— Не стоит об этом говорить, ваше сиятельство, — горячо возразил старик, — я ведь знаю, что у господ мушкетеров расходов много, а доходов мало.
— Значит, ты понимаешь это дело верно! — смеясь, вскричал Этьен и взялся за стакан. — Пить мне действительно хочется, и за вино спасибо, но больше мне ничего не нужно. А чтобы ты не думал, что мушкетеры такой народ, который задаром станет опивать тебя, возьми в залог вот этот кинжал.
И он подал старому солдату кинжал, который подарил ему Бекингэм.
— Ах ты, Господи! — вскричал старик, в котором расходилась старая солдатская струнка, — да я отродясь не видел такой чудесной штуки!
— Ну, вот и оставь его покуда у себя.
— Это в залог-то? Эх, ваше сиятельство, грех вам так думать о старом Гаспаре! Хорош бы я был, если бы взял от такого благородного и храброго господина залог за пару стаканов вина. Когда-нибудь рассчитаетесь со мной. А если и забудете, так что за важность!
— У тебя добрая и честная душа, старина. Однако мне пора!
— Еще одно слово, ваше сиятельство, еще только одно слово! Часа два тому назад заходили сюда два человека. И очень уж что-то они мне не понравились. Я стал к ним приглядываться и слышал, что они промеж себя говорили. Сдается мне, что то было про вас или про кого-то из ваших друзей.
— Что ж такое они говорили?
— По имени они никого не называли. Один только такой высокий…
— И с черной окладистой бородой?
— Так точно, ваше сиятельство.
— А у того, что поменьше такое гладкое бледное лицо?
— Так значит, вы их уже знаете, и я отгадал верно?
— Они ехали из Лондона через Гастингс?
— Да, и хотели ночью же пуститься в Париж.
— А что они говорили обо мне?
— Я слышал только, что они толковали о каком-то тайном деле. Большой сказал, что они очень опередили кого-то, а маленький и говорит: «Ну, теперь уж ему не увернуться от нас. Он и лошадь свою здесь оставил». Потом сии стали шептаться, а там заплатили по счету и ушли. Я хоть и не знал, что вы сегодня приедете, а все-таки сейчас же подумал о вас, пошел в конюшню и запер вашу лошадь. Да и хорошо, что пошел, потому что сам видел, как эти мазурики шатались здесь неподалеку. И что им только было нужно!
— От них можно ожидать всего на свете! Верно, они хотели убить мою лошадь, чтобы мне нельзя было ехать дальше.
— Я запер конюшню покрепче и кликнул работника. Могу поклясться, что они задумали что-то недоброе, оттого и предупредил нас.
— Спасибо тебе, старина! Ну, счастливо оставаться.
— А вы взяли с собой пистолеты?
— Все в порядке, ехать можно! Кстати, у тебя славное вино, старина, я выпью еще стаканчик на дорогу, и, надеюсь, не забуду, что я твой должник.
— Да не стоит говорить об этом, ваше сиятельство! — засмеялся старик, радуясь, что угодил мушкетеру. — Я этого даже мелком не помечу.
— Ты думаешь, что на мушкетерский счет не стоит и мелу тратить! Ну, смотри, на этот раз ошибешься в расчете, — шутил Этьен, выходя со стариком во двор.
Добродушный хозяин сам отпер конюшню, вывел оседланную лошадь д'Альби, помог засунуть пистолеты в чушки седла и осмотрел подпругу.
Виконт вспрыгнул на своего отдохнувшего коня, простился с хозяином и, дав шпоры, быстро понесся по улицам города, затем по песчаной дороге морского побережья.
Продолжая скакать, мушкетер мысленно был уже в Лувре и стоял перед красавицей-королевой. Анна Австрийская благодарила его за тайную и опасную услугу, которую он ей оказал, а он подавал ей другое письмо, не менее важное, чем то, которое он отвез в Лондон.
Когда первые лучи утреннего солнца залили окрестность, Этьен глубоко вздохнул и огляделся. Вид этой красоты вдохнул в его душу такой радостный восторг, что в нем мгновенно прибавилось силы. Казалось, и конь почуял настроение своего седока, так весело, легко и неустанно несся он среди утренней прохлады.
