- Не забывайте, - сказал дядя Люда, - что в вас роста теперь не больше полусантиметра, а навыков для такой жизни нет. Вас может уничтожить любое насекомое.
- А для чего им меня изничтожать? Поймуть, чай, что я бедный старый человек и никому плохого не сотворю.
- Они же не люди, чтобы вас понимать! - воскликнула Нюня. - Они только себя понимают! Как вы!
- Нюня! Как ты себя ведешь?! - вмешалась, но не очень уверенно, Бабоныко.
- Оставайтесь здесь! - продолжала, обращаясь к Тихой, Нюня. - А мы найдем Фиму, попросим у него великаньих конфет и станем опять как люди.
- Каких-каких конхвет? - встрепенулась Тихая.
- Великаньих, вот!
- А што же ето за конхветы? В какой бумажечке?
- В такой... самой красивой! На ней богатыри нарисованы... Три богатыря, а может быть, даже тридцать три со своим этим... дядькой.
- Нюня права, - кивнул Людвиг Иванович, - этого тоже забывать нельзя: запас увеличительных таблеток есть только у Фимы. Судя по дневнику, Фима на всякий случай оставил одну увеличительную таблетку в коробке с черепом, но ее на месте нет. Наверное, ее съел муравей, который стал гигантским и утащил слониху Меланью. Ты ведь тоже так думаешь, Нюня? А теперь пора в путь. Тихая, прячьтесь получше, и, если мы останемся живы, мы вернемся и спасем вас. Матильда Васильевна и Нюня, не отставайте!
Но едва они тронулись, Тихая пристроилась сзади.
- Так вы все-таки с нами?! - удивился Людвиг Иванович.
Но Тихая отрезала:
- Может, с вами, а может, сама по себе. Ваша, што ль, пословица? - И принялась что-то бурчать сердито.
Однако Людвиг Иванович и Нюня ее уже не слушали. Они читали нараспев стихотворение, которое только что сочинили:
Мальчик с пальчик для нас великан,
и бездонный колодец - стакан.
И по крышке, нависшей над нами,
муравей прошагал вверх ногами.
- Уверьх ногами! - только и пробормотала бабушка Тихая.
Глава 23
Первое нападение
Не так легко оказалось добраться до третьей щели. Сами половицы были еще ничего, хотя Матильда Васильевна все время спотыкалась и цеплялась длинным своим халатом за какие-то громадные заусеницы и обломки. И первая щель, с тем самым земляным уступом, не доставила им особенных хлопот.
Но вот вторая по-настоящему напугала - она была широкая, заполненная чем-то мягким, рыхлым, переплетенным.
- А я знаю, это ихние джунгли, - заявила Нюня и тут же увязла и запуталась. - Ничего себе, - сказала она бодро, хотя немного струхнула.
- Какие заросли! Какие лианы! - сказала и Бабоныко, с трудом вытягивая свой халат из разноцветных волосатых зарослей, и вдруг догадалась. - Боже мой, да это же нитяные лианы!
Наконец добрались до третьей щели.
- Внимание! Уходим под пол, - сказал дядя Люда. - Будьте осторожны, это вам не асфальтовые тротуары. Старайтесь идти только по муравьиной тропе, след в след за мной.
Начался пологий спуск. Становилось темнее. Но Людвиг Иванович, державший в руке фонарик, пока не включал его.
- Разве ж можно так все время пробираться? - ужаснулась Бабоныко. - Разве нельзя сесть на какой-нибудь транспорт?
- Вы можете себе представить троллейбус в диких джунглях?
- Пусть это джунгли, но в таком случае здесь должны быть мускаты, на которых скачут колбои. Вы не знаете, что такое мускаты? Ну, эти... короткие лошади.
- Мустангов нам придется приручать самим, - сказал дядя Люда. Он зорко всматривался в полумрак, инструктируя в то же время свою команду: - Привыкайте слушаться меня безоговорочно. Мы идем к иным, не похожим на нас существам, и должны быть очень осторожны. Помните: муравьев много, и они взаимозаменяемы, а нас мало, и ни один из нас неповторим.
- О-о! - воскликнула Бабоныко. - Моя покойная мамочка, объяснив мне правило, всегда говорила: "Повторим!" А я точно, как вы сейчас, говорила: "Не повторим! Не повторим!" Я была очаровательным ребенком.
- Балаболка, ремня на тебя хорошего не было, - мрачно вмешалась бабушка Тихая.
- Людовик, воздействуйте на нее!
Людвиг Иванович оглянулся, чтобы их успокоить, и...
