Распорядитель, сопровождаемый вооруженным солдатом, заспешил к возможным беглецам. Тем пришлось спрыгнуть с перрона вниз и оттуда помахать Марте в знак приветствия и прощания.
- Ви, двое, пошьему не соединяться к товарищей низ?
Этот вопрос обращен был к приблизившимся было Андрею и Марте, которых он из-за одежды принял, видимо, за своих подопечных.
- Мы не уезжаем, мы провожающие, - пояснил Андрей. Тот поверил.
И тут до наших агитаторов дошло: не только всех четверых, но даже Леньку вернуть не удастся...
- Все насмарку!.. Поздно хватились, ек-карный бабай! Но так этого оставлять нельзя. Ты, Марта, останься, а я - я проеду с ними. В вагоне объясним с Лехой, что к чему, и как только паровоз где-нибудь сбавит скорость, спрыгнем на ходу. Ждите нас через...
- Я - с тобой! - решительно заявила Марта. - И не настаивай, не теряй зря времени!
Спорить было бесполезно и некогда - началась погрузка в первый вагон и он уступил:
- Ладно, так и быть... Таня, если мы задержимся, то дня через два сходи на Красную (он назвал адрес Зои), скажи хозяйке или ее дочери, почему мы не вернулись вовремя. Больше - никому! До встречи!
Марта последовала было за ним, но через несколько шагов вернулась к Тане:
- Это вам с мамой, - достала из рукава фуфайки пачку денег и сунула в сумочку растерянной подруге. - Здесь с полтыщи марок. Мы прихватили их на случай, если не удастся уговорить ребят словами. Теперь убедим и без денег. Пока, Танечка, скоро увидимся, - и, поцеловав вконец ошеломленную подружку, кинулась догонять Андрея, зачем-то направившегося к офицеру-распорядителю.
- Пан, мы пришли проводить друзей, но в последнюю минуту решили тоже поехать в Германию на заработки. Можно? - спросил он.
- Та, кане-ешно! Ви - молодец. Присоединяться!
- А ничего, что у нас нет при себе документов?
- Нишево, нишево! Токумент оформлять на месте. Тобро пожаловает феликую Германий!
Посадка шла организованно и быстро. Первыми по трапу поднялись в вагон девчонки, их было около двух десятков. Затем трап переставили ко входу следующего вагона, в который запустили до тридцати ребят - и так до оконечного. В каждый вагон последним поднимался вооруженный автоматом солдат. С перрона процедуру провожания и посадки снимала кинокамера.
Андреев вагон (назовем его так для краткости) загруженным оказался неполностью: сюда осталось всего пятнадцать отъезжающих, и половина "купе" пустовала. В нем не было ничего, кроме голых нар.
Когда состав наконец тронулся с места и, набрав скорость, оставил позади жилые застройки, пацаны, кто не успел на станции, по очереди мочились в приоткрытую дверь; приставленный для порядка солдат, не говоривший по-русски, милостиво разрешал это делать. Не обращал он внимания и на то, что шестеро недочеловеков скучковались в дальнем углу и о чем-то шушукались. 0 чем - читателю догадаться нетрудно: теперь уже трое агитаторов вели обработку остальных мартиных одношкольников.
Разагитировать их большого труда не составило. Главным в доводах было то, что Марта разоблачила "эту гнусную фрицевскую хитрость, подслушав их разговоры между собой". Решено было твердо: сбежать, чего бы это ни стоило! Если не удастся сделать этого на подходе к остановке, когда снизится скорость до безопасной для Марты, то дождаться, когда поведут в столовую так было обещано начальством.
Однако, поразмыслив здраво, от первого - спрыгнуть на ходу - пришлось отказаться. Во-первых, солдат - как быть с ним? Можно, конешно, отняв автомат, и "треснув им по северному полюсу", фрица обезвредить. А что станется с остальными, если откажутся последовать их примеру? Кроме того, Андрей опасался за Марту - а ну как снова повредит ногу, как это случилось на базаре.
- Я не очень верю, что нас станут водить в столовую, как вам обещали на бирже, - подвел он окончательный итог. - Скорей всего, будут кормить в вагонах. Но в туалет-то сводить обязаны. Здесь даже параши нет. И вот тут мы обязательно слиняем. Не на первой станции, так на следующих.
