В Ларнаку в пятизвездочный отель, где проводился симпозиум, они поехали вместе. Лиса не удивилась, когда оказалось, что Чибисов заказал только один номер – шикарный люкс с джакузи. С Кипра все и началось. А потом оказалось, что быть подле Чибисова в качестве эскорт-секретаря нужно не в Москве, а в ста семидесяти километрах от нее – в Славянолужье. Это стало для Лисы неприятным сюрпризом. Однако, взглянув под правильным углом зрения на особняк на берегу реки Славянки, на гараж Чибисова, на его машины, на его офис, на его лошадей, на его мебель, на спутниковую антенну, теплицы, поля, оранжереи и завод комбикормов, Лиса решила быть благоразумной. Что, в сущности, такое сто семьдесят километров от Тверской и Кутузовского, когда Чибисов и его старый друг Антон Хвощев приобрели на паях спортивный самолет?
К большому несчастью, самолет вскоре разбился, искалечив Хвощева. Но ведь все остальное было целым и невредимым. Ситуация осложнялась лишь тем, что у Чибисова имелась взрослая дочь Полина. Но Лиса мудро полагала, что с ее замужеством кое-какие проблемы их взаимоотношений рассосутся сами собой.
Но то, что произошло в ночь Полининой свадьбы, разбило все ее надежды. В доме воцарился полный хаос – безобразный и всепоглощающий. И бороться с ним у Лисы не было сил.
Она настороженно прислушалась – мужские голоса по-прежнему вразнобой гудели внизу:
– Я вот сейчас в приемную позвоню областному прокурору, нет, лучше в приемную губернатора… Где телефон? Он только что тут, на диване был?
– В некоторые моменты нет ничего действеннее и сильнее, чем искренняя молитва. Надо открыть свое сердце, очистить его…
– Все, все зло сейчас от Америки. Это янки нас специально развращают. По телевизору сплошь мордобой, драки, уголовники сплошные. Да виданное ли дело, чтобы раньше в Советском-то Союзе половые акты открыто на экране показывали? Вот люди и бесятся от этого, как звери друг на друга кидаются – убивают, насилуют…
Лиса почувствовала, что еще минута, и ее, возможно, стошнит. От всего этого словоблудия и от четвертой подряд сигареты натощак. Ей захотелось топнуть ногой и крикнуть им туда, вниз: хватит, заткнитесь! И она уже готова была спуститься и наговорить им резкостей, но…
Ее отвлек шум за воротами. С веранды второго этажа было видно, что у дома остановились красные «Жигули». Из них вышел долговязый человек в милицейской форме, направился прямо к калитке и позвонил. В этом человеке Кустанаева узнала участкового Трубникова. Он приехал не один. За рулем красного «жигулька» был кто-то еще. Но, к досаде своей, разглядеть со своего балкона, кого это несет нелегкая в столь неурочное время, Лиса не могла.
Слаянолужье было местом живописным, но дорожные красоты не трогали Катю. Сил ее еле-еле хватало, чтобы крутить руль и не подавать вида, что она вот-вот малодушно готова его бросить. А Трубников словно и ничего не замечал. Для него лишние десять километров по району были просто парой пустяков. Катя уже изнемогала. С языка ее то и дело срывалось жалобное: «А скоро мы приедем? А долго еще?» На что Трубников снисходительно отвечал: «Скоро, скоро, маленько еще осталось».
Дом Чибисовых был виден издалека. Стоял он на высоком обрывистом берегу реки Славянки в зеленой роще, где не было высоких деревьев, а только молодая поросль рябин, кленов, орешника да жимолости. Дом стоял на отшибе, в горделивом одиночестве почти в трех километрах от поселка, название которого Катя, проезжая мимо, так и не запомнила. По словам Трубникова, старожилов в поселке оставалось всего ничего, а в основном обитали дачники.
Дом был новый, добротный, краснокирпичный, двухэтажный. С фигурной, крытой настоящей черепицей крышей, стильными рамами под мореный дуб и высоким бетонным забором, выкрашенным красной охрой и затянутым сверху колючей проволокой. Забор огораживал участок в полтора гектара, на котором располагалось множество разных полезных строений: гараж, баня-сауна, тренажерный зал, летняя крытая беседка и конюшня. Все это Катя разглядела, когда их с Трубниковым после звонка в калитку впустили внутрь. Участок был ухожен, в цветниках царил образцовый порядок, дорожка, выложенная плиткой, была чисто подметена.
Удивило Катю полное отсутствие охраны. Вместо тяжелоатлета-привратника калитку им отпер какой-то старичок – сухонький и интеллигентный, в больших роговых очках. Трубников дружески с ним поздоровался, представив Кате как Ивана Пантелеевича Кошкина. Кто был этот Кошкин и кем он доводился дому Чибисовых, Катя в этот первый раз так и не усвоила.
Кошкин, семеня старческой походкой, повел их мимо тренажерного зала и гаража к дому. На ступеньках большой стеклянной террасы, оборудованной под зимний сад, их встретила молодая женщина. Катя оценила ее моментально: около тридцати, выглядит примерно на свой возраст. Спортивная, стильная, рыжая, как лисица. С великолепными густыми волосами, небрежно подколотыми на затылке изящной заколкой от Диора. Золотистый загар, ухоженное тонкое, слегка подкрашенное лицо, гибкая высокая фигура и отличные манеры. При этом крайняя простота в одежде: белые джинсы, льняная рубашка цвета сливок, кокетливо застегнутая лишь на две пуговки, и босые ступни с безукоризненным педикюром.
Такой Катя впервые увидела Елизавету Кустанаеву и сразу решила, что перед ней жена Чибисова, потому что Кустанаева выглядела точь-в-точь как жена богатого человека. Но потом Катя вспомнила, что Чибисов – вдовец, и поняла, что и догадка Трубникова о том, что эта рыжая дива не только личный секретарь, но и любовница хозяина дома, скорее всего, заслуживает полного доверия.
– Мы к вам, Елизавета Максимовна, – сказал Трубников, вежливо здороваясь. – Это вот сотрудник из областного управления нашего – Екатерина Сергеевна, специалист-психолог по таким делам… – Катя чувствовала, что Трубников в крайнем замешательстве. – С Полиной поговорить необходимо. Так начальство наше Екатерину Сергеевну сюда и прислало. Следователь прокуратуры результатов беседы ждет. Потом сам либо сюда к вам приедет, либо повесткой вызовет. Полину-то допросить обязательно нужно… Ну, как она, лучше?
– По-прежнему, – сухо ответила Кустанаева, пристально изучая Катю, – ни с кем не говорит. На вопросы наши не отвечает. И видеть никого не хочет. С ней только медсестра.
– Плохо дело, – Трубников покачал головой. – Бедная… И все же попытаться мы с Екатериной Сергеевной должны.
– Да я лично не против, – Кустанаева пожала плечами. – Я понимаю, что это в интересах расследования. И адвокат Михаила Петровича говорит, что чем раньше освидетельствуют ее, тем для дела лучше, так как она и свидетель и потерпевшая. Только вряд ли у вас что-то выйдет, господа, – она повернулась к Кате: – Михаил Петрович не позволит. А Полина видеть никого не желает. Даже нас, близких.
– Я могу поговорить с Михаилом Петровичем? – спросила Катя.
Кустанаева смерила ее холодным взглядом.
– Конечно, можете. Одну минуту, я его позову.
Легко ступая, она скрылась в недрах дома. Катя и Трубников остались на террасе. Этот доморощенный зимний сад не понравился Кате. Растений было слишком много, они только мешали друг другу, и всем им не хватало солнца, потому что по чьей-то прихоти или недосмотру терраса смотрела всеми своими окнами строго на север. Над скудно цветущими бегониями кружила оса. Ее жужжание было, казалось, единственным звуком, нарушавшим тишину этого большого чужого дома. И вдруг Катя услышала шум. Он донесся сверху, как будто над террасой кто-то двигал, переставлял мебель. Потом все стихло.
– Так кто, вы говорили, кроме Чибисова и Полины, живет в доме постоянно? – шепотом спросила Катя у Трубникова.
– Домработница у них есть, Клавдия, наша местная, из Журавки. Вдова, сын в Чечне погиб в девяносто четвертом. Чибисов взял ее к себе в дом, она у них как своя, – ответил Трубников, – на ней и дом весь держится. И эта вот Лизка рыжая. Лихая девица – джип чибисовский водит – гоняет так, что аж пыль столбом, да и в дела фирмы вникает скрупулезно. Чибисова потихоньку к рукам прибрала.
