Несчастное создание, в котором теперь было гораздо больше от мифологических героев индейцев майя и персонажей сериалов Флэша Гордона, чем от грозного морского чудища, выступило на берег и двинулось к Тому.

Том, по-видимому, испуганный его решительной поступью, пробормотал:

- Эл? Ты в порядке?

- Я хочу сказать тебе лишь одно слово, Том, - заявил Дортмундер, наставив на Тома измазанный грязью палец. - И это слово - ди-на-мит!

- Эл?.. - оторопело проговорил Том.

- Взрывай его! - с надрывом в голосе произнес Дортмундер, махнув рукой в сторону водохранилища. - Делай, что хочешь!! С меня хватит!!!

Тайни, до сих пор лежавший на спине, приподнялся и сел.

- Дортмундер! Ты что, поднимаешь лапки кверху? - спросил он.

Дортмундер резко развернулся, чтобы посмотреть ему в глаза. Сделав над собой ужасающее усилие, он частично обрел душевное равновесие и, вновь ткнув грязной рукой в сторону озера, сказал:

- Ничто не заставит меня вновь спуститься туда, Тайни. Так и знай.

Келп с встревоженной миной подошел к старому другу.

- Джон, я не узнаю тебя. Ты никогда не признаешь поражения.

- Поражения... - эхом откликнулся Дортмундер и, шлепая босыми ногами, отправился к фургону.

ОБЛОМ ВТОРОЙ

30

Мэй натянула рукавицы, открыла дверцу духовки и вынула оттуда огромную белоснежную в голубой горошек кастрюлю со своим знаменитым кассеролем из тунца. Кассероль удался на славу - это было ясно уже сейчас. Хотя бы по запаху. Маленькие душистые пузырьки прорывались сквозь золотистую корочку из тертого сыра и картофельного пюре, в котором утопали макаронные рожки, и наполняли кухню предвкушением кулинарного изыска. Мэй надеялась, что Джон услышит этот запах даже из гостиной.

Именно благодаря кассеролю Дортмундер согласился принять гостей.

- Я и слышать об этом не хочу! - гневно восклицал он поначалу. - Я не желаю в этом участвовать! И не стану терпеть его присутствия в своем доме! Я не желаю опускаться под воду, не желаю разговаривать на эту тему и даже думать об этом не хочу!

Уговорить его оказалось не так-то просто, но кассероль Мэй всегда творил чудеса, и она пообещала испечь блюдо и устроить обед, на котором, помимо всего прочего, можно было бы еще раз обсудить возможность добычи зарытого и затопленного клада Тома Джимсона. И не более того - только поговорить, просчитать различные варианты, подумать, нет ли хотя бы слабой надежды достать для Тома его семьсот тысяч, не взрывая плотину водохранилища Вилбургтауна. Может быть, кто-то сумеет хоть что-нибудь предложить.

- Уж лучше бы не сумели, - сказал Джон, но после долгих размышлений все же согласился. Мэй оставалось лишь приготовить кассероль и надеяться на лучшее. Остальное от нее не зависело.

Всякий раз, когда накрывался стол на шесть персон, Мэй приходилось убирать кофейный столик из гостиной в спальню, ставить вместо него кухонный стол, приносить в гостиную четыре кухонных кресла и деревянный стул из спальни. Джон был вынужден устраиваться в кресле, стоявшем в гостиной, подложив под себя телефонную книгу. При этом он сидел ниже всех, хотя и достаточно высоко, чтобы иметь возможность заглядывать в свою тарелку и принимать участие в беседе. Кухонный стол, если его полностью раздвинуть, был достаточно обширен, а если под скатерть постелить толстую материю, то глухой стук упавшего ножа или стакана, поставленного на проеденную древоточцем столешницу, был почти не слышен.

Мэй вошла в гостиную, неся на вытянутых защищенных перчатками руках кассероль, словно жертвоприношение богам. Гости уже сидели за столом, однако, принимая во внимание малые размеры гостиной и величину стола, занимавшего практически всю комнату, деваться им больше было некуда. Впрочем, Мэй прекрасно знала, что, будь ее гостиная даже размером с бейсбольную площадку, все равно двое из присутствующих в любом случае уселись бы за стол.

- Обед поспел, - объявила она и, поставив кастрюлю на середину стола, принялась распоряжаться своими помощниками. - Джон, спроси гостей, не хочет ли кто-нибудь попить. А вы, Энди и Тайни...

- Кто-нибудь желает пива?

- Конечно.

- Еще бы.

- Естественно.

- ...а вы, Энди и Тайни, сходите за овощами, они лежат на стойке у раковины. Том, вы не могли бы принести хлеб и масло?

- Знаете, - произнес Том, поднимаясь, - я начинаю привыкать к вольной жизни среди людей. Как это показывают по телевизору.

Отправляясь за пивом, Джон бросил на Мэй взгляд, которого она предпочла не заметить.

Малыш Уолли Нэрр поднял глаза и, улыбнувшись влажными губами, спросил:

- Мисс Мэй, может быть, я тоже чем-то могу помочь?

- Вы наш особый гость, - ответила Мэй. - Ведь вы у нас впервые.

- Но я тоже хотел бы принять участие, - озабоченно сказал Уолли, наморщив свой широкий лоб.

- Вы поможете мне приготовить десерт, - пообещала ему Мэй, и Уолли расплылся в счастливой улыбке.

В своей жизни Мэй доводилось встречаться со странными людьми - в их число входили некоторые приятели Джона и иные посетители универсама, где она работала кассиром. Однако Уолли оказался чем-то совершенно особенным. Взять хотя бы его внешность, о которой уже сказано вполне достаточно. Во-вторых, его отношение к Мэй, чем-то напоминающее детскую почтительность. Знакомясь с Мэй, Уолли назвал ее "миссис Дортмундер", и, когда она сказала, что она вовсе не миссис Дортмундер (но и не сообщила ему своей фамилии), и предложила Уолли называть ее Мэй, несчастный парень надолго задумался над тем, как именовать новую знакомую, чтобы было повежливее. Он долго заикался, что-то невнятно бормотал, и в конце концов решил называть ее "мисс Мэй". Тем все и кончилось.

Третьей необычной чертой были размеры Уолли, такого широкого и вместе с тем маленького. Впервые в жизни за столом Мэй оказались сразу два человека, которым пришлось сидеть на телефонных книгах. Джон сидел на справочнике частных номеров, а Уолли, дабы сравняться ростом с остальными, предложили толстенный том телефонов учреждений.

Стол был мгновенно заставлен едой и питьем, и все заняли свои места. Мэй уселась подле двери, поскольку ей предстояло время от времени выходить на кухню. Джон - напротив, в дальнем торце стола. Тайни уселся справа, Уолли - слева от Мэй, рядом с Тайни устроился Энди, а с Уолли - Том. Заняв свои места и придвинув к себе тарелки, гости отведали знаменитого кассероля и, как это бывало всегда, принялись искренне, но немногословно хвалить хозяйку. Потом любезности были забыты, воцарилось молчание, и каждый уткнулся в свою тарелку.