- А как станем домой добираться, чем питаться? - спросил Гриша.
- Главное - что мы останемся на Родине, а домой доберемся! Но спешить с этим не надо: там нас, вернее - вас, найдут и в лучшем случае отдубасят так, что мало не покажется. А питаться - вот у меня пачка ихних денег, - достал он из рукава несколько бумажных купюр. - Тут хватит всем и не только на еду. Где взял? Это неважно. Добрые люди дали на случай, если бы вас не удалось отговорить от поездки в рабство.
Долго еще совещались они, стараясь заранее предусмотреть возможные отклонения от намеченного плана. Одного только не смогли предусмотреть: на первой же станции - это была Усть-Лабинская - все вагоны, едва состав остановился и автоматчики спрыгнули вниз, были безо всяких объяснений закрыты наглухо и взяты на запор...
Спустя какое-то время дверь андреева вагона слегка отъехала, в проем швырнули с дюжину легких одеял, подали пару фляг. Одна оказалась с питьевой водой, другая - пустая, справлять нужду; затем дверь задвинули, снаружи клацнул запор.
Потолкавшись взад-вперед - похоже, добавляли вагонов - поезд, теперь уже наверняка, взял маршрут на Германию. В отличие от того, с продовольствием, этот шел с коротенькими остановками круглосуточно. Трижды по утрам на каких-то станциях меняли фляги да кидали, как собакам, по булке черного хлеба на брата. Под монотонный стук колес на стыках минуло по меньшей мере трое суток...
Л и ш ь на территории Польши режим сменили на более щадящий. Здесь всех пересадили в другой поезд. Пассажирский. Им вагон попался с санузлом и умывальником, с удобными сидениями и спальными полками. Правда, набили, как в бочку селедок, но зато, впервые за все время, хорошо покормили.
Вскоре за окнами стали проплывать ухоженные, с аккуратными двориками, без следов войны, деревни. На полустанках - надписи по-немецки, обилие портретов Гитлера - ехали по германской земле. Приходили глазеть на диковинных пассажиров местная ребятня и взрослые, по большей части женщины. Из их разговоров Марта, а с нею и неудавшиеся возвращенцы, окончательно убедились: привезли их сюда в качестве рабочего скота, и жизнь их ожидает скотская...
Стоит, видимо, упомянуть: за время следования никто из посторонних не заподозрил в Марте представительницу другого пола. И еще: пятеро ее друзей спаялись в дружный коллектив, если не сказать - семью. А где дружба да сплоченноить, там, как известно, и сила. В андреевых вагонах - и когда ехали взаперти, и после - поддерживались дисциплина и порядок. Решительно пресекались нецензурщина, характерная для мужских обществ, чьи бы то ни было поползновения качать права и верховодить или делать что-либо такое, от чего Марте пришлось бы краснеть.
Однако близился конец пути и час, когда всех ее защитников разберут бауэры и прочие хозяйчики, а то и рядовые обыватели себе в услужение. Мужчины здешние все на восточном фронте, вкалывать на земле, на фабриках-заводах некому - вот и везут молодежь с оккупированных территорий. Триста человек, если не больше, из одного только Краснодара!
По мере продвижения в глубь страны вагоны освобождались от чужеземных пассажиров, и ребятам представлялась такая картина: их придирчиво осматривают, ощупывают, выбирают на свой вкус жены воюющих, вдовы, инвалиды или престарелые... Как еще недавно делали это в отношении негров на невольничьих рынках. Только тогда рабов покупали, а теперь - бери бесплатно. Противно и страшно!..
Подобная участь тревожила и пугала, особенно Андрея с Мартой: быть ли им вместе или хотя бы поблизости друг от дружки, чтобы видеться хоть изредка? Неужели пути разойдутся и они потеряются навсегда? Такое вполне возможно, и сердце не находило покоя...
Поможет ли и на этот раз заветный талисман - подарок Андрея в день ее четырнадцатилетия? - думала она. Эта линзочка от бинокля комиссара хранится бережно у самого сердца - под левой грудью в специальном кармашке лифчика, куда зашила ее будучи у партизан.
