Подьячева принял, мелькнуло у меня в голове -

знакомая вроде фамилия, а вспомнить не могу… А

теперь вот вспомнил. Знаю я одного Антона

Ивановича Подьячева.

Лавровский улыбнулся:

- Этих Антонов Ивановичей Подьячевых хоть

пруд пруди… Только в Москве, по состоянию на

вторник, их проживало аж десять штук.

- А мой не в Москве живет. В Париже. В

последний раз мы с ним прошлым летом виделись,

когда я

на Венсенском ипподроме

Интернациональный приз взял… Просил он меня

помочь ему сторговать несколько рысаков в Москве

- Полкана, Наветчика, Зиму. А особенно Удалым

интересовался… Устрой, говорит так, что бы

Малютин жеребца уступил - в накладе не

останешься.

- Очень любопытно. И кто же этот Подьячев?

- Он директором на призовой конюшне барона

Гинсбурга служит.

236

- Эдакий красавец-брюнет с закрученными

усами?

- Не… Маленький, плюгавенький… Ведь он

лет двадцать назад на московских скачках жокеем

был. Потом в Париж укатил, совсем там

офранцузился - Антуаном себя величает. Постарел

сильно. Но по питейной части до сих пор мастер!

Мне в этом деле фору может дать!

Глава 21

И снова усатый брюнет

Искать извозчика не пришлось. У ипподрома

их ждал Семён Гирин. Взглянув на его пасмурное

лицо. Лавровский предположил:

- Судя по твоему виду, ничего нового тебе

выяснить не удалось.

- Удалось, - вздохнул Семён. - Узнал я кто

аттестат взял.

- Ай, да молодец! Нас с Сергеем «за флагом»

бросил, показал кто из троих настоящий сыщик. А

чего не рад?

- Нечему тут радоваться. Ольга Карловна это.

- Как дознался?

- Да она сестре моей Насте о своей беде

рассказала. А та настояла, чтобы со мной

посоветовалась.

237

… Ольга Гехт два раза в неделю навещала

своего брата Карла Карловича, находящегося в

Преображенской больнице для душевнобольных. В

один из её приходов он разрыдался:

- Мы пропали. Ольга… Приходил мой

знакомый, который знает про «Амстердам».

Грозится всё рассказать Малютину.

Ольга побледнела. Разумеется, она утаила от

своего нынешнего «мужа», что ещё не так давно

была «дамой из «Амстердама».

- Что ему надо? Денег? Пусть скажет сколько -

я достану.

- Нет. Он хочет, чтобы ты принесла ему

аттестат одного из малютинских рысаков. Ты

знаешь, где Николай Павлович хранит документы

по заводу?

- Знаю. Но я ни за что не…

- Ольга! неужели ты не понимаешь, что если

Николай Павлович прогонит тебя, мы оба

пропадём… Куда ты пойдешь? В цветочницы? Или

опять в «Амстердам»? А что делать мне без твоей

помощи? Со своим слабым здоровьем я на казённых

харчах долго не проживу.

Через несколько дней она принесла ему

аттестат Удалого. А Карл Карлович передал ей

записку и несколько беговых афишек:

- Накануне возвращения Николая Павловича

афишки подкинь в комнату лакея Нестора.

- А записка? Кому её передать?

238

- Никому. Просто когда к вам придут сыщики

или судебный следователь подложи её в карман

кому-нибудь из них. Надо обязательно сбить их со

следа. Иначе мы пропали!

Она сделала всё как велел брат…

- А с чего вдруг Ольга Карловна решила

покаяться? - спросил Малинин. - Честно признаюсь,

в душевное переживание подобных женщин верится

слабо.

- Опасается она за свою жизнь. Карлушка-то

вчера преставился.

- Как это преставился? - не понял сразу

Алексей.

- Поехала она вчера проведать его. А ей

говорят, умер, дескать, ваш братец. Надзиратель ещё

шепнул, по-секрету, что отравили его, поэтому и

тело в мертвецкую полицейского дома отвезли.

