Как это ни неприятно признавать борцам за идею безнадежной отсталости России от Европы, но вплоть до XVII в. крепостное право в нашей стране качественно и в лучшую сторону отличалось от крепостного права, существовавшего на «передовом» Западе. Прикрепленные к земле крестьяне в России были лично свободными. Феодал имел право продавать землю, но не крестьян без земли. Другое дело, что прикрепление их к земле постоянно ужесточалось. Впервые продавать крестьян без земли в России начали после Смутного времени, при первых Романовых. А первый законодательный шаг к введению у нас крепостного права по европейскому образцу (если быть точнее, то по польскому и немецкому) был сделан в Соборном уложении 1649 г. царя Алексея Михайловича Тишайшего (1645–1676) (почти через 200 лет после явочного прекращения крепостного права в Англии как одного из итогов Войны Алой и Белой розы и всего за 150 лет до появления книги Радищева — исторически ничтожный срок), правда, личная свобода крестьян законодательно пока сохранялась. Надо признать, что ни один царь в русской истории не сделал столько гадостей своему народу и своей стране, сколько второй русский царь из династии Романовых Алексей Михайлович. Мало церковного раскола в результате реформ патриарха Никона (1653), именно при Алексее Михайловиче в ходе его законодательной деятельности до того единое русское общество навечно раскололось на небольшую боярско-дворянскую группу властителей и огромную массу народа. Народным ответом на усиление феодального гнета при Алексее Михайловиче стало восстание под водительством Степана Разина в 1670–1671 гг., которое нынче радетели капитализма стараются объявить разбойничьей смутой против народных благодетелей. После поражения восстания власти позволили себе узаконить торговлю людьми — указами 1675,1682 и 1688 гг., причем два последних указа были приняты в правление дочери Алексея Михайловича царевны Софьи (регент в 1682–1689 гг.).
Как ни странно это звучит, но введение известного нам нынче крепостного права в России обозначило границу между русским национальным обществом и государством онемеченным, европеизированным. При первых императорах, начиная с Петра I, крепостное право постепенно ужесточалось. Крестьяне, принадлежавшие помещикам, были лишены всех прав как члены российского общества: с 1727 г. им запретили добровольно поступать на военную службу, ас 1741 г. — давать какую бы то ни было присягу. Таким образом, они вообще были вычеркнуты из жизни страны как члены общества. В 1760 г. Елизавета Петровна подписала указ, согласно которому помещикам разрешалось забирать у родителей и продавать детей любого возраста (Радищеву было тогда 11 лет). Екатерина II открыто объявила крепостных крестьян рабами! Таким образом, де-факто в XVIII в. российские императрицы ввели в стране рабовладельческий строй, и те, кто говорил о рабстве в России вплоть до 1861 г., ничуть не преувеличивали. Сложилась парадоксальная ситуация: приблизительно одновременно рабство было учреждено в будущих США и в России; и пало оно чуть ли не в один год (в России — в 1861 г., в США — в 1865 г.). Разница была лишь в том, что в США рабами становились привезенные из Африки негры и рабство это осуждалось всем просвещенным миром, в том числе российской властью; а в России рабами оставались собственные единокровцы, крестьяне под властью онемеченного и офранцуженного дворянства, и повсюду это представлялось само собой разумеющимся.
Таким образом, наиболее варварские законодательные акты по крепостному праву были приняты и стали внедряться в обществе не когда-то в незапамятные времена, а уже при жизни Александра Николаевича; он был свидетелем их распространения и отлично понимал, что их узаконение было проведено не по каким-либо государственным или экономическим необходимостям, а исключительно исходя из все возрастающей алчности и полной безнаказанности небольшой группки властвующей денационализированной аристократии, которой он вдоволь насмотрелся, будучи пажом императрицы. Последнее надо особо подчеркнуть, поскольку в общественном сознании уже длительное время формируется образ самодержицы Екатерины II как великой патриотки России, в то время как императрицу всю жизнь интересовала только и исключительно ее собственность, в том числе Российское государство. Нюанс значительный, согласитесь. И политическая деятельность ее была направлена преимущественно на стабильность в обществе и обеспечение себе поддержки со стороны узкой группы обслуживающего интересы императрицы российского дворянства. Именно так, а не в советской трактовке, будто императрица обслуживала интересы дворянства. Впрочем, в алчности своей обе стороны были хороши. Бесспорно, уже тогда все это было прикрыто политической демагогией, это отлично видно в соответствующих обращениях и наказах императрицы.
