- А позавчера?
- Что позавчера? - с испугом спросил Лещенко.
- Три человека, которые сидели с вами за одним столом, отравились, а вы нет...
- Я не успел ничего съесть, - пожал плечами Лещенко и мрачно добавил: Что, сожалеете? По-вашему, надо было и мне?..
- Не нужно придумывать то, чего нет, - буркнул Агеев: кажется, поначалу он выбрал не тот тон. - Давайте лучше, Лев Митрофанович, вспомним, как вы сели за стол, что делали... Постарайтесь не пропустить ни одной подробности.
- Попробую. - Лещенко вытер лоб. - Но, собственно, мы ещё и не успели посидеть. Только расположились, стали разливать горилку...
- Об этом, пожалуйста, и расска-жите, - попросил Агеев.
- Вахтанг Багратионович открыл шампанское. Я откупорил горилку с перцем... Разлили...
- Постойте, - перебил следователь. - Горилку разливали вы?
- Я.
- Кому?
- Мужчинам.
- А себе?
- Не хотелось. Попросил Вахтанга Багратионовича плеснуть мне шампанского.
- Что, горилку не уважаете?
- Да нет, просто не хотелось заводиться...
- И кто что пил?
- Не знаю. Меня вызвали к врачу.
- Горилку привезли вы?
- Ну, я.
- Привезли, а сами пить не захотели... Не кажется ли вам это странным? строго спросил следователь у Лещенко.
- Ничего нет странного, - начиная злиться, ответил Лещенко.
- Так для чего же вы её брали?
- Думал, в поезде выпью.
- И не выпи ли...
- В поезде меня угощали.
- Кто?
- Этот администратор, Карасик.
Ответы выглядели пока вполне логично. И следователь понимал это. Мне почему-то казалось, что Виктор Сергеевич начал не с того конца. Но вмешиваться я пока не хотел.
- Вот вы химик, Лев Митрофанович, - сказал Агеев. - Имеете дело с ядовитыми веществами?
- С ядовитыми? Это как считать. Скорее уж с вредными. Но у нас техника безопасности. И молоко дают за вредность... Простите, товарищ следователь, я не могу понять, к чему вы об этом спрашиваете?
- А к тому, что в бутылке горилки с перцем, которую вы выставили для гостей, был яд, - спокойно сказал Агеев.
- Яд?! Откуда? Как он мог туда попасть? - Лещенко переводил недоуменный взгляд с Агеева на меня. - Я же сам открывал бутылки... Заводская пробка... Сургуч... Не может быть!
- Вот, ознакомьтесь, - подал ему бумагу следователь.
Лещенко прочитал заключение экспертизы и медленно, словно боясь, что листок рассыплется в прах, положил на стол. Некоторое время он сидел в оцепенении и вдруг тихо спросил:
- Выходит, и Оля выпила горилку?
- Выходит, - кивнул Агеев.
- Значит, Вахтанг Багратионович и капитан умерли от нее? - ещё тише спросил Лещенко.
- После вскрытия провели анализы содержимого желудков... Вот, - протянул следователь ещё одно заключение экспертизы.
- Нет, не надо! Не надо! - отшатнулся в испуге Лещенко. - Не хочу читать! - Он неожиданно вскочил со стула и зло бросил Агееву: - Хотите приписать это мне?
- Сядьте, пожалуйста, - мягко, но настойчиво попросил Виктор Сергеевич. Вот так. Успокойтесь. И давайте разберемся...
- Неужели вы думаете, что я мог бы... И у меня не дрогнула бы рука?! - с отчаянием произнес Лещенко.
- Я ничего ещё не думал, - сказал Агеев. - Скажите, как, по-вашему, попал в горилку цианистый калий?
- Клянусь чем угодно, не знаю! Дочкой клянусь! Майечкой! - словно в молитве, сложил он обе руки на груди.
Авантюрин со стуком упал на пол и покатился в угол. Лещенко бросился догонять его. Подобрал, зажал в кулаке и вернулся на свое место.
- Где вы взяли горилку с перцем? - спросил Агеев.
- Купил в магазине.
- В каком?
- Рядом с моим домом.
- Когда?
- Накануне отъезда. В ту пятницу.
- И где она находилась?
