Дуэль проходила в мокром снегу. На шпагах бились вяло, без энтузиазма. Лермонтов не атаковал, лишь отбивал удары француза, и у его шпаги после одного из ударов соперника отломился конец. У Баранта вообще не было настроения. Изрядно продрогший Столыпин то и дело ругался на дуэлянтов. Наконец дипломат сделал решительный выпад, прицелившись Лермонтову в грудь, но поскользнулся, и острие шпаги прошло вдоль правого бока, лишь слегка оцарапав кожу. На рубашке поэта появилась кровь, а посему перешли к пистолетам.
Стрелять должны были по счету «три!» одновременно. Но получилось так, что Барант выстрелил первым и промазал. Отличный стрелок, Лермонтов заранее предупредил Столыпина, что будет стрелять в сторону. Так он и поступил.
Сразу же на месте дуэли произошло примирение, дуэлянты пожали друг другу руки (по некоторым источникам — расцеловались) и разъехались.
Среди современных нам любителей разоблачать заговоры ныне широко распространена версия о том, что уже эта дуэль стала результатом подлого великосветского (читай — масонского) заговора против четко вычисленного врагами России нового гения национальной поэзии. Обычно глубокомысленно повествуется о том, что в феврале 1840 г. готовилось убийство Лермонтова, которое не случилось исключительно по причине неуклюжести назначенного убийцы. Барант должен был совершенно точно заколоть гения, но поскользнулся; поэт же не мог убить противника априори, поскольку его шпага была подпилена — сразу после дуэли она пропала, и это есть главное доказательство преступных замыслов врагов против Михаила Юрьевича. При стрельбе из пистолетов Барант по неловкости своей промахнулся, Лермонтов же в него не стрелял вовсе! В этот раз заговор сорвался… Заговорщики Эрнест Барант, Алексей Столыпин (Монго) и Рауль д’Англесе, а также их тайные руководители остались с носом.
Вдохновителями этой дуэли обычно называют прежде всего стандартных «изуверов»: Николая I, графа и графиню Нессельроде, А. В. Адлерберга, чету Полетика, Геккерена… К ним добавились: любимая старшая дочь императора великая княгиня Мария Николаевна (1819–1876); друг покойного A.C. Пушкина В. А. Соллогуб (подло «завидовавший» гению Лермонтова); семидесятилетий Алексей Андреевич Кикин[186] (1772–1842), почти не выезжавший по старости из своего подмосковного поместья, но плохо отзывавшийся о Михаиле Юрьевиче как о неблагодарном внуке уважаемой Е. А. Арсеньевой, да еще и друживший с семьей Мартыновых; однокашник Лермонтова по юнкерской школе князь Александр Иванович Барятинский (1815–1879), один из богатейших молодых людей России, сосланный на Кавказ по причине волокитства за дочерью императора великой княжной Ольгой Николаевной.
В феврале 1840 г. планы «убийства» русского гения провалились. Но враги на этом не успокоились. Заговор принял более масштабные, а следовательно, и более коварные формы.
3
Здесь необходимо сделать небольшое, но существенное отступление. Предположительно осенью 1839 г. произошло сближение Михаила Юрьевича с группой молодых аристократов, получившей в истории название «кружок шестнадцати» (les Seize). Об этом тайном обществе (конечно, если и в самом деле существовало тайное общество, в чем многие исследователи глубоко сомневаются) мало что известно, но называемые его членами люди оказали существенное влияние на судьбу и идейное направление творчества писателя.
Иногда даже пишут, что «кружок шестнадцати» можно считать предтечей славянофильства, а Лермонтов, которому значительная часть идей славянофилов была не близка, посредствам «кружка» вступил в полемику с нарождавшимся тогда движением. К этой полемике, в частности, следует отнести знаменитые стихотворения «Родина» и бальзам на души отечественных демократов всех мастей — «Прощай, немытая Россия…»[187] (оба стихотворения созданы в 1841 г.).
