- А еще правду ищем, мужики! Сами правду топчем!

- Ах ты кровосос! - вспылил Сергей Мычалин и закостылял на деревянной ноге к Потапу. - Ты правду трогаешь? А есть она у тебя? А ну ставь свою правду рядом! - И он вскинул деревянную ногу на порог. - Моя правда вот она, ее видать! Всем видать! А твоя где? Ну?

Во двор с гиком влетел на подводе Петька Курков с товарищами.

- Привет беднейшему крестьянству и его деревянной ноге! - весело крикнул Петька, видя, как Сергей задрал ногу на порог. - Мы готовы грузить хлеб гражданина Свирина.

Василий узнал Юшкиного коня и с тревогой спросил Петьку:

- А тесть где?

- Спит у плетня. Пьяный в доску.

Потап криво усмехнулся, Василий заметил эту усмешку и грозно шагнул к нему.

- Хлеб излишний показывай!

- На свою голову окстил крестничка, - пробурчал Потап, глядя мимо Василия.

- Ты зубы не заговаривай! Говори, куда спрятал хлеб?

- Вон он, в ларе. Сами видали. Я не прячу.

- Норму оставил, а остальной где? Где, спрашиваю?!

Потап молчал.

Петька подошел к Потапу, легонько дотронулся до его плеча пальцами и вкрадчиво спросил:

- Так, значит, нет лишнего хлебца, папаша?

- Нету, нету, - ища поддержки, ответил Потап. - Все у меня на виду, сынок.

- Крест положи на живот, - приказал Петька.

Потап помедлил, покосился на продотрядчика, но перекрестился.

- Та-ак, - раздумчиво протянул Петька. - А если найду? - И пытливо уставился на Потапа.

Тот несколько мгновений колебался, потом выдохнул:

- Ищи.

- Так... Значит, папаша, если на твоем дворе я хлеб обнаружу, то он не твой. Ведь мог сосед зарыть у тебя во дворе? Конечно, мог! Ну и тогда хлебец этот будет принадлежать голодающему пролетариату! - Засучив рукава, он оглянулся, ища глазами лопату. - Ишь и лопаточки не видать у тебя на дворе, папаша. Сломалась, что ли? Или сосед утащил, когда хлеб зарывал?

- По суседям ходит лопатка, - нехотя ответил Потап. - Эй, Мотька! крикнул он дочери. - Где наша лопата?

- Я почем знаю! - злой голос из сеней.

- Дяденька, сходи, пожалуйста, к соседям за лопаточкой, подчеркнуто вежливо попросил Петька Алдоню Кудияра.

Пока Алдоня был у соседей, Петька разыскал вилы у дверей и зашагал по двору, втыкая их в землю. Потом остановился у кучи свежего навоза, покрутил рукой перед носом, понюхал, как фокусник, и с силой воткнул вилы в навоз.

- Све-ежий навозец. И духом хлебным отдает.

Потап нетерпеливо переступил ногами, отер рукавом взмокший лоб:

- Чего навоз-то разваливаешь? Складывать за тебя кто будет?

Петька оглянулся, подождал, что еще скажет Потап. Вдруг решительно скомандовал:

- А ну, братцы-пролетарцы, налегни на вилы, на лопаты! - И заработал вилами.

Через несколько минут под навозом обнаружилась старая дверь. Петька, вспотевший, но радостный, дурашливо наставил вилы, как винтовку, и гаркнул на дверь:

- А ну, кто тут который и почему?

- Вот он куда запрятал! - Василий поднял дверь. - Вот где хлебец гноят, проклятые!

Потап осел на порог, схватил себя за волосы и зарыдал:

- Грабители! С голоду уморить хотите!

Вслед за ним заголосили его дочки.

Петька вынул первый мешок из ямы и с улыбкой сказал:

- Смотрите, братцы, как о соседском хлебе убиваются!

Пять мешков быстро очутились на подводе. Василий подошел к Потапу, протянул бумагу и карандаш:

- Распишись, контра... Пять мешков. А за обман народа с тебя еще контрибуцию слупим! Завтра решение представим. - И, подождав, пока Потап накорябал трясущейся рукой буквы, жестко сказал: - Выводи коня!

2

Маша увидела отца у плетня и - к нему.

- Батя, батя! - испуганно закричала она.

Юшка хотел было вскочить, но почувствовал, что кто-то его держит за пояс.

- О господи, что с тобой, батя? - Маша отвязала его от кола.

Юшка протер глаза:

- А где вороной, Манюшка?

- Какой вороной?

- Да повозка моя!.. Я на телеге ведь был, помню.

- А кто привязал тебя к плетню?

- Не знаю. Конокрады увели? А-яй-яй, голова садовая! Догулялся!

- Идем домой, папаня. Может, Панька распряг? - Маша помогла встать ослабевшему отцу и повела под руку домой.

Авдотья привыкла видеть Юшку таким - она не удивилась, не стала ругать. Кинула молча на лавку полушубок. Юшка повалился на лавку и застонал от головной боли.

В избу вошли Василий и Панов.

- Ты что же, отец, Сидору продался? - подошел Василий к тестю. - За гнилую телегу душу продал? Эх, ты!

Юшка откашлялся, хрипло заговорил:

- Васятка! Мать твою бог любил, вороной пропал. Конокрады увели, а меня к плетню веревкой привязали.

- Эх ты, вороной-пегий! Скоро и самого к Сидору под печку черти затащат. Цел твой вороной. На нем мы пять мешков хлеба от Потапа привезли. Почему не явился с подводой? Решению комитета не подчиняешься? Завтра к Сидору поедешь с нами.

Юшка с тревогой уставился на Василия:

- Это зачем меня-то к Сидору? Я у него полжизни батрачил, другого найдите.

Василий покачал головой и с укором сказал!

- Дешево же ты ему продался! За гнилую телегу! А мы ведь ее все равно реквизировали у него. Не дождался ты. Вот и постановление комитета есть. - Он достал лист бумаги из кармана, прочел: - Телегу кулака Гривцова реквизировать и передать бывшему его батраку Олесину Ефиму Петровичу.

Юшка осоловело смотрел на бумагу, которую читал Василий.

- Его надо в подкулачники записать. Все улики налицо, - подсказал, улыбаясь, Панов.

- Это кого в подкулачники? - приподнялся Юшка. - Варить-то вари, да посолить не забудь! Ты еще ростом мал, сынок, чтобы меня подкулачником обзывать. Я самый что ни на есть батрак, - разозлился он.

- Эх, отец, отец, из стороны в сторону ты качаешься, то к нам, то к Сидору, - с укором сказал Василий. - А я-то тебя чуть не богатырем почитал.

- Закачаешься, - жалобно ответил Юшка. - Один я, што ли, качаюсь? Вся Расея-матушка качается от власти к власти.

- Ну, тогда вот что. - Василий твердо положил руку на стол. Впрягайся в телегу сам и езди. Может, тебе Сидор и лошадь даст. Пошли, товарищ Панов.

Авдотья кинулась на колени:

- Помилуй, Васенька, помилуй его, дурака непутевого. Верно ты говоришь, продался он за телегу да за эти... как их, - запнулась она.

- Ну, говори, говори, мамаша, - поднял ее Василий с пола. - Чего еще подарил ему Сидор?