— Ты взволнован, что случилось?

— Вероятно, в торговце соколами узнали патера и взяли его, или стали преследовать, и он куда-нибудь спрятался. Я нигде не мог его найти.

— Ты знаешь, чего я требую, и знаешь свою обязанность.

— Знаю, но исполнить могу только окольными путями, которыми нам, к сожалению, приходится идти.

— Какие же это окольные пути?

— Надо секретно повидаться с принцем Конде в Бастилии и спросить его о том, что ему говорил старик. Он один может указать нам, где патер Лаврентий и подтвердить мои слова.

— Хорошо, согласен и на это. Завтра ночью ты едешь со мной в Бастилию.

В эту самую ночь Антонио предал пытке патера Лаврентия. Моросил холодный дождь, когда Людовик с де Люинем, завернувшись в длинные темные плащи, незаметно, боковыми воротами, покинули Лувр и торопливо пошли по темным улицам. Завывающий ледяной ветер дул временами с такой силой, что разгонял облака, и дождь переставал. Из-за такой погоды молодые люди практически никого не встретили.

Когда они подходили к мрачной Бастилии, ночную тишину вокруг нарушало только завывание ветра. Двое часовых у подъемного моста искали защиту от непогоды за столбами по обеим сторонам широкого рва и только тогда окликнули короля и де Люиня, когда те подошли к самому мосту.

Они потребовали пропустить их именем короля, и только дежурному офицеру сказали, кто они такие, велев немедленно проводить их к коменданту де Ноайлю.

Неожиданное появление короля ночью в Бастилии так смутило офицера, что он едва смог это скрыть и был рад побыстрее проводить ночных гостей к коменданту, который еще не ложился, а сам поспешил в подземелье Бастилии предупредить поверенного маршала.

Комендант еще более офицера удивился и растерялся. Король и де Люинь заметили это странное смущение, когда де Ноайль встретил их в приемной и едва мог, запинаясь, вымолвить несколько слов.

Он велел лакею зажечь канделябры и уйти. Король нервно ходил по комнате и поручил графу говорить за него.

— Его величество приехал сюда, господин комендант, — начал де Люинь, — чтобы посетить камеру его высочества принца Конде…

Ноайль испугался.

— Что вас так испугало, что вы побледнели вдруг? — продолжал Люинь.

— Виноват, я имею высочайшее повеление никого не допускать к его высочеству, — отвечал комендант, совершенно растерявшись.

— Я вам приказываю сию же минуту проводить меня к принцу. Поторопитесь, господин комендант! — сердито вскричал Людовик.

Ноайль видел, что малейшее промедление будет стоить ему головы. Приходилось повиноваться, хотя королева-мать приказала не допускать к принцу ни Люиня, ни кого-либо другого из придворных. Ноайль привык видеть в Марии Медичи безусловную властительницу. Но к нему явился вдруг король! Как поступить, чтобы ни к тому, ни к другому не попасть в немилость?

Положение его было очень затруднительное.

Сердитый тон и взгляд короля не допускали никаких возражений. Он взял один канделябр и поклонился в знак того, что готов проводить высокого посетителя к принцу.

Король и де Люинь первыми вышли в длинный полутемный коридор, потом пропустили вперед коменданта, который повел их с канделябром в руке во вторую башню.

Людовик не мог сдержать невольной дрожи, увидев мрачные стены и обитые железом двери, вдохнув тяжелый сырой воздух тюрьмы.

Ноайль взял у сторожа ключ от камеры принца и повел посетителей в верхний этаж башни. Глубокая тишина была вокруг, только из камеры, где томился принц, слышались мерные шаги.

Генрих Конде не мог уснуть. Комендант отворил тяжелую дверь камеры, впустил короля и графа и поставил канделябр на стол. Принц остановился от неожиданности и молча смотрел на вошедших.

— Оставьте нас одних, — приказал, видимо, взволнованный король, — подождите нас в коридоре, господин комендант.

Ноайль поклонился и вышел, закрыв дверь. Вид камеры, в которой томился принц, страшно возмутил Людовика. Он заметил, что принц не здоровается с ним.

— Неслыханные вещи, — вскричал, наконец, король. — Вы в этой жуткой тюрьме, дядя Генрих! Я отомщу за вас и скоро положу конец вашему заточению.

