Как ни орал Антонов на отступающих в беспорядке "подушечников", вернуть боевой дух уже не удалось.
А вот мощное "ура" покатилось и со стороны Комаровки. Артиллерийские залпы от церкви прекратились. Батальон ВЧК соединился с осажденными батальонами. Вместе они повели атаку в сторону южной околицы села, где разместился антоновский штаб.
На рассвете полк ВЧК, которым командовал Ворсвик, прижал несколько сот в беспорядке отступающих пеших бандитов к речке, уже наполнившейся мутной вешней водой, но еще не вскрывшейся.
Маркин, который теперь действовал вместе с полком ВЧК, со своей пулеметной бригадой галопом поскакал к мосту.
Толпы обезумевших от страха бандитов, успевших приодеться в Пахотном. Углу в полушубки, кинулись на мост.
Пулеметным огнем Маркин сбросил их с моста, они шарахнулись в воду, залившую лед: скользили, падали, ползли по воде, догоняемые свинцом пулеметов.
- Искупайтесь, гады, охланите, проклятые! - приговаривал Панька Олесин, заменивший командира у пулемета.
2
Антип Семилетов, высокий, как жердь, старик с белой бородой, стоял в сумерках на краю села и прислушивался к далеким звукам частой стрельбы...
В Рассказове шел бой.
Последний сын Антипа, Прошка, рыжий сорванец, мечется теперь где-то с антоновцами...
Побеждают или бегут, спасаясь?
Обещал Прошка достать в Рассказове сукна. Много уже навозил Прошка домой всякого добра. Радуется подаркам мачеха, заражает этой ядовитой радостью и Антипа. Ощупывая руками привезенные сыном с очередного рейда вещи, забывает он, что уже три старших сына сложили головы где-то далеко от дома.
Первого расстреляли как злостного дезертира; второй мечтал привести отцу из Ивановского совхоза племенную матку - он "служил" у Богуславского, - да так и остался у каменной стены конюшни вечно нюхать конский помет. Третьего снарядом разорвало в бою...
Рождались они - все четверо - друг за другом. Росли крепкими, здоровыми - все в отца. Хотелось жене дочку, да бог просьбе не внял, пятая беременность свела Феклу в могилу... Остался Антип с сынами вдовствовать. Долго не мог он по сердцу найти себе бабу. Но однажды привел из Рассказова красивую, ладную мещаночку с белыми кудряшками и велел сынам любить ее и жаловать, как мать.
Баба оказалась работящей, с сынами ужилась, но Антипу с ней не стало покоя - жажда наживы, жадность к накоплению всякого добра была в ней настолько неистребимой, что Антип со страхом глядел в ее красивые насмешливые глаза - не ведьма ли в ангельском лике?
Он считал себя тоже скупым, но в глазах новой жены оказался "простодыром и мотом".
Варвара, так звали жену Антипа, приучила детей тащить в дом все, что плохо лежит, и повзрослевшие мальчишки вскоре стали отчаянными ворами. Недаром на селе сложили прибаутку: "У Антиповой Варятки все пасынки ворятки".
Шло время. Богатела семья Антипа. Сыновья уже работали в поле. Днем пахали, а вечерами крали и перепродавали лошадей. Некогда им было гулять на вечерках с девками, и по селу пополз слушок, что их всех приворожила молодая мачеха...
Приворожила она и Антипа, да не тем, о чем говорят люди... Но и теперь ждет она не дождется Прошку с награбленными в Рассказове отрезами сукна.
Антип стоял и слушал, а в глазах его уже скакали к селу розвальни, а в них - весело размахивающий вожжами сын...
Прошка... последний, самый бедовый и удачливый...
Но вот заглохла стрельба, горизонт озарился заревами пожаров. Кто кого жег? Неизвестно.
Антип постоял еще несколько минут и зашагал домой.
На заре Прошка прискакал верхом. От седла, которое Антип справил еще до революции, отвязал кусок шинельного сукна, бросил к ногам мачехи и, не слезая с коня, сердито буркнул:
- Командир воз повез, а меня гонял с поручениями, вздохнуть не давал, сволочь. Не буду больше адъютантом.
Мачеха подняла кусок сукна и с видимым недовольством швырнула в сенцы.
- Ты чего сидишь, не слазишь? - озабоченно спросил Антип. - Молочка попей.
- Отстану от своих. На Уварово наши пошли, теперь не скоро свидимся. Прощайте! - И Прошка пришпорил вороного мерина.
- Ты бы отцу хромовые достал, Прошка! - крикнула вслед мачеха. Обещал ведь!
Прошка махнул головой и исчез за углом соседнего дома.
...Через два дня за селом, в овраге, в вечерних сумерках разразился неожиданный бой. Стрельба была густой и долгой, будто кто усердно ломал хворост за стеной избы, заготавливая топку. Антип прислушался, не выходя из избы, велел жене закрыть двери на засов. Но стрельба оборвалась так же неожиданно и сразу, как и возникла.
Антип вышел на улицу. К нему подошел сосед.
- Пойдем, Гордей, посмотрим, что там было? - предложил Антип.
- Господь с тобой. Ни за какие миллионы не пойду, - перекрестился сосед. - Иди, коли смелый.
Антип постоял, потоптался. Любопытство погнало его к оврагу. "Кто старика тронет", - успокаивал он себя, шагая по апрельскому хрустящему ледку, продырявленному прошлогодней жесткой травой.
Кругом было тихо. Только где-то за бугром слышно было удаляющееся цоканье конницы и неясные крики людей.
Антип прошелся по краю оврага. Хотел обойти куст дубовой поросли с прошлогодней жухлой листвой и - чуть не споткнулся. Из куста торчали ноги, обутые в сапоги.
Антип отпрянул. Он был не из трусливого десятка, но столь неожиданная встреча испугала его.
Успокоившись, он подошел, толкнул лаптем ноги: не раненый ли?
Убитый лежал ничком, голова его, видимо, была рассечена саблей - вся залита кровью, а шапка повисла на сухом сучочке у пенька. На убитом кожанка.
"И сапоги вроде хромовые, - отметил для себя Антип. - Комиссар, знать".
Озирнувшись, Антип дотронулся пальцем до сапог - мягкая кожа легко продавилась. "Хромовые", - прошептал Антип. Ему вдруг захотелось стащить их с убитого, пока ноги совсем не закоченели, но безотчетный страх прогнал его домой.
Варвара ждала его у крыльца вместе с соседом.
Безразлично зевнув, Антип махнул рукой:
- Ничего не видать. Ускакали, знать, все на Хитровку. - И пошел в дом. - Спать пора, Варя.
Когда она вслед за ним вошла в дом, Антип закрыл дверь на засов и торопливо рассказал, что видел.
