— Ну-ну, Яа, — всегда сдержанный Ион взмахнул рукой. — Как говорится, на лбу написано, что далеко не все хорошо! Яа улыбнулась.
— Девочка моя, я не наивен. Ответь — ты только вела наблюдения?
«Нет, я вступила в прямой контакт. Извините, — написала Яа, а потом добавила: — Я понимаю, меня снимут с космоэкспедиций. По заслугам. Об одном прошу: не надо брать с собой их детей».
Ион вдруг весело мигнул звездочкой:
— Слушай, Яа, мне надоело так общаться с тобой! Я соскучился по твоему огоньку! Наш медик совсем не плох. Ему по силам произвести трансплантацию прямо на борту. Давай провернем! Вернешься как ни в чем не бывало…
Яа взяла самопис.
«Мне нравится ваше «слушай», уважаемый Ион. Как будто мы с вами и впрямь разговариваем в голос. Обидно, что «слушай» — это лишь лексический атавизм, что мы утратили речь. Но это к слову… Что касается операции, то мне не хочется делать ее на борту… Я бы сейчас отдохнула. Можно?»
— Хорошо, я провожу тебя. Ответь только, пожалуйста, кто те земляне, с которыми ты вошла в контакт?
«Это человек, который занимается тем, что пасет стадо животных, дающих продукт по имени «молоко». Он очень вкусный, совсем не то что наши таблетки, кремы и пасты».
— Этот человек очень старый? — лукаво спросил Ион. «Нет, он молодой, светловолосый, синеглазый и добрый. Он встретил меня так, словно мы знакомы десять тысяч весен и не виделись всего несколько дней».
— Спасибо, Яа, — сказал Ион. — Я вижу, ты все-таки немножко доверяешь мне.
Проводив Яа до ее каюты. Ион вызвал Нэма.
— Мы работаем вместе очень долго, — сказал руководитель. — Я верю тебе и не привык обманывать… Мы прекращаем экспедицию и возвращаемся. Ты понял, Нэм?
— Да, руководитель. Могу только сообщить, что автомедик не обнаружил у Яа очевидных внутрибиологических отклонений, как и опасных бацилл. Видно, ей попался на Земле чистый уголок… Вам, наверное, нужно это знать. Ведь комиссия изучит все данные…
— Да, Нэм. Спасибо тебе, — сказал Ион, а помолчав, добавил: — По-моему, у Яа болезнь поопаснее любого вируса…
— Что же? — как всегда хладнокровно спросил Нэм.
— Это, кажется, любовь…
— Любовь? — переспросил Нэм. — Какой-то редкий космический грибок?
— Нет, — сказал Ион. — Это было и у нас. Это когда глупое сердце становится сильнее разума и начинает командовать. Ты все понимаешь, а совладать с собой не можешь. Сердце ведет тебя и ведет… По крайней мере, так говорится в старинных книгах…
— Жаль бедняжку Яа! — заметил Нэм. — Она была большая умница…
— Не будем говорить «была». Пусть придет в себя. Может быть, се испарится, как сон.
— Тогда, возможно, останемся на орбите, выждем какое-то время и проведем операцию? Взвесьте еще раз…
— Нет, Нэм. Я, конечно, знаю о возможных последствиях. Но я хорошо знаю и Яа, дочь моего друга. Опасаюсь, проведение операции ухудшит ее состояние. Мне бы не хотелось…
Яа еще спала, когда космодом снялся с орбиты и взял курс в сторону родной планеты. Яа снился сон, в котором пастух от всей души смеялся над тем, как она, неумеха, вытаскивала из реки серебристую плотвицу, неловко дергая удочкой. А Яа смотрела на пастуха, и ей хотелось, чтобы он все смеялся и смеялся, и они ловили рыбу в чистой реке.
Яа уже долго-долго, с самого детства, не снились цветные сны.
След на траве
— Ласка, ну. Ласка! Куда же ты? — кричал пастух вслед буренке, метнувшейся к обрыву над рекой.
Догнав ее, потрепал по загривку:
— Ласка, хорошая ты моя… Ласка болела. Ласке было плохо… Ну да ничего, ничего… Погуляем, травку пощиплем, водицы попьем…
Ласка перешла на привычный неторопливый шаг. Стадо лениво тянулось к лугу возле старого дуба.
