Лимбул махнул рукой, стирая пот, который выступил у него на лбу то ли от жары, то ли от усердия.
– Их князь, Рогез, не менее занимателен и причудлив. Колдуном ему пришлось стать по велению отца, так как он никогда не смел ему перечить. Старик правил городом больше полутора веков, пока наконец его не убили во время одной из охот. Сам Рогез, говорят, мягкий и безвольный человек, из которого кто хошь может навить веревок. Такому бы родиться на острове Наодима и стать Хранителем алтаря, но нет, пришлось жить в беззаконной Рха-Удане и учиться Черной магии.
Только вы, сударь, все же за ним присматривайте. Все спокойствие Рогеза может быть только притворством, потому как я знаю про него еще одну историю, которую тутошние вспоминать не любят. Стоит услышать ее княжеским людям – схватят и рассказчиков, и слушателей, да мешок на голову – и в море. Женился Рогез на одной из своих подданных, дочке одного знатного придворного. Красавица, поговаривают, была…
– Красота женщин – тлен и пошлость по сравнению с истинной красотой… мужской! – внезапно сказал Луратен. Ошарашенный Лимбул застыл с раскрытым ртом, а ближайший к нему наемник расхохотался и хлопнул юношу по спине. Мотылек невозмутимо продолжал ехать и глядеть взглядом с поволокой на север, где теснились похожие на стаю грозовых облаков горы. Лимбул быстро проморгался и пришел в себя.
– Ну, нашему гордому гостю, может и виднее, да только по мне самый раскрасавец никогда хорошую бабу не заменит, – несостоявшийся певец с вызовом поглядел на пордуса, но тот только презрительно хмыкнул. – Так вот, жена-то князя была хоть куда – красива, стройна. Рогеза она быстро загнала под каблук: капризы, дурацкие желания, повеления, истерики. При этом сама она времени, когда мужа дома не было, не теряла и толкала себе под юбку всех мужиков, что рядом попадались. Сразу якобы держала два десятка любовников, строила их в ряд и ходила, выбирала, кого тащить себе в спальню. Над Рогезом все потихоньку потешались, однако в один прекрасный день князь явился с охоты сам на себя не похожий. Может, ничего набрать не смог или людей у него больше обычного убили – короче, был он весь красный, будто кожу со щек ободрали. А жена его в это время сразу с тремя любовниками была: купцом, сотником городской стражи и начальником тюрьмы.
Не заходя к себе и даже не сменив одежды, пришел Рогез к жене и всех их обездвижил – прямо как были, с голыми задами. Велел всех выволочь на площадь, огородил волшебным барьером и заставил на потеху публике жену принародно развратничать, пока все любовники без сил не попадали. Родственничков ее, которые возмущаться было начали, князь на месте изрубил, откуда только прыть взялась. Потом похватал остальных прелюбодеев, о которых, оказывается, давно знал, да заставил их друг с другом на мечах драться, до смерти. То-то был денек славный в городе – не знаешь, куда бежать. Не то на разврат, не то на драку… Бились они тоже до полного изнеможения, пока падать не стали. Победителям была награда – камень на шею, и в колодец.
А княгиню с любовниками на следующее утро публично казнили через рассечение. Знаете, как это? Когда человека кладут на плаху и стегают прутьями по одному и тому же месту. Сначала кожа слезает, потом жир разлезается, потом кишки рвутся. Прутов на это дело уходит – жуть! А чтобы жертва раньше времени кровью не истекла, рану все время особой мазью смазывают. Продлевают мучения, одним словом.
Купца, говорят, дольше всех били, у него живот самый толстый был, а Рогеза с тех пор побаиваются, хоть он и живет себе тихо, будто прежде – только без жены.
