— Он умоляет о нескольких минутах свидания! Я также не одобрила его поступка и отказала ему в моем содействии, но он растрогал меня своими просьбами, своим отчаяньем! О, ваше величество, герцог очень несчастен!
Анна Австрийская отвернулась.
— Скажите герцогу, — отвечала она тихим, заметно дрожащим голосом, — что я не хочу и не должна его слушать! Я запрещаю ему всякие попытки видеть меня и ожидаю от него, если он действительно меня любит и уважает, что он не будет стараться встретиться со мной украдкой. Спешите, герцогиня, скажите это безрассудному ослепленному страстью человеку, забывающему, что он рискует честью женщины. Скажите ему, чтобы он в эту же ночь оставил Венсен! Вы не решаетесь, герцогиня?
— Будьте милостивы, пожалейте его, ваше величество, — тихо умоляла герцогиня, — поверьте мне, он тяжело страдает! Он имеет только одно желание, одну просьбу: видеть вас и говорить с вами в последний раз, и потом проститься! О, не будьте жестоки, ваше величество! Умоляю вас, согласитесь выслушать его.
— Ни слова больше, герцогиня, если не хотите испытать мою немилость, — воскликнула Анна Австрийская. — Я приказываю вам сейчас же позаботиться о том, чтобы герцог Бекингэм оставил замок! Бывать в Париже я не могу ему воспрепятствовать, Париж велик и открыт для герцога Бекингэма, как для всякого другого, но я не хочу, чтобы он был здесь, в замке, так близко от меня, я не смею встречаться и говорить с ним!
— А если уже поздно, ваше величество, если герцог в своем отчаяньи не послушает меня? О, вы не знаете, какие муки терзают его сердце!
— Кто это вам сказал, герцогиня? Так скажите тому, о ком вы говорите, что я окружена шпионами и изменниками, что кардинал Ришелье только и ждет случая погубить меня! Скажите ему все это, герцогиня, и прибавьте, что я ожидаю от него поступка, подобающего честному и благородному человеку.
— Никогда еще, ваше величество, мне не было так тяжело исполнить ваше приказание!
Анна Австрийская едва могла скрыть мучительную борьбу своего сердца с рассудком. По всему было видно, что и она страдала не менее Бекингэма от безнадежной любви, но она навсегда отказалась от своего счастья!
— Поспешите, герцогиня, — сказала она после минутного молчания, — это должно быть так, поверьте мне, я не могу согласиться на его просьбу.
Она отвернулась и закрыла лицо руками.
Герцогиня де Шеврез, глубоко растроганная, тихо вышла из комнаты, не успев сказать королеве, что приказание ее опоздало, так как она сама открыла Бекингэму маленькую дверь сторожевой башни, благодаря чему герцог давно уже находился в верхних комнатах, ожидая прихода королевы. Эта мысль пришла герцогине в голову в связи с рассказами о привидениях. Если бы кто-нибудь из слуг случайно увидел герцога или заметил бы кого-нибудь в переходах башни, он, конечно, не стал бы слишком вникать в причину виденного из опасения подвергнуться участи бесстрашного сына кастеляна. Кроме того, при встрече королевы с герцогом можно было не опасаться свидетелей.
Вскоре после ухода герцогини к королеве явилась Эсте-банья. Она нашла Анну Австрийскую в сильном волнении. Узнав, что Бекингэм в Венсене, она немного испугалась, но постаралась скрыть свои чувства и с равнодушным видом последовала за королевой к ожидающим их придворным дамам.
Анна Австрийская была удивлена, увидев между ними маркизу де Вернейль, а Эстебанья недоверчиво посмотрела на пожилую маркизу, давно подозревая ее в притворстве. А сегодняшнее совсем необязательное ее появление у королевы, совпадающее с тайным прибытием Бекингэма в Венсен, еще более укрепило ее в этих подозрениях. Эстебанья не могла отделаться от мысли, что сегодняшнее усердие маркизы — не что иное, как желание наблюдать и сторожить королеву. Под влиянием этой мысли она весьма холодно отреагировала на навязчивую любезность маркизы. Обергофмейстерина намеревалась уговорить королеву удалить эту статс-даму от своего двора и предоставить ей возможность возвратиться опять ко Двору королевы-матери, где она, собственно говоря, и числилась.
