- Лембит Сымер? - переспросил Муха. - Где-то я слышал это имя. В этом номере за безопасность всех присутствующих отвечаю я. А коллега Лембит Сымер пусть подежурит в коридоре или отдаст мне пушку на временное хранение.

Но у Сымера были другие представления о своих обязанностях. Он оттолкнул Томаса, выхватил из-под куртки пистолет и приказал Мухе:

- К стене! Руки за голову!

Тут снова произошло что-то настолько быстрое, что Томас не понял что. Сымер почему-то оказался лежащим на ковре в позе эмбриона, а его пистолет каким-то образом перекочевал в руки Мухи. Он зачем-то его понюхал, выщелкнул обойму и пересчитал патроны. Затем загнал обойму на место и сунул пистолет в карман. После этого поднял Сымера, вывел его из холла и усадил на банкетку у лифта. Приказал:

- Вот здесь и сиди. Тихо. А то схлопочешь.

Он вернулся в номер и запер дверь. Посоветовал Крабу:

- Вы бы сказали своему авгуру, что личное оружие нужно чистить сразу после употребления.

- Какому авгуру? - удивился Томас. - Ты все перепутал. Авгуры - это жрецы в Древнем Риме. Они толковали волю богов. Ты, наверно, хотел сказать аргусу. Это правильно. Аргус - такой великан, которого Гера приставила сторожить возлюбленную Зевса Ио. Сначала она превратила Ио в корову, а потом приставила к ней Аргуса. Так что охранника можно назвать аргусом.

- Пусть аргусу, - согласился Муха. - Но пушку чистить все равно нужно. А то быстро изнашивается ствол. В конце концов его разорвет и выбьет ему глаз. И будет у вас кривой начальник охраны. Он из ментов?

- Да, - подтвердил Томас. - Лембит служил в полиции. Ты определил это по запаху его пистолета?

- Нет, по манерам, - ответил Муха. - Проходите в гостиную, господии Анвельт, - вежливо предложил он гостю. Приказал Томасу: - Говорите по-русски. - А Крабу сказал: - Пушку верну, когда будете уходить.

- Когда из нее стреляли? - спросил Краб, напряженно морщаясь, словно бы пытаясь понять что-то очень важное.

- Это вам объяснит ваш авгур. То есть аргус. Спросите у него.

Краб мрачно оглянулся на входную дверь, потом ощупал Муху своими злыми крабьими глазками и молча проследовал в гостиную.

Томас искренне огорчился. Атмосфера не способствовала. Совсем не способствовала. Но он все же решил не отклоняться от сценария предстоящей встречи, который сам собой сложился у него в голове, пока он ждал гостя и страдал от невозможности выпить. Но разговор предстоял ответственный, а серьезный человек никогда не путает дело с удовольствием. На всякий случай Томас все же подвел Краба к стенному бару и сделал широкий приглашающий жест:

- Выбирай. Твой бар, конечно, богаче, но и этот тоже ничего себе. Рекомендую "Мартель". Но есть и "Камю". Налить "Камю"?

Но Краб решительно отказался:

- Я к тебе приехал не пить. Зачем звал?

- Уверен, что не хочешь? Да ты не стесняйся. Я с тобой тоже за компанию выпью. Капельку "Мартеля". А?

- Хватит болтать, - буркнул Краб. - Грузи.

- Тогда располагайся, - со вздохом разочарования предложил Томас, указывая на белые кожаные кресла, стоявшие посреди гостиной вокруг белого, с позолоченной окантовкой, стола. - В кабинет не приглашаю. Он занят. Там работает мой пресс-секретарь, готовит текст моего интервью для английского информационного агентства Рейтер. Они попросили срочно. Их интересует мое мнение по широкому кругу вопросов.

- Агентство Рейтер интересует твое мнение? - усомнился Краб, погружая увесистое квадратное тело в низкое кресло. - Какое у тебя, блин, может быть мнение?

- Это зависит от проблемы, - разъяснил Томас. - По одной проблеме у меня одно мнение, а по другой совершенно другое.

- Какое? - повторил Краб.

- Я еще точно не знаю. Когда мой пресс-секретарь закончит работу над интервью, скажу. Знаешь, Стас, я решил последовать твоему совету и заняться политикой, - продолжал Томас, расхаживая по гостиной и свободно жестикулируя. - К бизнесу у меня склонности нет, никаким ремеслам я не обучен. Остается интеллектуальная деятельность. То есть политика.

- Ты же художник, - с ухмылкой напомнил Краб, закуривая "гавану".

- Это -святое. Это, Стас, -для души. А хочется быть просто полезным людям. Хочется, знаешь ли, помочь людям пережить эти трудные времена. Поэтому на предстоящих выборах я решил баллотироваться в рийгикогу. Это наш однопалатный парламент, - объяснил он Мухе, который устроился в позе стороннего наблюдателя на широком, во всю торцевую стену гостиной, диване.

- Ты что, с бодуна? - удивился Краб.

- Немножко есть, - признался Томас. - А что, заметно? Но это не препятствует. Это даже помогает. Как-то невольно раскрепощаешься мыслью.

- Тебе же было все сказано про парламент. С отсидкой по сто сорок седьмой ты даже во второй тур выборов не пройдешь. Да тебя никто и не выдвинет!

- Я думал об этом. Да, думал. Но это не препятствие. Нет, Стас, не препятствие. Я все объясню. И люди меня поймут.

- Что ты объяснишь? Что ты можешь объяснить, бляха-муха?

- Демонстрирую. Дорогие сограждане! Да, я действительно схлопотал шесть месяцев по статье сто сорок седьмой, часть первая, за мошенничество, выразившееся в так называемой "ломке" чеков Внешторга. Я мог бы сказать вам, дорогие сограждане, что специально подставился, чтобы не попасть под каток памятного всем вам большого политического процесса над молодыми эстонскими националистами и диссидентами. А я вполне мог под него попасть, потому что дома у меня хранился машинописный экземпляр книги Александра Солженицына "Архипелаг ГУЛАГ", которую я иногда читал перед сном. Но я не скажу вам этого. Нет, не скажу. Я не буду врать. Я считаю, что политик не должен врать своим избирателям без крайней необходимости. Я действительно фарцевал у "Березок" и "ломал" чеки и на этом деле подзалетел. Но что значит фарцевать? Это то, чем занимается сегодня вся Эстония. Это обыкновенная торговля, и сейчас кажется странной нелепостью, что за это человека можно было посадить в тюрьму. А что значит "ломать" чеки, дорогие сограждане? Официальная цена одного чека Внешторга была рубль, я предлагал два, но на самом деле за сто чеков платил только сто рублей, а не двести, как обещал. Да, я обувал. Но кого? Тех, кто сам хотел наварить на чеках. А чеки, как вы знаете, были в основном у советской партноменклатуры, имевшей возможность выезжать за рубеж. Такие чеки были и у наших моряков и рыбаков, но ни одного из них я не кинул. Но не потому, что я их боялся, нет! А потому, что уважал их нелегкий труд! Ну как? Муха, ты человек посторонний. Ты бы за меня проголосовал?