— Как, ваше величество? Я думал, что вы пришли объявить мне смертный приговор, и вдруг слышу, что не по вашему приказанию очутился в этом крысином гнезде?

— Даю вам честное слово, Генрих Конде, и мою руку в доказательство того, что с вами и со мной осмелились сыграть неслыханную шутку! — вскричал король, протянув принцу руку, которую тот порывисто поцеловал. — Я не виноват в том, что с вами случилось.

— Вы посетили дядю Генриха, ваше величество, который до конца жизни останется верен вам и готов с радостью за вас умереть! Это доставляет мне огромное утешение и вознаграждает за все перенесенные страдания. У меня одно желание, ваше величество: видеть вас, наконец, на троне, а всех недостойных — удаленными! Позвольте мне дождаться этого и помочь этому — здесь ли, в тюрьме, или при дворе.

— Я думаю, ваше желание исполнится скорее, нежели вы ожидаете, дядя, но надо быть очень осторожным. Я пришел утешить вас и попросить еще немного потерпеть. Сделайте это для меня, дядя Генрих.

— Требуйте от меня, чего угодно, ваше величество, я готов на всякую жертву! — вскричал Генрих Конде.

— Я хочу попросить вас об одном, дядя. Мне очень хотелось бы поговорить с патером Лаврентием, который на исповеди получил признание убийцы моего отца.

— Если только уже не поздно, ваше величество. Маршал д'Анкр и его приверженцы быстро действуют.

— Мне надо во чтобы то ни стало отыскать этого единственного свидетеля страшных признаний.

— Да, ваше величество, признания действительно страшные, — серьезно отвечал принц Конде.

— До сих пор мне никакими усилиями не удалось найти патера, чтобы привести его в Лувр, — сказал Люинь. — Мы пришли сюда, принц, спросить у вас о нем. Он бесследно исчез, вероятно спрятался куда-нибудь от страха.

— Боюсь, не стал ли уже патер Лаврентий трупом в руках своих преследователей.

— Тогда я непременно накажу виновных. Я положу конец этим проклятым интригам! — пообещал сильно рассерженный король. — Эти негодяи поплатятся, если мне не удастся поговорить с патером.

— Если я только не ошибаюсь, старика привезли сюда, в Бастилию, — шепнул Конде.

— Так мы его найдем! Из чего вы это заключили, дядя Генрих?

— Вчера ночью кого-то привезли в одну из камер этой башни, — отвечал принц. — К сожалению, я не мог видеть, кто был этот несчастный. Несколько часов тому назад я услышал шаги и подошел к форточке в моей двери, через которую за мной следят. В этот раз следил я.

— Что же вы увидели, дядя?

— При красноватом свете факелов несли человека на носилках, так что я не мог разглядеть его, но, по всей вероятности, это был тот арестант, которого привезла вчера ночью.

— На носилках… так вы думаете, он был мертвым?

— Вероятно, ваше величество.

— Мы должны сейчас же удостовериться во всем! — вскричал Людовик и хотел было, идти к двери.

— Одну минуту, ваше величество, — тихо остановил его принц, — думаю, что вы не достигнете цели, если спросите у коменданта о патере Лаврентии. Его, наверняка, привезли сюда под другим именем.

— Так я потребую список заключенных.

— И это будет напрасно, в списки не вносят людей, которых хотят устранить. ~

— Понимаю, но достанется коменданту, если он осмелится скрыть от меня имена арестантов, привезенных в эти последние ночи.

— Комендант и сам не знает их, ему этого не говорят.

— В таком случае он сведет меня к неизвестным арестантам, и я узнаю среди них патера.

— Если он уже не зарыт в землю.

— Я из земли достану его. Благодарю вас, дядя Генрих, за ваши указания, они наведут меня на настоящий след. Скоро с вами поменяются местом виновные. Дорого они мне заплатят.

— Слава Богу, наконец-то начнется другое время! — воскликнул принц.

— Прощайте, дядя Генрих! Пойдемте, Люинь.

Лицо короля выражало самую твердую решимость, когда он вышел со своим любимцем из камеры. Комендант ожидал их в коридоре и запер за ними дверь.