Как утверждает тщательно исследовавшая проблему «шестнадцати» Эмма Григорьевна Герштейн (1903–2002) относительно указанного общества, «…первоисточников в литературе имеется всего два: это книга бывшего участника кружка Ксаверия Браницкого[188] «Les nationalites slaves. Lettres au reverend P. Gagarin (s.-j.)»[189], вышедшая в Париже в 1879 г., и письмо Ю. Ф. Самарина[190] к кн. И. С. Гагарину[191], написанное в 1840 г., но ставшее известным, и то не полностью, лишь в 1894 г.
Между этими двумя публикациями промелькнуло еще одно упоминание о «кружке шестнадцати», но оно именно промелькнуло, так как, по-видимому, было изъято цензурой. Я имею в виду статью Н. С. Лескова «Иезуит Гагарин в деле Пушкина», напечатанную в 1886 г. в 8-й книге «Исторического вестника». По свидетельству Н. Викторова, в этой статье одним из доводов Лескова против версии об участии Гагарина в рассылке пасквильных писем к Пушкину было указание на принадлежность Гагарина к кружку Лермонтова («кружку шестнадцати»). Но несмотря на то что Викторов приводит точную выдержку из названной статьи Лескова, цитированный им абзац отсутствует в печатном издании. Очевидно, Викторов пользовался либо изъятым экземпляром, либо рукописью статьи Лескова. Этот опущенный абзац, так же как и упорное молчание живших еще в России в конце XIX в. современников Лермонтова, безусловно являются доводом в пользу политического характера «кружка шестнадцати»»[192].
Единственное упущение исследовательницы относительно источников данной проблемы — это отсутствие указаний на дневники П. А. Валуева[193], где косвенно сказано и о «кружке шестнадцати». Дневники разрозненными частями были опубликованы в 1891 г. в журнале «Русская старина», в 1907 г. в «Вестнике Европы» и в 1908 г. в сборнике «О минувшем».
Правда, та же Э. Г. Герштейн увидела намек на «кружок шестнадцати» в уже упоминавшейся здесь книге маркиза де Кюстина.
Еще в конце XIX столетия исследователи отмечали: «Интересует Лермонтова и общественно-политическая жизнь, так что осенью 1839 г. он, вместе с Монго-Столыпиным, посещает собрания одного нелегального общества, которое называли, по числу его членов, «кружком шестнадцати». «Это общество, — пишет один из его участников, — составилось частью из университетской молодежи, частью из кавказских офицеров. Каждую ночь, возвращаясь из театра или бала, они собирались то у одного, то у другого. Там, после скромного ужина, куря свои сигары, они рассказывали друг другу о событиях дня, болтали обо всем и все обсуждали с полнейшей непринужденностью и свободой, как будто бы Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии и не существовало: до того они были уверены в скромности всех членов общества». Кроме М. Ю. Лермонтова и А. А. Столыпина, к «кружку шестнадцати» принадлежали: граф Браницкий — гусарский поручик и флигель-адъютант; князь Иван Сергеевич Гагарин, перешедший потом в католичество и вступивший в орден иезуитов; граф Петр Александрович Валуев, впоследствии председатель Комитета Министров; князь Сергей Долгорукий[194]; граф Андрей Шувалов[195] и др.»[196]
Помимо названных в «кружок» входили: Борис Дмитриевич Голицын (1819–1878) — сын московского генерал-губернатора, знакомый А. С. Пушкина, в дальнейшем светлейший князь и генерал-адъютант Александра II; Александр Николаевич Долгорукий (1819–1842) — князь, офицер лейб-гвардии гусарского полка, он вместе с Лермонтовым участвовал в военных походах и в ряде сражений, в том числе при реке Валерик 11 июля 1840 г.; в роковое лето 1841 г. Долгорукий и Лермонтов не раз дружески встречались в Пятигорске; Николай Андреевич Жерве (1808–1841) — сослуживец поэта, участник кавказских баталий; Федор Иванович Паскевич (1823–1903) — граф Эриванский и князь Варшавский, сын светлейшего князя Паскевича; Дмитрий Петрович Фредерикс (1818–1844) — барон, морской офицер гвардейского экипажа; Фредерикс вместе с Лермонтовым воевал на Кавказе, был участником сражения при реке Валерик.
