской нечисти, боялась она его, как огня! Даже Сам от него шарахался, и к Варварушке подступа не имел.
- И что ж теперь делать? - Сеня почувствовала, что слезы наворачиваются на глаза. - Как же быть теперь?
- Как быть? - Проша почесал за ухом, машинально повторив её жест. Надо снова в семью идти. Грех свой искупать и новую жизнь налаживать. Видно, не видать мне покоя. Видишь - гнездышко оборудовал, думал буду жить тут один тихо-спокойно. Ан не получится! Сама знаешь: предупрежденье мне было послано, когда дерево рухнуло и меня придавило.
- Это что ж, дерево и было предупреждением?
- Ну да! От удара грома-молнии духа нечистого может совсем развеять. Особенно, если молния светит крестообразно.
- А так бывает?
- Бывает, Колечка, все бывает! Такое, что и вообразить невозможно... Ну вот. В этот раз меня не убило, а только придавило слегка. Читай так: если за ум не возьмусь - сотрут меня с лица земли!
- А что значит взяться за ум?
- Исполнять то, что на роду предназначено. А мне назначено при людях быть, а не прятаться в норке, как мышь какая-то! Домовой - он ведь слуга человеческий! Он к дому приставлен, чтоб порядок в нем наводить. Нет, не согласный я, что мы нечисть! Мы благое творить должны. Вот и я должен, засиделся без дела... Пора!
- А как же ты теперь? К последышу в дом вернешься?
- Нет, не вернусь. Забыл он меня. Бросил. Или, точнее сказать, я его бросил. Понимай, как знаешь... Только обиду эту мне не превозмочь - я к нему не вернусь. Да и семьи больше нет, один - не семья!
- А ты сам чего бы хотел?
- Сам-то... Я в семью хочу. Чтоб все было как положено. Надоело бобылем жить. Только все тянул - не решался никак! Вот мне сверху-то и напомнили! И открыли мне: тот, который тебя спасет, на помощь придет, твой с этих пор и есть!
- И что же? Вроде бы, пока все сходится. Я тебе на помощь пришла значит мы теперь вместе. Значит я твоя и есть. Правильно?
- Точно. Все так.
- А то, что меня тоже Сеней зовут... ну, как гада того... Это что совпадение?
- А про это думай сама - совпадение или нет... Только знай, что на земле ничего случайного не бывает. Но вообще-то ты ведь не Сеня - Ксения...
- Ты теперь снова будешь семью искать?
- Зачем же? Уже нашел.
- И какая же это семья?
- Обыкновенная. Непутевая больно... Да ты её знаешь - твоя ведь семья!
Глава 5
ЗАМЫСЛЫ,И ПРОЖЕКТЫ
- Моя! - Сеня так и застыла с раскрытым ртом.
Проша, удовлетворенный её реакцией, степенно прошел к столу и разлил чай по чашечкам. Судя по зазмеившемуся над ними дымку, чай был горячий! Сеня подивилась, конечно, но виду не подала. Будто только и делала, что пила обжигающий свежезаваренный чай, налитый из чайника, который не меньше часа простоял на столе и давно должен был бы остыть...
- Ну что, довольна? - домовой навалился на стол, заглядывая ей в глаза.