- В холодильнике, где же еще! Но почему... Какое это имеет значение? Умер Вахтанг Багратионович! Он мне фотографию жены и детей показывал! А капитан? Он за что? - Лещенко сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев. - Нет! Это не я! Что хотите делайте, не я... Не я... Не я это... - бормотал он все тише и тише.
Наверное, у него началась истерика.
Агеев вышел и вернулся с главврачом. Та предложила прервать допрос.
Лещенко дали лекарство. Посоветовавшись, мы решили его больше сегодня не беспокоить.
Я поехал домой, а Виктор Сергеевич остался, чтобы произвести обыск в тринадцатой палате.
Горе и скорбь матери... Я буквально ощущал их физически, слушая пожилую женщину.
Иванова прилетела в Южноморск, как только узнала о гибели единственного сына. И вот пришла в прокуратуру, чтобы выяснить, как все случилось.
У неё были сухие воспаленные глаза, спекшиеся губы. Наверное, напла-калась дома и в самолете.
- Что же не уберегли моего Колю? - с упреком обратилась ко мне Иванова. И от этого упрека я чувствовал себя так, словно был виноват сам. - Не война ведь... А человека сгубили... Провожала его, радовалась: выздоровеет сын-то, в себя придет... А оно вон как обернулось! Да лучше бы он дома сидел...
Я понимал, что ей сейчас хочется говорить о Николае. Рассказывая о нем, мать как бы отодвигала, гнала прочь страшную мысль, с которой она не может смириться, - сына нет, нет сына...
Какие слова утешения мог я найти? Да если бы и попытался, вряд ли они помогли бы. Оставалось только слушать.
Иванова поведала о влюбленности сына в свою профессию речника. Как он сокрушался, что подрастающие мальчишки увлекаются теперь другим - авиацией, космосом, кибернетикой, а романтика плавания уходит в прошлое. В речных училищах, курсанты которых щеголяют в клешах, тельняшках и форменках с бело-синими воротниками - мечта пацанов послевоенного времени, - недобор.
Вот он и решил организовать у себя в городе что-то вроде пионерского пароходства, чтобы приобщать ребят к речному делу с детского возраста. По мнению капитана, мальчишки должны ч; "заболеть" рекой как можно раньше. Нашлись друзья-энтузиасты, которые взялись помогать Иванову. При одной из школ Омска был организован клуб "Буревестник". Будущим речникам выделили списанный теплоход, он и стал базой для обучения.
Конечно, одного энтузиазма оказалось мало. Кто-то посчитал клуб обузой, нестоящей затеей. Но появились у Николая и сторонники. А главное, капитан Иванов сумел увлечь детские сердца. В первый же год в клуб изъявили желание вступить около семисот школьников. И не только из города, но и из близлежащих поселков.
Идеей Николая заинтересовались в облоно, в местном пароходстве и даже в обкоме комсомола. Весной капитан Иванов добился того, что им для занятий выделили помещение, мебель, инвентарь. Пионерское пароходство вставало на прочный фундамент. И вот - трагический случай - один из его основателей погиб.
Когда мальчишки узнали о смерти Иванова, на теплоходе, отремонтированном самими ребятами, подняли траурный флаг...
То, что рассказала о своем сыне Иванова, нам было уже частично известно: Карапетян связывалась с Омском. Но только теперь, выслушав женщину, я понял, что Николай был незаурядным человеком. Наверное, очень добрым, увлекающимся, умеющим делать увлеченными других. Он думал о тех, кто придет нам на смену...
Мне хотелось чем-нибудь помочь Ивановой. Но чем? Единственное, что мог сделать для нее, это устроить в гостиницу.
- Захар Петрович, - заглянул в кабинет Агеев, - я разыскал Карасика, администратора, с кем ехали в поезде Лещенко и Ватутина. Хотите присутствовать на допросе?
- Когда?
- Он уже в прокуратуре.
...Вениамин Осипович Карасик выглядел прямо-таки щеголем в свои шестьдесят лет. Фирменные вельветовые джинсы, лаковые туфли, светло-голубая рубашка с отложным воротником и небрежно повязанный шейный платок. Жидкие волосы слишком уж подозрительно черного цвета самым аккуратным образом были разделены на пробор. Щеточка усов. И сеть предательских склеротических жилок на тугих щечках. Этот старческий румянец Карасик не мог скрыть ничем. А моложавым ему хотелось казаться, видимо, во что бы то ни стало.