Однако около полудня Этьен вынужден был дать отдых своему взмыленному коню, но ровно через час он снова отправился в путь и к вечеру был у городка Гурне, где дорога разветвлялась в двух направлениях. Одна, более длинная, вела на Париж через Бове, другая, по которой и решил ехать Этьен, проходила через Гризор и Понтуаз. Он рассчитал, что на другой день в полдень будет у заставы, и через несколько часов передаст королеве письмо Бекингэма.
Мушкетер остановился в городе, закусил сам, покормил лошадь и поздно вечером снова пустился в путь. Уже было совершенно темно, когда он подъехал к лесу. Здесь он должен был перебраться через реку по хорошо знакомому старому узкому мосту. Но лошадь под ним вдруг шарахнулась в сторону.
Д'Альби подумал, что она испугалась какого-нибудь пня или куста, и стал ласково поглаживать и похлопывать ее по шее, заставляя взойти на мост.
Но в ту минуту позади раздался выстрел. Вообще-то привычная к выстрелам, лошадь на этот раз снова шарахнулась и, как бешеная, понеслась через мост. Вслед прогремел второй выстрел, но, к счастью, мимо.
Этьен тотчас же догадался, кто мог стрелять в него, и даже заскрипел зубами от досады. Но его удивила и собственная лошадь. Обыкновенно она повиновалась малейшему движению уздечки. Теперь же ему никак не удавалось успокоить ее.
Лошадь неслась все дальше и дальше, но через некоторое время он заметил, что она стала сильно хромать на заднюю ногу.
Тогда Этьен понял в чем дело: одна пуля попала в спину лошади. Несчастное животное спотыкалось все сильнее, и не успел Этьен опомниться, как лошадь его рухнула на землю.
Положение молодого человека было весьма серьезным. Если возвращаться ночью в город, очень может быть, что мошенники подстерегают его, прячась за деревьями! Поэтому Этьен решил оставить своего бедного коня на дороге, а сам добраться до ближайшей деревни. Там он рассчитывал раздобыть себе другую лошадь, хотя понимал, что без денег это будет весьма непросто. Мысленно он решил попросить или силой овладеть лошадью какого-нибудь крестьянина в деревне и во что бы то ни стало продолжить свой путь.
К утру он рассчитывал быть в Париже, но теперь едва ли удастся попасть туда к следующему вечеру, потому что нечего было и надеяться достать в деревне лошадь, равную погибшей.
Он заткнул за пояс пистолеты, которые вытащил из чушек седла, и пошел по дороге, пролегавшей лесом. Ночной ветер понемногу разогнал густые облака, и когда Этьен очутился в поле, через которое пролегала теперь его дорога, бледный лунный свет позволил ему осмотреться.
Вдруг позади него раздался конский топот, и из леса выскочили два всадника. Оба они тотчас же заметили мушкетера, радостно вскрикнули и мгновенно очутились рядом. Этьен сразу узнал Антонио и его сообщника. Он понимал, что теперь предстояло защищать жизнь свою, или продать ее как можно дороже. Положение разбойников было гораздо выгоднее его собственного — они сидели на свежих лошадях, а он был уже пеший.
Д'Альби оглянулся вокруг в поисках дерева, к которому мог бы прислониться спиной, чтобы хоть с одной стороны защитить себя от нападающих, но дорога отделялась от полей лишь широкими сухими канавами, и нигде никаких признаков человеческого жилья. Взяв в обе руки по пистолету, он принял оборонительное положение.
— Сдавайтесь! — крикнул итальянец, — а не то мы вас убьем. — Вместо ответа виконт поднял пистолет, прицелился в негодяя и выстрелил.
Но Антонио дал лошади шпоры, заставив ее сделать быстрый вольт в сторону, и пуля д'Альби, который считался отличным стрелком, пролетела мимо.
В то же мгновение сын Пьера Гри выхватил свой пистолет и тоже выстрелил в Этьена.
Мушкетер, прежде чем упасть, успел в свою очередь спустить курок, но он пошатнулся от полученной раны и снова промахнулся…
С проклятьем он замертво упал на землю…
— Победа! Победа! — крикнул Антонио и спрыгнул с лошади. — Ты угостил его доброй пилюлей, с него достаточно!
— Да, он больше не шевелится!
— Так поскорей же! Сними с него камзол; у него наверное есть письмо или что-нибудь в таком роде, — вскричал Антонио и принялся быстро раздевать мушкетера, в то время как Жюль Гри не сводил глаз с украшенного драгоценными камнями кинжала.