Среди наемников, слушавших рассказ Лимбула, загорелся жаркий спор о том, каким образом развратная княжна предавалась утехам плоти сразу с тремя мужчинами. Сорген криво ухмыльнулся, думая, что Рогез, несмотря ни на какие выходки, все же слюнтяй и плохой орман. Гримал, почесав зудящую бороду, кашлянул и спросил:
– А на кого это они тут охотятся, если столько народу у них на охоте гибнет? Старик-князь, да потом люди у Рогеза, как ты говоришь…
– Неужто не слыхал? – встрепенулся притихший было Лимбул. Отпивши из фляги воды, он быстро вытер мокрые губы и принялся с новым пылом: – В этой стране живут не так, как обычные люди. Крестьяне не платят податей, не отдают десятин, да и за землями никаких Смотрящих Вельмож нету. Сколько есть деревень, кругом работают только бабы да старики с малыми детьми. Взрослые мужчины поголовно бандиты да разбойники, рыщут по округе в поисках добычи. На соседние деревни нападают, на купцов да путников, на солдат. И правителям здешним приходится, чтобы себе какие подати собрать, выходить на все деревни войной. Правда, женщин со стариками они не трогают – так, разве что поколотят кого. А вот мужики на них в лесу стараются напасть. Получается, князь со своими подданными войну ведет. Непрерывно. Тут кроме столицы ни одного города нет – вся знать за стенами прячется с незапамятных времен. Купцы по дороге от границы под охраной солдат едут, и вообще все больше по морю плыть предпочитают.
– Значит, вдоль дороги должны быть заставы? – спросил Сорген. Лимбул, сбившись, выпятил губу.
– Ну… так и есть, вроде бы.
– А где они? Смотри, дорога-то пустая совсем!
– Ха, сударь! Так тут же никто не ездит сколько лет! Чего тут сторожить…
Словно в насмешку над Лимбулом, одна из рощ извергла из себя несколько вооруженных всадников. Наемники немедленно встрепенулись и, повинуясь зычным выкрикам Гримала, выстроились в боевой порядок. Ругаясь, на чем свет стоит, на собственную беспечность, они поспешно одевали шлемы – а кое-кто, особенно ловкий и шустрый, ухитрялся натянуть и кольчужку.
Однако, повода для беспокойства, по-видимому, пока не было. Всадников было всего-то с полтора десятка, причем большинство из них не думало приближаться. Вперед, по направлению к отряду Соргена, выехали только трое, причем это были явно не бандитствующие крестьяне. Воины в блестящих стальных шлемах с висящими наподобие бармицы длинными узкими пластинами, в легких кирасах, с круглыми щитами за спинами и небольшими мечами на поясах. У одного шлем был украшен рыбьей мордой – видно, он числился тут каким-то начальником.
– Стойте, путники! – завопил этот «рыбак», как окрестил его про себя Сорген. – Стойте и назовите себя, ибо вы вступили на земли князя Рогеза, повелителя Рха-Уданы и опекуна окрестных ей земель.
– Меня зовут Сорген, – выкрикнул в ответ молодой колдун. – Я еду в гости к вашему князю, а это – мои люди.
– Фу!! – даже с того расстояния, на котором опасливо остановились рха-уданцы, было видно, как выражение облегчения разгладило хмурое лицо "рыбака". – Слава Наодиму, это вы! Конец нашим страданиям.
Как вскоре выяснилось, отряд десятника Обра (того самого, с рыбой на шлеме) поджидал Соргена уже целых три дня и две ночи, подвергаясь неимоверным лишениям и трясясь от страха. Рядом находились целых пять деревень и мужчины этих селений не преминули навестить стоящий на месте отряд. Две ночи – четыре нападения, и из двух десятков отряд лишился пятерых.
– Хорошо еще, что деревеньки не из больших, – повествовал Обра, придирчиво оглядывая воинов Соргена. – Если б где рядом с Дукелами или Спульти, да еще в лесу, а не в чистом поле… А так только одного зарезали, двух из луков застрелили, да еще двух часовых ночью украли.
– Украли? Зачем? – удивился Сорген. Обра поглядел на него, как на ребенка, задавшего неимоверно глупый вопрос.
– Чтобы с родни выкуп требовать! Да эти чернозадые сейчас больше в плен захватывают, чем убивают.
– Но теперь нам нечего бояться, – уверил хмурого рха-уданца Лимбул. – Наш господин – великий маг, да и солдаты мы не из последних.
– Ну-ну, – пробормотал Обра. – А поторопиться все же надо. На крупную добычу и волки крупнее сбегаются. Конечно, давненько эти голодранцы для набегов не объединялись, но кто их знает, с нашим-то везением? Лучше бы нам приударить да до вечера до города добраться.
– Возможно ли это? – усомнился Сорген. – Время уже за полдень, а мы устали, как собаки. Я думаю, еще одна ночевка здесь покажется вам прелестной по сравнению с прошлыми.