- Вот так всегда - человек предполагает, а бог

располагает. - перекрестился Алексей. - Встречу с

Ширинкиным придётся отложить на потом. А

сейчас, друзья мои, поехали-ка в сыскное. Кстати,

друг мой, у тебя адресные листки Подьячевых,

случайно, не сохранились?

- Кажется, не выбросил, - Малинин пошарил

по карманам пальто. - Вот они, все десять.

- Дайка полюбопытствую… Ага! Очень

интересно.

Оказалось, один из Антонов Ивановичей

Подьячевых, - тульский мещанин, пятидесяти пяти

лет от роду, состоящий на службе у барона

239

Гинсбурга и постоянно проживающий в Париже -

неделю назад прибыл в Москву, по личным

надобностям и в настоящее время проживает в

«Лоскутной».

- Уже на службе? - спросил Сергей пившего

чай Степанова.

- Ещё, - ответил тот, зевая. - Полчаса назад из

Петровско-Разумовского участка вернулся. Молодец

всё-таки Эффенбах! Настоящий талант! За сутки

раскрыл убийство ильюшинского служащего

Мирона Сербиянова. И рысака его рыжего нашёл.

Он встал, сладко потянулся:

- Я с Эффенбахом во Всехсвятское ездил на

задержание… Чай будете? Мне Расторгуев прислал

такого зелёного…

- Да не тяни ты душу, Вася! - не выдержал

Малинин. - Рассказывай лучше.

- Ничего особо интересного, к сожалению,

нет. К похищению Удалого и подозрительному

беговому сторожу преступление это отношения не

имеет. Сербиянова убили из-за лошади.

… Матвей Кузнецов, по кличке Мотя

Сияновский, когда-то служил у Ильюшина и был

одним из самых доверенных помощников. Но потом

загулял, спутался с плохими людьми и стал

промышлять разбоем на дорогах Московской,

Калужской и Тульской губерний. Всю свою жизнь

он был известен непреодолимой тягой к хорошим

рысакам. Особенно к рыжим. Сколько раз

240

подельники говорили ему, что при их «работе»

приметная лошадь обязательно до беды доведёт.

Мотя соглашался, божился, что больше ни-ни… Но

стоило ему увидеть рыжего красавца, как он сразу

забывал обо всём.

Так случилось и на этот раз. Сбежав из

Сибири, добрался Мотя до Москвы. Остановился на

несколько дней у знакомого цыгана. Хотел

передохнуть малость, и податься к себе домой, под

Серпухов. Там у него в Сияновских пещерах было

надёжное убежище. Но тут встретил Мирона

Сербиянова, на рыжем Жаре… Целую неделю

следил он за Сербияновым и, наконец, подстерёг его

на окраине Петровского парка… А потом не смог

отказать себе в удовольствии промчаться на Жаре по

Петербургскому шоссе. На него обратили внимание

несколько извозчиков, ночной сторож, городовой

стоящий на посту у Петровского дворца. Вскоре

Эффенбах уже знал в конюшне какого дома в

деревне Всехсвятское стоит красивый рыжий

жеребец…

- Ильюшин рысака опознал, а потом так

ласково, душевно говорит: «Ты бы Мотя

исповедовался. Нехорошо пред господом богом не

покаявшись являться». Полагаю, Кузнецов на этом

свете долго не заживется…

Выслушав Лавровского и Малинина.

Степанов похвалил их:

241

- Молодцы! Чувствую, такое дело мы с вами

раскрутим, сам Иван Дмитриевич Путилин

позавидует.

Благодушное

настроение

Степанову

испортили, стремительно вошедшие в комнату,

Муравьёв и начальник охранного отделения

Скандраков. Оказывается их вместе с обер-

полицмейстером Козловым и начальником

Московского губернского жандармского управления

Середой, срочно вызвали в Петербург к министру

внутренних дел.

- Ты остаешься за меня. Приказ обер-

полицмейстер уже подписал. Я тут тебе кое-какие

указания подготовил, документы подобрал, -

Муравьёв положил на стол толстую сафьяновую

папку. - Внимательно ознакомься. Начни с суточных

рапортов участковых приставов, там есть одно