Пастух вновь вспомнил о событиях ночи. «Почему же Яа даже не попрощалась?» — в который раз спрашивал он себя. Конечно, эта девушка с прохладной серебристой кожей и мерцающей звездочкой появилась не за тем, чтобы просто познакомиться с ним. Как это она сказала: «Я — разведчица!» А разведывают обычно у противника, врага.
Пастух, однако, сердцем чувствовал, что Яа можно верить и нельзя ждать от нее зла. Хотя было в поведении Яа и много непонятного. Но она ведь с другой планеты другой галактики!
Загадка Тунгусского метеорита и острова Пасхи, какие-то удивительные наскальные надписи, не поддающиеся расшифровке, и странный аэродром или космодром в Южной Америке, чей возраст трудно установить… Еще мальчишкой пастух читал и слышая об этом. И с той поры ему так и не ясно до конца, прилетали или нет на Землю другие люди? Почему снова не напомнят о себе? Может быть, каким-то неведомым, но добрым законом мироздания недопустима встреча различных межзвездных цивилизаций? Может быть, это залог их сохранения? Может быть, так предопределено, чтобы более развитая цивилизация не попыталась поработить, перестроить на свой лад более слабую?
Пастух, правда, верил, что в далеком далеко, среди бесчисленных галактик, есть планеты, похожие на нашу, а на планетах живут люди, похожие на нас. Ночное появление Яа лишь подтвердило это.
А вот ушла она нехорошо, нет, нехорошо! Не по-русски! Сейчас бы добрались до луга, пустили бы коров пастись, а сами на бережок — удочки закидывать… Эх, это он, тютя-матютя, во всем виноват! Конечно, Яа испугалась, что днем на рыбалке ее кто-то увидит. Шутка ли! Серебристая, волосы, что смоль, а во лбу, как говорится, звезда горит… Не знает ведь, что места кругом тихие-претихие, днем с огнем никого не сыщешь — люди редко сюда заглядывают, разве что осенью по грибы.
Как же это он не предусмотрел?!
А может, она спешила? Но все равно могла хоть на минутку разбудить — неужели бы он не понял, стал задавать лишние вопросы?..
Странно другое. Уходя, Яа оставила ему свою звездочку и какой-то удивительный переливчатый лоскуток. Это не шутка! Ведь звездочка — не простое украшение, не бирюлька. Это язык Яа, ее связь с другими. Теперь звездочка пульсировала мерно и грустно в укромном уголке под крышей его шалаша.
Незаметно пастух пригнал стадо на луг. Могучий дуб со стволом в три обхвата, словно случайно выбежавший из лесной чащобы, был виден издалека. Однако местечко дуб выбрал отличное. Земля тут была особой — травы росли сочные, их очень любили коровы, а цветы с этого луга долго не вяли.
Пастух дал животным волю пастись, а сам прилег на траву неподалеку от дуба. Вдруг почти прямо перед собой он увидел черное выжженное пятно диаметром около полуметра. По краям оно было очень ровным, как если бы кто-то обронил на траву раскаленную круглую металлическую болванку. Это не кострище! Костер оставляет после себя головешки и березовый, сосновый, в зависимости от дров, запах. Чуть смолянистое пятно не имело никакого запаха.
Спустя полчаса его разморило на солнцепеке, и он задремал.
Пастух очнулся, услышав мычание. Поднял голову — над ним склонилась Ласка. Она смотрела добрыми вишнево-коричневыми глазами, точно упрекая: как же это ты уснул, друг сердечный? Нас-то на кого бросил? Тут же пастух услышал, что его окликнули по имени. Он узнал голос Веньки Теплова, деревенского паренька, восьмиклассника.
Венька шел вдоль берега со стороны села вместе с человеком в темном костюме. Пастух помахал Веньке рукой, а потом встал и побрел навстречу гостям. Венька был паренек застенчивый и молчаливый. Учился он неважно, едва-едва на тройки, силой не отличался, одноклассники, и мальчишки, и девчонки, чуть посмеивались над ним, что случается, когда одни люди не могут понять других. Только пастух знал тайную Венькину страсть — астрономию. Еще третьеклассником Венька раздобыл где-то учебник по астрономии и мог часами напролет рассматривать картинки планет. Зимой он почти каждый вечер проводил у пастуха, тихонько сидел с книжкой на просторном самодельном стуле, поджав ноги. Изредка Венька прерывал чтение — и свое, и пастуха — одним и тем же обращением:
