Тот поднял руки, чтобы развязать узел.
– Разрешите, я помогу вам, – и ножницы рассекли галстук около узла.
Джерри Самуэльсон склонился над блокнотом. В заднем ряду Лайла, как и все остальные, смеялась до слез, наблюдая, как Эд ваял со стола бумажный пакет, положил в него обрезки галстука бедного мистера Фредерикса, надул пакет, зажал его левой рукой, поднял над головой и ударил по дну правой. С громким треском пакет лопнул, и из него вылетел целехонький галстук мистера Фредерикса.
Учитель наклонился, поднял галстук с пола, отряхнул от пыли, осмотрел со всех сторон и недоуменно покачал головой. Галстук действительно был цел, и он не мог понять, как Эд это сделал. Как, впрочем, и остальные зрители. Они все еще хлопали, когда мистер Фредерикс, надев галстук и застегнув пиджак, направился к лесенке, ведущей в зал.
– Одну минуту, сэр, – остановил его Эд. – Не могли бы вы помочь мне с заключительным номером нашей программы?
Аудитория одобрительно зашумела. Фредерикс взглянул в темный зал, затем на каменное лицо Эда и тяжело вздохнул. Ему ничего не оставалось, как согласиться. Представление должно продолжаться.
На втором столе, к которому подошел Эд, стояла миниатюрная модель гильотины.
Размеры промежутка между ножом и плитой гильотины не позволяли всунуть туда голову, но большое яблоко разместилось там без всяких хлопот.
Эд не отрывал взгляда от лица мистера Фредерикса, когда нож полетел вниз, разрубив яблоко на две части.
В плите имелась глубокая продольная канавка, в которую Эд положил длинную морковку и тоже разрубил ее пополам.
Тут мистер Фредерикс инстинктивно подался назад, предчувствуя, что последует дальше. Что, если у Джафета дрогнет рука, что, если нож… Нет, он избегал самолетов, садился за руль автомобиля лишь в самом крайнем случае, никогда не ходил по льду, если его не посыпали песком, держался подальше от открытых окон. Так с какой стати ему рисковать…
Эд за руку подвел его к столу и поставил лицом к зрителям. Из кармана он достал чистый носовой платок и обмотал им запястье мистера Фредерикса.
– Чтобы не забрызгать все кровью, – объяснил он аудитории.
– Вы уверены, что знаете, как это делается? – дрогнувшим голосом прошептал мистер Фредерикс.
– В этой жизни ни за что нельзя поручиться на сто процентов, – громко ответил Эд, вызвав всеобщий хохот. – Будьте добры, – продолжал он, обращаясь к мистеру Фредериксу, – пожалуйста, если вас не затруднит, просуньте руку под нож гильотины.
Мистер Фредерикс лихорадочно пытался вспомнить, что же он читал об этом фокусе.
– Пожалуйста, – повторил Эд, дергая его за руку.
Мистер Фредерикс горько сожалел о том, что согласился пойти на этот вечер. Ему не нравилось, что на него смотрит так много смеющихся глаз.
– Прошу вас, – Эд заставил его просунуть руку под нож. – Последнее рукопожатие, – Эд пожал руку мистеру Фредериксу с другой стороны гильотины и поставил на пол корзинку для использованной бумаги. – Для отрубленной руки. – Он подождал, пока стихнет смех, и положил морковку в канавку под рукой учителя. – Сейчас я отпущу нож гильотины, и он пройдет сквозь руку мистера Фредерикса и морковь. Морковь останется целой, а рука мистера Фредерикса… – (Зрители неистовствовали.) – Простите, я ошибся. Целой останется рука.
Мистер Фредерикс оставил попытки вспомнить секрет фокуса.
– Сэр, так как мой платок обвязан вокруг вашего запястья, не позволите ли вы воспользоваться вашим?
Брови мистера Фредерикса удивленно поползли вверх.
– Не беспокойтесь, я не собираюсь сморкаться в него.
Свободной рукой мистер Фредерикс достал платок из нагрудного кармана пиджака и передал его Эду. Тот вытер пот со лба учителя и поднял руки, призывая к тишине.
– Один, – считал он. – Два… Мистер Фредерикс, я рассказывал вам историю о том… – тут Эд взглянул в лицо своего добровольного помощника и понял, что надо заканчивать. – Один! – начал он снова. – Два! – И через секунду: – ТРИ!
В то же мгновение нож гильотины полетел вниз.
