В шкафу стояла коробка "Юный химик", которую Людвиг Иванович подарил Фимке в начале лета в его день рождения, но в этой коробке не было уже ни пробирок, ни реактивов, хотя, когда Людвиг Иванович дарил набор, речь шла о том, что Фимка займется им с осени, с нового учебного года. Микроскоп стоял там же, и видно было, что им часто пользовались. А вот той "секретной тетради", о которой говорила Ольга Сергеевна, нигде не было и следа, так же как и патронташа.

Еще обнаружил Людвиг Иванович две оправы от очков. Обернувшись к стоящим у двери женщинам, Людвиг Иванович показал оправы и спросил, не знакомы ли им эти очки. Фимина мама покачала головой. Бабушка Тихая язвительно усмехнулась, но ничего не оказала. Нюня вытаращилась и замерла. А Матильда Васильевна смущенно кашлянула и сказала:

- В общем-то, это мои очки. Они, правда, были мне уже не совсем хороши... И оправа какая-то простенькая... В общем, я не знаю... может, я их выбросила по рассеянности...

- Они без стекол, - заметил Людвиг Иванович.

- Нет, тогда не мои, - с облегчением сказала Матильда Васильевна. - У меня были со стеклами.

- Но в такой оправе?

- Ну, оправа... всякая бывает оправа, - неуверенно оказала Бабоныко.

- Бабунечка ничего не помнит, - затараторила Нюня.

- Анюня, я тебя пока не спрашиваю, - строго сказал Людвиг Иванович. А про себя с грустью отметил, что это, видимо, еще один случай присвоения Фимкой чужих вещей, и, очень возможно, с помощью Нюни.

На средней полке в шкафу были свалены кукольная посуда и множество эмалированных кружек, пожженных и потравленных кислотой, а также пузырек из-под духов "Гвоздика".

- Чья посуда? - спросил Людвиг Иванович строго.

- Это я давало Фиме, - ответила, не поднимая глаз, Нюня.

- Зачем?

- Ему нужно было.

- А для чего, как ты думаешь? Только, Анюня, не лги, а то мы можем так и не найти Фиму.

Девочка стала багровая и вся вспотела, но все-таки сказала, так тихо, что трудно было расслышать:

- Не знаю.

- Я не слышу, Анюня. Что?

- Я не знаю, - сказала Нюня громче, и в глазах, которые она подняла на Людвига Ивановича, блеснули слезы - не то упрямства, не то обиды и волнения.

- А духи "Гвоздика", Оля, твои?

- Нет.

- Нычихины, - буркнула бабушка Тихая. - А то еще цветы у соседев срезал.

- Без спросу?

- Поначалу-то спрашивал, да так умильно, оне и растаяли. А потом, глядь, уже и на базар нести нечего. Крику-то было!

- Что за цветы?

- А гвоздика ж. У Нычихи - очки, у мене и соседев - цветы, у Нюньки посуду. У собственной матки ружжо утянул. Связался с шайкой, вот чего я скажу!

- Неправда, он не воровал! Вы... вы обманываете! - крикнула Нюня.

- Ну-ну, спокойно, - сказал, все больше хмурясь, Людвиг Иванович. - О воровстве нет пока и речи...

И трехцветного фонарика, тоже подаренного Фимке Людвигом Ивановичем, нигде в комнате не было. "Продал или взял в путешествие?" - думал Людвиг Иванович.

Очень тщательно осмотрел этажерку с книгами: "Жизнь животных", "Все о мышах", "В мире насекомых", "Чувства животных и человека", "Мой веселый трубачик". Книги о спелеологах - разведчиках подземных пещер, книги по химии и биологии. Людвиг Иванович каждую перелистал, но, кроме многочисленных закладок и отчеркнутых абзацев и фраз, ничего не нашел.

Оставалась еще решетка на окне. Ее-то и осмотрел тщательнее всего следователь. Но решетка сидела в пазах стены намертво, и не было никаких признаков, которые указывали бы, что ее кто-то расшатывал, подпиливал или вынимал звенья.

Людвиг Иванович простучал стены и потолок и пядь за пядью осмотрел пол. Дом, конечно, был старый, но никаких тайников, отодвигаемых половиц или скрытого подпола обнаружено не было.

В ящике стола следователь нашел маленькие аптекарские весы, много облаток от лекарств, пустые спичечные коробки, чистые тетради с выдранными листами, фанеру от посылочных ящиков, пенопласт и много других вещей, которые пока ни о чем ему не говорили.

