Однажды на семейном совете (он продолжался шесть часов) Стивенсон спросил всех своих родных, близких, домашних:
– Итак, вы согласны покинуть родные края и вместе со мною отправиться на один из островов в Тихом океане? Не забывайте – путешествие длительное, опасное… Если в течение двух-трех лет мне не станет легче, мы возвращаемся домой.
Ему ответили:
– Мы согласны!
Американский писатель Марк Твен присутствовал на этом совете. Он долго смотрел в глаза Стивенсону – в светлые, лучистые, добрые глаза, и, наконец, произнес:
– Том Сойер и его друг Гекльберри Финн уверяют меня, что я ни за что не выдержу морской качки, что я, наверное, умру на пути к вашему острову, мой дорогой друг, иначе я…
Смахнул слезу с ресниц и, молча поклонившись, вышел.
Стивенсон отдал распоряжение домашним готовиться к путешествию, чтобы… Об этом страшно сказать, – Стивенсон только подумал об этом: чтобы «где-то» остаться навсегда, чтобы «где-то» недолго жить и умереть.
Глава четвертая
Страстная любовь, тоска
Да, умереть где-то там, далеко, на Тихом океане, и не от туберкулеза легких: от этой болезни легко и скоро можно было скончаться и на родине… Боль в сердце – вот что отравляет жизнь, мучит, и, кажется, легче станет именно там, на Тихом океане. Почему именно там? Потому, что в Европе всё привычно, всё скучно, мораль фальшива, люди изолгались…
Накануне отъезда Стивенсон встретился с английским писателем Артуром Конан-Дойлем – тридцатилетним загорелым человеком, с усами, закрученными совсем не по-английски, румяным, веселым говоруном и большим фантазером. Артур Конан-Дойль играл на бильярде в большом отеле, куда Стивенсон зашел просто так, без всякого дела, чтобы только где-то переждать сильный дождь. Стук шаров пригласил его в бильярдную – сводчатую комнату с низким потолком, где уже азартно сражались офицер американского флота и штатский в сером костюме. Штатский выигрывал, он работал кием превосходно. Стивенсон уже был знаком с сэром Артуром, а потому сейчас кивнул ему, получил в ответ такой же, но более энергичный кивок, а минут двадцать спустя, когда партия закончилась, сам предложил новую.
– Даю десять очков вперед, – сказал сэр Артур, когда шары были уложены пирамидой на зеленом сукне громадного бильярда. – Не сердитесь, сэр, но я почти чемпион.
– Принимаю, – с улыбкой отозвался Стивенсон. – Но ставлю условие: проиграть мне ровно через тридцать минут.
– Тоже чемпион? – снросил сэр Артур и, не дожидаясь ответа, продолжал: – Согласен! Но если проигрываете вы, сэр, то только для меня одного вы рассказываете забавную и полную смысла историю, которая будет длиться не долее пяти-шести минут.
– Не сердитесь, сэр. – рассмеялся Стивенсон, – но я почти чемпион по этой части. Согласен. История, которую вы мне расскажете, может длиться долее часа. Разбивайте пирамиду!
Сэр Артур оказался игроком чрезвычайно опасным, – он не играл, а показывал фокусы: спустя десять минут он отправил в лузы шесть шаров и хвастливо заявил:
– Имею тридцать семь очков, сэр! Бьюсь об заклад, что история, которую мне предстоит выслушать, будет забавнейшей из забавнейших!
– Как ваш Шерлок Холмс? – спросил Стивенсон, нацеливаясь на весьма сомнительный шар шаром не менее сомнительным.
– Шерлок Холмс придуман, – ответил сэр Артур, приседая над бильярдом, чтобы проверить направление предстоящего удара, и думая про себя, а затем и вслух: – Не выйдет, сэр! Простите, что говорю под руку, но – разрешаю и вам подтрунивать надо мною.
– Как ваш Шерлок Холмс? – вторично спросил Стивенсон, профессиональным жестом бильярдного игрока нацеливаясь на избранный шар. – Необходимо помнить, что сыщик-ученый уже изобретен Эдгаром По! Что касается меня…
– Знаю, сэр, знаю, – прервал автор еще не родившегося, но вскоре ставшего всемирно знаменитым сыщика Шерлока Холмса. – Я читал ваши «Новые арабские ночи», эту остроумную пародию на все приключения в мире.