На совести Екатерины II в огромной части лежит ответственность за происшедшую в 1917 г. катастрофу империи. Достаточно уже того, что она лично подарила дворянам около 900 тысяч крепостных крестьян при общей численности населения России немногим более 30 миллионов человек. То есть, говоря современным языком, от имени России она взяла каждого 30-го жителя нашей страны мужского пола и отдала их вместе с их собственностью, жильем, средствами производства и семьями в собственность своей обслуге. А поскольку сделано это было решением помазанницы Божьей, что в ту эпоху имело для нашего народа особое, исключительное значение, то со временем получился неразрешимый тупик: якобы по Божьей воле и сами люди стали никем, и все, что им когда-то законно принадлежало, вдруг стало чужим имуществом. После подавления восстания Емельяна Пугачева (1773–1775) сопротивляться этому было некому. А позднее случилась старая история: кто добровольно захочет расстаться с когда-то заполученной собственностью, да еще такой огромной? Освободить крестьян от рабства было возможно только при условии, что им одновременно будет возвращено отнятое решением императриц имущество, а вот его-то никто возвращать и не собирался. Даже столь восхваляемые нынче «свободолюбивые» декабристы в большинстве своем требовали освобождения крепостных крестьян по-английски — вышвырнуть на улицу и пусть выживают, как сумеют! А имущество дворян священно, его не тронь! В конце концов, так и попытались выйти из «романовского тупика» в 1861 г., за что и получили 1917 г. с последовавшей затем жесточайшей, но вполне справедливой резней дворянства — не жлобствуй, а не смог удержаться от грабежа, даже помазанником Божьим благословленного, — плати[27]. Когда же начинаются интеллигентские рассуждения о том, что дворяне служили империи и за то получали справедливое вознаграждение, остается только руками развести. А крестьяне империи не служили? Или что, победы в многочисленных войнах одерживались исключительно дворянами и именно они в основном проливали кровь за Отечество? Однако и А. В. Суворов, и М. И. Кутузов в своих победах ставили на первое место русского солдата, то есть крепостного крестьянина — бесправного раба. Именно о неизбежности расплаты за такое отношение к собственному народу со стороны самодержавия первым из 30 миллионов соотечественников сказал А. Н. Радищев.
За то и получил по полной программе. Ведь умная Екатерина II сразу поняла, что расплату сулят именно ей и ее потомкам за ее же дела. Да еще в какое время автор взялся сулить царице грядущие кары — в те дни, когда во Франции расплачивались за подобные, но куда менее жестокие решения Людовик XVI и Мария-Антуанетта. Недаром чуть ли не половина пометок императрицы на книге Радищева указывают на близость идей автора идеям вождей французской революции. «Путешествие…» попало в руки Екатерине II в самый пик испуга, когда самодержица почти не владела собой. Неизбежно возникли подозрения в заговоре, и началось следствие.
6
Надо признать, что основания для таких подозрений у императрицы были. Ведь не зря впоследствии при дворе ходили слухи, будто Екатерина умерла не естественной смертью, а погибла в результате дворцового заговора. История эта носит мистический характер и уже более 200 лет циркулирует в мире профессиональных историков, хотя и не имеет под собой никакого документального подтверждения, за исключением мемуаров французского короля Карла X (1824–1830), носившего в те годы титул графа д’ Артуа. Именно из записей француза историки узнали о страшном видении Екатерине И, случившемся за неделю до ее кончины. Свидетелей у этих событий было относительно много.