Приковавший взгляды всех зрителей, он прошел сквозь руку мистера Фредерикса и морковку, половинки которой вылетели из канавки и упали по обе стороны гильотины. У мистера Фредерикса подогнулись колени.
Тут же двое или трое школьников и учитель физкультуры взбежали на сцену и подхватили его под руки. Эд поднял нож и освободил запястье, на котором не оказалось ни единой царапинки. Это обстоятельство удивило мистера Фредерикса больше, чем кого-либо. Он не потерял сознания и теперь старался показать, что изобразил испуг для усиления драматического эффекта фокуса. Освободившись от поддерживающих его рук, он улыбнулся Эду и ревущей от восторга аудитории.
В этот момент Эд заметил, что Урек и его дружки вскочили с места и прыгнули на сцену.
– Дай мне взглянуть на нож! – потребовал Урек.
"Разумеется, я не могу показывать нож, – подумал Эд, – в нем же весь секрет". Но он опоздал. Урек схватил гильотину и пытался разломать ее.
– Отпусти гильотину! – крикнул Эд.
– Нож тупой, – сказал Урек, проведя пальцем по острию.
– Он разрубил яблоко! – возразил Эд. – И морковь!
Пришедший в себя мистер Фредерикс взял Урека за локоть.
– Вернись на свое место.
– Это фокус! – взревел Урек.
– Естественно, это фокус. – Эд старался отнять гильотину, не повредив ее.
– Расскажи мне, как ты это сделал.
– Он не обязан выдавать тебе свои секреты, – сказал мистер Фредерикс. – Вернись на свое место.
– Я сломаю гильотину, если ты не скажешь, как она действует.
На сцену поднялся Джерри Самуэльсон. Два или три года назад ему подарили маленькую гильотину, под нож которой он мог вставить палец или сигарету, но не яблоко или морковь. Но и он не понимал, что именно модифицировал Эд Джафет в знакомой ему конструкции гильотины.
– Что ты сделал с другим ножом? – спросил он Эда.
– С каким ножом? – вопросом ответил тот и тут же добавил, обращаясь к Уреку: – Положи руку на плиту.
– Зачем?
– Положи руку на плиту.
– И?
– Я отрежу ее. Вот так, – Эд вырвал гильотину, поставил на стол, подобрал с пола половинку яблока, положил ее на плиту гильотины и отпустил нож. Четвертинки разлетелись в разные стороны. – Теперь твоя рука, – сказал Эд Уреку. Зал затих. – Если это фокус, тебе нечего бояться.
– Кто боится?
– Положи руку под нож!
Урек оглядел зал.
– Я жду, – настаивал Эд.
– Иди ты к черту, – пробурчал Урек и спрыгнул со сцены.
Улюлюканье зрителей сменилось аплодисментами.
Учителю физкультуры вместе с мистером Фредериксом с трудом удалось успокоить зал.
– Я уверен, что мы все благодарны Эду Джафету за прекрасное выступление. Ему пришлось потратить немало времени и сил, чтобы отточить свое мастерство. Я лично получил огромное удовольствие и не сомневаюсь, что вы разделяете мое мнение.
Его последние слова заглушила буря оваций. Эд подошел к краю сцены и поклонился. В полумраке зала он различил лицо Урека. Лайлы он не увидел.
Эду потребовалось пятнадцать минут, чтобы уложить весь реквизит в чемоданы. Его рубашка промокла насквозь. Ему хотелось не танцевать, а поехать домой, скинуть этот проклятый фрак, принять душ и лечь спать.
Он отнес чемоданы в учительскую и переоделся в темно-синий костюм. Эд застегивал пуговицы рубашки, когда в учительскую заглянула Лайла.
– Заходи, – улыбнулся Эд. – Я уже одет.
– Кажется, я поняла, что ты сделал с молоком, – сказала Лайла. – И с веревкой тоже. О галстуке я где-то читала, но вот гильотина… Расскажи мне, как ты это сделал.
– Напрасно ты спрашиваешь об этом.
– Расскажи, Эд. Я буду молчать как рыба.
Эд на мгновение задумался и покачал головой:
– Извини, Лайла. Я не могу.
4
Ночной редактор "Нью-Йорк таймс" Аврам Гардикян просматривал сообщения корреспондентов-учащихся, надеясь отыскать что-нибудь интересное для ближайших номеров. Ничего. Ничего. Ничего, ничего, ничего.