Ни один из них не видел паутинной нити, натянутой поперек дороги, - так сливался цвет ее с окружающим полумраком. Оглянувшись, чтобы успокоить старушек, Людвиг Иванович споткнулся об нее. В то же мгновение откуда-то сверху свалилась на него ловчая сеть паука, и под отчаянный Нюнин визг черной тенью метнулся и сам паук. Тут бы Людвигу Ивановичу и конец, но паук замешкался: может, жертва показалась ему необычной и он не знал, в какое место бить ядовитым крючком, а может, его обескуражил страшный Нюнин визг. Этой секунды хватило Людвигу Ивановичу, чтобы включить фонарик. В ослепительно белом луче блеснули два ряда маленьких глаз на паучьей голове, узорчатое брюхо, волосатые ноги - и паук поспешно отступил, потянув за собой ловчую сеть. Людвиг Иванович беспомощно кувырнулся, но фонарика не выключил. Тогда паук перерезал крепящие нити и, таща их за собой, скрылся. Все это произошло в считанные секунды. На помощь Людвигу Ивановичу успела броситься только Нюня, но и она запуталась в липкой паутине. Людвиг Иванович, кое-как освободившись сам, принялся распутывать и очищать Нюню.
- Идемте скорее отсюда! - дрожащим голосом воскликнула Матильда Васильевна.
- Хорошо бы, но нам нужна веревка.
- Она же липкая, - сказала Нюня, все еще счищая с себя клейкое вещество.
- Не вся. Вот здесь сухая.
- Веревка в хозяйстве - первое дело, - неожиданно поддержала Людвига Ивановича Тихая.
- Но он убьет вас! - всплеснула руками Бабоныко.
- Чепуха! - сказал Людвиг Иванович. - Паук храбр и свиреп, упорен, искусен и ловок, но все-таки он только паук, а мы люди. У него только инстинкт, а у нас еще и разум. Бабушка Тихая, вот вам нож. Я буду дергать сигнальную нить и ослеплять паука, а вы режьте нить на раме, только прямую, а не круговую, липкую.
Кто бы подумал, что Людвиг Иванович может так быстро отпрыгивать и стрелять светом в стремительно скользящего паука, а бабушка Тихая так ловко и спокойно управляться с ножом и паутиной. Бабоныко только взвизгивала каждый раз, как мохнатое чудище бросалось к смельчакам, пока Людвиг Иванович не попросил ее замолчать. Бабоныко очень обиделась, но все-таки снова взвизгнула, когда Людвиг Иванович дернул нить и отпрыгнул. Однако на этот раз паук не появился из своего гнезда, и бабушка Тихая спокойно закончила свою работу. Потом она ловко намотала шелковую легкую и прочную паутинную веревку на локоть и кулак, оглянулась в поисках палки, на которую можно было бы повесить моток, и в самом деле подобрала нечто похожее на палку, но это нечто было гибкое, как прут, и при этом напоминало антенну для телевизора - состояло из нескольких сужающихся к концу частей, как бы вдвинутых друг в друга.
- Вот уж не думала, што насекомые тожеть теливизоры смотрють, - покачала головой бабушка Тихая.
- М-да, телевизор, - пробормотал дядя Люда, внимательно оглядывая находку. - Это действительно антенны, дорогие мои женщины, только не сделанные на заводе, а отломанные кем-то у мертвого муравья.
- И какеи ж картины смотрють оне? - спросила недоверчиво бабушка Тихая.
- О, самые замечательные! Только видят они не глазами, как мы, а нюхом... А ну-ка, Нюня, поищи, нет ли еще поблизости муравьиных антенн. Похоже, что здесь шел бой, или пиршество, или и то и другое вместе.
Нюня действительно нашла еще две антенны, и каждая из женщин взяла по антенне на плечо.
Спустились ниже - стало совсем темно. Людвиг Иванович дал запасной фонарик бабушке Тихой и велел включить красный свет.
- Предупреждаю, - сказал он, - муравьи не терпят в муравейнике ни малейшего света. А красный они не видят - вот почему Фима искал трехцветные фонарики.
Становилось все темнее. Только светились два красных огонька. Дорога тянулась неровная, и идти было бы, наверное, совсем трудно, если бы путники не были так легки. Они особенно чувствовали это, когда надо было через что-нибудь перепрыгнуть, потому что напрягались гораздо сильнее, чем требовалось. Бабушка Тихая даже сбила один раз Людвига Ивановича с ног, так как пролетела дальше, чем рассчитывала.