– Именем Кэт – в лузу! – громко произнес Стивенсон и с силой толкнул кием шар. – Есть! – еще громче сказал он, когда шар с треском упал в лузу. – Это чудо, сэр Артур! – вскрикнул он. – А теперь прошу вас заказать мне следующий удар. Я суеверен.
Сэр Артур указал наиболее трудный шар, разрешая взять его двойным или даже тройным, от борта, ударом. «Это не выйдет, – подумал Стивенсон. – И чего я хвастаю, не понимаю! Очевидно, потому, что с этим человеком иначе и нельзя…»
– Смотрите, сэр, – обратился он к партнеру, – именем Кэт!
И этот шар упал в лузу слева посередине. Спустя пять минут в лузе оказался и третий шар. Сэр Артур куда-то скрылся на четверть минуты и возвратился с группой каких-то молодых людей, которых он пригласил для того, чтобы они посмотрели на «дерзкого чемпиона».
– Кто, позвольте спросить, эта магическая Кэт, так немилосердно помогающая вам, сэр? – обратился он к Стивенсону. – Что касается меня, то я прошу о помощи у бога, но, представьте, он помогает мне в редких случаях.
– Потому что вы не верите в него, а если вспоминаете, то по привычке, – скороговоркой отозвался Стивенсон. – Моя Кэт… впрочем, о ней я и расскажу вам спустя несколько минут.
– Давно играете? – спросил Стивенсона один из молодых людей и получил в ответ:
– Третий раз в жизни.
– Скромничаете, – махнул рукой молодой человек.
– Совершенно верно; надо было сказать: в первый раз. Но я и сам не верю в это. Внимание: именем Кэт – в лузу направо пятнадцатого шара! Гоп-ля!
Шар намертво упал в лузу. Сэр Артур помянул черта и, отойдя к стенке, не мигая принялся рассматривать своего партнера. А тот, уложив еще один шар и опередив по очкам сэра Артура, устало опустился на бархатный диван.
– Создатель Шерлока Холмса, ради бога, объясните, почему и как это происходит? Кэт – само собою разумеется, но то, что не разумеется, – это как? Даю честное слово: играю на бильярде второй раз в жизни.
– Чудо, – громко вздыхая, ответил сэр Артур.
– Страстная любовь, желание, тоска… – продолжал Стивенсон.
Один раз и с именем Кэт ничего не вышло, но потом и без ее имени ему удалось дважды подряд положить шары в лузу. Прошло пять минут, и Стивенсон выиграл. Молодые люди, с завистью поглядывая на него, благоговейно удалились. Сэр Артур заметил:
– И жаль, и досадно, и необъяснимо! Значит, мне не придется слушать вас, сэр..
– Я расскажу. – Стивенсон вымыл руки и пригласил своего партнера в ресторанный зал. Слуга принес и поставил на круглый стол вино, холодные блюда, виноград. Стивенсон выпил бокал, налил второй, чуть пригубил.
Сэр Артур управлялся с холодным мясом, энергично работая челюстями.
– Овладевает хмель, – сказал Стивенсон и залпом допил бокал. – Я возбужден, сэр! Мы реалисты-романтики, если так можно выразиться, – романтики жизни. Нам чужда театральная приподнятость раннего романтизма. Нас тянет к земному, домашнему, к морали, а она без того, что называется бытом, невозможна. Немыслима.
– Да, но – Кэт? – Сэр Артур поднял брови и долго не опускал их. – Не о случайности на бильярде, а именно о Кэт. Или это нескромно с моей стороны? Тогда простите…
– Я, сэр, шотландец, – осторожно выговаривая каждое слово, начал Стивенсон, ближе придвигаясь к собеседнику. – Кэт – это воспоминание о моей родине, а одновременно…
– Понимаю, и простите, сэр…
– Родина помогает мне на расстоянии, – продолжал Стивенсон. – Я служу ей всей моей кровью – так, как этого она не понимает и не хочет. Я служу ей во имя будущего, аристократичнейший патриотизм, – не правда ли, сэр Артур?
– О! – только и ответил внимательно слушавший сэр Артур Конан-Дойль.
– Кэт… что значит Кэт, сэр? Кэт – это мечта о родной земле, о романтике ее прошлого. Кэт я очень люблю. И – точка. Скажите – вас не мутит от чопорности современной Англии? От ее фарисейства? Вас не тянут острова на Тихом океане?
– Вы забыли, что я долгое время служил в качестве врача в Африке, – несколько обидчиво отозвался вовсе не обидчивый собеседник.