Литмир - Электронная Библиотека
A
A

"Идеал святости", отрицавший плоть, изуродовал личность. Если он недостижим, а плоть все равно заявляет о себе, то ее проявления никак не могут не быть светлыми. Опять В.В. Розанов: "...у русских и православных вообще плотская сторона в идее вовсе отрицается, а на деле имеет скотское, свинское, абсолютно бессветное выражение" /39/.

Идеал святости не оставлял пространства для духовного роста. Как писал Н.А. Бердяев в "Духах русской революции": "Русский человек находится во власти ложной морали, ложного идеала праведной, совершенной, святой жизни, которые ослабляли его в борьбе с соблазнами". Ослабляли настолько, что не было у него ни сил, ни возможности противостоять злу - и он сам, сознательно, погружался в него, погружался в скотство: "Русский человек либо свинья, либо уж сразу святой, а быть простым законопослушным гражданином ему скучно".

Этот вопрос хорошо был разобран в сборнике "Из глубины", продолжавшем знаменитые "Вехи". Там сказано: "В составе же всякой души есть начало святое, специфически человеческое и звериное. Быть может, наибольшее своеобразие русской души заключается в том, что среднее, специфически человеческое начало является в нем несоразмерно слабым по сравнению с национальной психологией других народов. В русском человеке как типе наиболее сильными являются начала святое и звериное.., русский человек, сочетавший в себе зверя и святого по преимуществу, никогда не преуспевал в этом среднем и был гуманистически некультурен на всех ступенях своего развития" /40/. Все это - попытки ответить на вопрос, который задавал еще В.С. Соловьев: "Неужели между скотоподобием и адским изуверством нет третьего, истинно человеческого пути для русского мужикрна? Неужели Россия обречена на нравственную засуху..?" /41/.

Мы можем дать ответ с уверенностью: не нашли человеческого пути, не дало его наше православие, а нравственная засуха только усиливается. Заключим этот печальный раздел цитатой из стихотворения П.А. Вяземского, друга Пушкина, о русском боге, которым кичились в его времена, кичатся и сейчас:

Бог голодных, Бог холодных,

Нищих вдоль и поперек,

Бог имений недоходных

Вот он, вот он, русский бог.

Бог грудей и ж... отвислых

Бог лаптей и пухлых ног,

Горьких лиц и сливок кислых,

Вот он, вот он, русский бог.

Такой бог - и такая вера - никак не могли спасти от Катастрофы.

Катастрофа

Катастрофу предрекали многие. "Нелепо, - писал В.С. Соловьев, - было бы верить в окончательную победу темных сил в человечестве, но ближайшее будущее готовит нам такие испытания, которых еще не знала история" /42/. А Н.С. Лесков, литератор совсем иного склада, чьи произведения так любят нынешние ревнители православия, в письме А. С. Суворину делился с ним в декабре 1887 г. такими мыслями о нашей официальной вере: "О разрушении ее хорошо заботятся архиереи и попы с дьяками. Они ее и ухлопают" . И ухлопали.

Если рассуждать в цивилизационной парадигме, то в 1917 г., несомненно, произошла не революция, а контрреволюция, отказ от всех достижений петровского периода, что символически и фактически выражено обратным переносом столицы из Санкт-Петербурга в Москву. Несмотря на западную лексику большевиков, движущей силой этой "революции" были массы, взявшиеся истребить ненавистных "людей в немецком платье", что предрек еще Н.Г. Чернышевский и о чем в канун Катастрофы предупреждал М.О. Гершензон: "Каковы мы есть, нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом, - бояться его мы должны пуще всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной" /43/.

А Александр III и за ним Николай II вздумали поиграть в славянофильские игры, что и кончилось Катастрофой. Потому что в эти игры играют только ошалевшие интеллигенты, а вовсе не народ. Он иногда с удовольствием прислушивается к "державным завываниям", даже подтягивает им, но тяга к бунту, пусть бессмысленному и беспощадному, у него куда сильнее. И "подтягивает" народ обычно в минуты относительно спокойные, а когда приходит пора испытаний, он мгновенно забывает о державности: "Что нам Расея - мы калуцкие!"

И все же надо сказать, что кое-кто и внутри официальной церкви видел плачевное состояние дел. Об этом свидетельствовал собор 1917-1918 гг., но, похоже, сами православные с ним никак не разберутся. Восстановили патриаршество, избрали патриархом Тихона, по мнению большинства современников человека слабого и недалекого, явно не понимавшего, что происходило (митрополит Антоний Храповицкий вроде и вовсе его дураком пожаловал).

Ясно одно: никакой привязанности к своей церкви народ не выказал. В.В. Розанов так писал в том же "Апокалипсисе нашего времени": "Русь слиняла в два дня. Самое большее - в три. Даже "Hовое Время" нельзя было закрыть так скоро, как закрылась Русь. Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей... Hе осталось Царства, не осталось Церкви, не осталось войска. Что же осталось-то? Странным образом - буквально ничего. Остался подлый народ, из коих вот один, старик лет 60-ти, "и такой серьезный", Hовгородской губернии, выразился: "из бывшего царя надо бы кожу по одному ремню тянуть". Т. е., не сразу сорвать кожу как индейцы скальп, но надо по-русски вырезывать из его кожи ленточка за ленточкой. И что ему царь сделал, этому "серьезному мужичку".

Это к вопросу о народной любви к царю, за которого якобы тоже народ "стоял горой". На самом деле известие о зверском убийстве царя и его семьи встретили или равнодушно или даже со злорадством. Очевидцам тех событий все виделось не так, как нашим нынешним охранителям. Один из этих очевидцев (Георгий Иванов) писал:

Овеянный тускнеющею славой,

В кольце святош, кретинов и пройдох,

Не изнемог в бою Орел Двуглавый,

А жутко, унизительно издох.

Напомним, что вторая голова орла символизировала церковную власть. Церковь "сдохла" столь же - если не более - унизительно. В.В. Розанов отмечал: "Переход в социализм и, значит, в полный атеизм совершился у мужиков, у солдат до того легко, точно в баню сходили и окатились новой водой. Это - совершенно точно, это действительность, а не дикий кошмар... весь 140-миллионный "православный" народ впал в такие степени богохульства и богоотступничества, какие и не брезжились язычеству, евреям и теперешней Азии". А С.Н. Булгаков зафиксировал в одном письме: "Народ наш с беспримерной легкостью и хамством предал свою веру на наших глазах, и эту стихию предательства мы и в себе ведаем, и на крестовый поход с этим драконом мы имеем поистине благословение от православия - и у меня иногда является опасение, не есть ли ревность против иноверия заменой этой более нужной, но и более трудной ревности" /44/. "Ревность против иноверия", завещанную России Византией, сберегли, веру - нет.

9
{"b":"42201","o":1}