Предчувствовала ли маркиза де Вернейль это намерение или действовала сообразно со своими планами, только она ни на минуту не отходила от королевы во время перехода их по ярко освещенным коридорам и галереям замка.
Приблизившись к сторожевой башне, Анна Австрийская увидела, что комнаты нижнего этажа были освещены множеством канделябров, несколько лакеев ходили взад-вперед в ожидании королевы и ее свиты.
Эстебанья шла за королевой рядом с маркизой де Вернейль, за ними следовали герцогиня де Шеврез и герцогиня д'Алансон. Первая была очень молчалива и серьезна.
Королева выразила желание, чтобы дамы остались в нижних комнатах, и приказала Эстебанье идти с ней на верхнюю платформу. Обергофмейстерина взяла канделябр и пошла следом за Анной Австрийской.
Герцогиня де Шеврез с лихорадочным взором проводила королеву и осталась с заметно встревоженной маркизой де Вернейль и герцогиней д'Алансон. Она знала, что наверху через минуту произойдет встреча, которая должна была для всех оставаться тайной, мысль об этой встрече пугала ее, а между тем ей странным образом бросались в глаза состояние и поступки маркизы де Вернейль. Она беспрестанно менялась в лице, подходила к окну, отворяла его и прислушивалась к чему-то. Чего хотела маркиза? Ожидала она кого-нибудь? Не была ли она нездорова? Ответы маркизы были коротки, отрывисты и изобличали сильное волнение и тревогу. Герцогиня была не менее встревожена, хотя она и старалась скрыть это. Только мадам д'Алансон, ничего не знавшая о том, что должно было произойти в эту ночь в Венсене, старалась сократить время ожидания веселой болтовней.
Между тем королева в сопровождении Эстебаньи достигла верхнего этажа. Широкие лестницы, длинные мрачные коридоры и множество необитаемых комнат нисколько не пугали Анну Австрийскую. Свечи канделябра в руках донны Эстебаньи довольно хорошо освещали им путь.
Когда королева вошла в комнату, где был заключен герцог де Куртри, ей вдруг показалось, что в дальнем углу что-то зашевелилось. Она остановилась и начала внимательно вглядываться в полумрак. Эстебанья также, казалось, что-то заметила, или, быть может, предвидела то, что должно было случиться, но она смело, не колеблясь, пошла к тому месту, откуда послышался шорох. Вдруг она услышала тихий умоляющий голос, и человек в белом плаще выступил из темноты.
Королева между тем ничего не подозревала, когда обергофмейстерина, бледная и встревоженная, поспешно подошла к ней и шепотом сказала:
— Не пугайтесь, Анна! Не измените себе криком, герцог Бекингэм здесь!
Прежде чем Анна Австрийская успела решиться на что-нибудь, предприимчивый англичанин, побуждаемый пылкой любовью, был уже у ее ног.
— Простите, простите, Анна! — повторял он шепотом, в то время как Эстебанья, поставив на стол канделябр, вышла в коридор, чтобы охранять это неожиданное и весьма рискованное свидание.
— Герцог! О Боже! Что вы сделали! — воскликнула бледная от ужаса и отчаяния королева, отталкивая его от себя.
— Не пугайтесь, Анна! Не гоните меня! Дайте мне умереть у ваших ног, дайте насладиться только одним часом блаженства, для которого я летел сюда на крыльях непреодолимой любви к вам!
— Уйдите, герцог! Прошу, умоляю вас, пожалейте меня! Что будет со мною, если вас увидят, если сюда придут.
— Не бойтесь, Анна! Ни одна душа не знает, что я здесь! Я приехал тайно, под покровом темной ночи, чтобы в последний раз пасть к ногам вашим и сказать вам, что я невыразимо люблю вас, люблю больше жизни, я умираю от тоски и горя.
— Оставьте меня, еще раз повторяю вам, герцог, я не должна слушать вас, долг запрещает мне оставаться с вами!
— Ваше сердце не участвует в том, что произносят ваши уста, Анна! О, не говорите нет! Не отнимайте у меня единственной моей радости, моего блаженства! Одного только слова я жду от вас, Анна, скажите мне, что вы любите меня, и это слово я, как величайшее сокровище, увезу в свой пустынный дворец, это слово будет моим утешением в мрачные часы разлуки, о, скажите мне, Анна, что вы любите меня!
