Это был кинорежиссер Март Кыпс.

Перед ним стоял высокий пустой стакан. И до того, как он стал пустым, в нем - судя по выражению мировой скорби на лице режиссера - была явно не фанта.

Я подошел и попросил разрешения присесть. Кыпс безучастно кивнул, потом внимательно посмотрел на меня и оказал:

- Господин Пастухов. Международное арт-агентство. Как обманчива внешность. Впрочем, внешность всегда обманчива. И мужественность часто скрывает нежную душу.

Похоже, он принял меня за педика. И даже, кажется, сделал мне комплимент.

- У вас есть деньги? - спросил он.

- Есть.

- А у меня нет. Купите мне выпить. Помянем гениальный фильм "Битва на Векше".

По его знаку подскочил молоденький официант с накрашенными губами.

- Виски, - небрежно бросил я тоном завсегдатая баров. - Два по сто. Хорошего.

- Два по сто? - озадаченно переспросил официант.

Я понял, что слегка лажанулся, нужно было сказать "двойного", но исправляться не стал и решительно подтвердил заказ.

- Два по сто, понял. Что господин считает хорошим виски? Хорошего какого?

Этот вопрос поставил меня в тупик. Но я нашелся:

- Самого хорошего.

- Есть "Джонни Уокер, блю лэйбл", - подсказал официант. - Лучше не бывает.

- Годится.

Когда заказ был выполнен, Кыпс взял стакан и с чувством произнес:

- За "Битву на Векше". Я ее проиграл. Так все думают. Нет, я ее выиграл! Фильм жив. Он жив вот здесь, в моей голове. Он есть факт мирового сознания. Он существует в ноосфере. Не изуродованный цензурой, не обгаженный пошлыми оценками черни. Вечная ему память! - заключил Кыпс и выпил. Но не так, как пьют в России. А так, как в Европе: сделал глоток и поставил стакан. - Столько труда пропало! Столько мучительных раздумий! Столько гениальных прозрений!

Сожаление о пропавших трудах не сочеталось с его ранее высказанным убеждением в том, что фильм существует в мировом сознании, но я посчитал, что указывать на это противоречие было бы нетактично. И даже, пожалуй, с моей стороны непорядочно, так как к переходу фильма непосредственно в мировое сознание, минуя стадию материальную, мы все-таки имели непосредственное отношение.

- Вы действительно работали в архивах? - поинтересовался я, вспомнив выступление Кьшса на пресс-конференции.

- Годы!

- И разыскивали свидетелей?

- Пытался. Никого не нашел. Из тех, кто воевал вместе с Альфонсом Ребане, не осталось никого. Всех расстреляли. Эту загадку я так и не смог разгадать. Была Русская освободительная армия генерала Власова. Кого-то расстреляли, других посадили. А Эстонскую дивизию расстреляли всю. Почему? Там тоже были обманутые, принужденные воевать против русских. Давайте выпьем за Альфонса Ребане, господин Пастухов. Это была знаковая фигура века. Страшного века. Дьявольского века. Он так и останется в двадцатом веке. Теперь уже навсегда.

Кыпс выпил и только тут заметил, что к своему стакану я не притронулся.

- Почему вы не пьете, господин Пастухов? Не хотите пить за фашиста? Или не хотите пить с неудачником? Понимаю, боитесь заразиться. Да, неудача заразна. Я заразился ею от моего героя. Он был великим неудачником.

- Я за рулем, - нашел я простейшее из объяснений.

- Конечно, конечно. За рулем. Мы все за рулем, все, - сказал режиссер Кыпс. - Но куда мы рулим? Если бы знать!

Из кабинета администратора вышел Томас и остановился, высматривая меня. Черный целлофановый пакет с баксами был при нем. Что-то в выражении его лица и в некоторой горделивости позы подсказало мне, что он не только уладил свои дела с толстяком, но и успел врезать.

- Извините, Март, мне нужно идти, - сказал я, опасаясь, что Томас не откажется от приглашения выпить и с Кыпсом, а это может иметь нежелательные последствия. Нас, конечно, наняли охранять его, а не воспитывать, но возиться с пьяным - удовольствие маленькое. Тем более когда была не исключена встреча с пассажирами черного джипа "мицубиси-монтеро". А что-то подсказывало мне, что встреча эта не будет мирной.

- Мне хотелось бы с вами поговорить, - добавил я. - Где я могу вас найти?

- Здесь, - сказал Кыпс. - Да, здесь. Я не педик. Но больше нигде я не могу показаться. В меня будут тыкать пальцами. А здесь ко мне не пристает никто. Мне иногда кажется, что голубые - это светлое будущее всего человечества.

Я прошел сквозь строй раздевающих меня взглядов и только на улице вновь почувствовал себя одетым.

Трудно, однако, быть девушкой в нашем мужском мире!

- Где вы пропадали? - сердито встретил нас Муха. - Эти, в "монтеро", забеспокоились. И знаешь, сколько их там? Шестеро! И все с пушками!

- Как ты об этом узнал? - удивился Томас. Муха с подозрением посмотрел на него, принюхался и ответил:

- Обыкновенная телепатия.

Матти Мюйр жил в Старом городе в доме постройки начала века с кариатидами и лепниной по фасаду, большими сквозными арками. Дверь его квартиры выходила в одну из арок. К ней вели три каменные ступеньки. Сама дверь была обита обычным коричневым дерматином, но, когда Томас назвал себя в микрофон и предъявил свою физиономию глазку миниатюрной телекамеры, раздалось гудение и тугое клацанье, из чего явствовало, что дверь не только металлическая, но и снабжена электроприводом, как в банковских сейфах.

Отставной кагэбэшник заботился о своей безопасности. Еще подъезжая к дому, мы по мобильнику получили сообщение от Артиста, что Юрген Янсен покинул дом Мюйра минут сорок назад и обстановка вокруг дома нормальная. Его тачку мы не заметили, хотя она должны была находиться где-то поблизости, потому что уверенный съем информации с чипа, который я переправил в жилище Мюйра с помощью розы, мог осуществляться с расстояния не больше трехсот метров.

"Двушку" Томаса мы оставили в соседнем переулке, Мухе я приказал контролировать ситуацию снаружи, а сам вошел вслед за Томасом в обиталище старого паука.

Мюйр встретил нас на пороге прихожей. Он был в белой крахмальной рубашке и в свободном джемпере. Чувствовалось, что день у него был не из легких и возраст все-таки давал о себе знать. Небольшим пультом вроде телевизионного он заблокировал дверь, сухо предложил:

- Раздевайтесь, молодые люди.