Ползая по полу и подбирая где обрывки шпагата, где волосок или клочок бумажки, он вытащил из-под шкафа кусок тетрадного листа, на котором было написано всего три слога:

Ма не бе

Хвостик последней буквы "е" разъехался сантиметров на десять, словно, когда Фимка писал, кто-то у него выхватил лист, так что перо проехало наискосок. Что могли означать эти три слога? "Ма, не беспокойся", или "Ма, не бери", или "Ма, не бегай", или еще что-нибудь? И когда это было написано? Сегодня или давно? И почему оказалось под шкафом? Заметён ли был листок туда нерадивым подметальщиком или его сдуло со стола сквозняком?

Людвиг Иванович бережно положил и этот листок в специальную коробку для экспертизы.

К этому времени прибыла и служебная собака. Ей дали понюхать Фимкины тапочки; собака повертелась, бросилась из дому, но, покрутившись в саду и у туалета, вернулась обратно в Фимкину комнату. Здесь она еще несколько раз понюхала половицы, чихнула и села, глядя на своего командира спокойно, с выражением исполненного долга. Ее попробовали подвести к окну, к решетке, но собака, обнюхав ее, небрежно отвернулась, как бы говоря: "Ничего интересного ложный путь".

Людвиг Иванович вздохнул и, отпустив милиционера с собакой, принялся за опрос соседей.

Глава 5

Показания Матильды Васильевны

Бабоныко сразу же заявила:

- Фимочка был на редкость редкий мальчик. Видимо, поэтому его и выкрали!

Матильда Васильевна смотрела на Людвига Ивановича с живейшим любопытством. На странные ее зеленовато-оранжевые кудерьки была наброшена черная кружевная, с бурыми нитками, косынка.

- Как же его, по-вашему, могли выкрасть?

- А в эту... - небрежно махнула Матильда Васильевна на зарешеченное окно.

Людвиг Иванович с недоверием покачал головой и задал следующий вопрос:

- Расскажите, пожалуйста, пока без собственных предположений, что вы знаете о событиях сегодняшнего утра. Вы понимаете, о каких событиях я говорю?

- Безусловно! Итак, сегодняшнее утро... Нынче утром я была в своем простеньком синем халате с шелковыми отворотами... К сожалению, я была непричесана, так сказать, извините меня за неприятные подробности, в... ну, скажем прямо, в... да, в бигуди.

- Матильда Васильевна, я бы...

- Да-да, я вас понимаю! Поверьте мне, я тоже привыкла следить за собой, но парикмахерская так далеко от нас, а в домашних условиях волосы на бигуди сохнут по пять-шесть часов!

- Минуточку, Матильда Васильевна, я бы хотел услышать о Фиме!

- Но я, по-моему, уже говорила, что это был необыкновенный молодой человек.

- Молодой человек?

- А разве он был стариком? - с вежливо-сдержанной иронией усмехнулась Бабоныко. - Необыкновенный молодой человек!

- Но Фима мальчик!

- А мальчик, по-вашему, не человек?

- Человек, но, я бы сказал, еще маленький!

- А вот в этом я с вами уже никак согласиться не могу. Он не был маленьким человеком - он был великим человеком!

- Великим? Был?

- Если я говорю "был", то потому, что не уверена, вернется ли он к нам. Да-да! Такими умами не разбрасывается ни наша, ни иностранная разведка!

- Да што вы ее слухаете?! - не выдержала за дверью бабушка Тихая, и Людвиг Иванович вынужден был предупредить, что показания свидетелей ни подслушивать, ни прерывать нельзя.

Вынужден он был и Матильду Васильевну попросить не отвлекаться, не пускаться в характеристики и предположения, а просто покороче рассказать, видела ли она утром Фиму и где именно.

- Да! Видела! Конечно, видела! "Вы будете, Фимочка, профессором", сказала я. А он мне: "Это не главное". Скажите, это слова обыкновенного мальчика или необыкновенного молодого человека?

- Бабунечка, это ж было три дня назад! - раздалось за дверью.

- А я разве говорю, что не три дня? Три дня назад, но я почти абсолютно уверена, что утром. Да, утром!

- Матильда Васильевна, нас интересует сегодняшний день! Видели вы сегодня Фиму? И покороче, пожалуйста!