Вторично Д.В. Давыдов обратился к тому же сюжету в "Воспоминаниях о сражении при Прейсиш-Эйлау 1807 года января 26-го и 27-го" (1835). И хотя не стал комментировать степень заслуг в нем Ермолова и Кутайсова, но не изменил сути предыдущего изложения: "Даву продолжал напирать, охватывая более и более левый фланг нашей армии... Багратион... двинул резерв к Ауклапену и обратил лицом к Даву... Ермолов прискакал к тому же пункту с тридцатью шестью конными орудиями, выдвинул их из-за резерва, осыпал брандскугелями Ауклапенскую мызу, мгновенно зажег ее и принудил неприятельскую пехоту из нее удалиться; генерал-майор граф Кутайсов прибыл также сюда с двенадцатью орудиями, но позднее. Тогда, не теряя ни минуты, он бросился к ручью, рассекавшему лес, и сразился с заложенными на нем батареями, не перепуская вместе с тем ни одной пехотной колонны ни к лесу, ни к Ауклапену, ни к Кунштену для подкрепления войск"{18} (неприятельских. - А.С.).
А что же пишет сам А.П. Ермолов, считавший себя товарищем Кутайсова, по этому поводу? В 1962 году впервые был опубликован один из вариантов сохранившихся записок Ермолова, в котором автор кратко вспоминал о Кутайсове: "... Он находился на командуемой мною батарее в сражении при Прейсиш-Эйлау"{19}. В опубликованных в 1863 году записках Ермолова читаем вариант той же фразы: "В 1807 году, в первый раз бывши против неприятеля, он (Кутайсов. - А.С.) находился на моей батарее в сражении при Прейсиш-Эйлау"{20}. Ермолов напрасно приписывает себе роль крестного боевого отца Кутайсова, который получил боевое крещение еще в 1806 году под Голимином.
В третьей публикации записок 1865 года Ермолов наиболее пространно отреагировал на события при Прейсиш-Эйлау: "Вышли награды за Прейсиш-Эйлауское сражение. Вместо 3-го класса Георгия, к которому удостоен я был главнокомандующим, я получил Владимира. В действии сделан участником мне артиллерии генерал-майор граф Кутайсов. Его одно любопытство привело на мою батарею, и как я не был в его команде, то он и не мешался в мои распоряжения. Однако же, не имевши даже 4 класса, ему дан орден Георгия 3-го класса. В реляции хотели написать его моим начальником... Князь Багратион объяснил главнокомандующему сделанную несправедливость, и он, признавая сам, что я обижен, ничего, однако же, не сделал"{21}.
Действительно, конно-артиллерийская рота Ермолова по диспозиции не входила в состав артиллерии правого крыла русских войск на Прейсиш-Эйлауской позиции, которой командовал Кутайсов. Рота Ермолова состояла в арьергарде Багратиона, который, войдя на основную позицию армии, оставил свою артиллерию за правым крылом. Своим замечанием Ермолов словно хочет подчеркнуть, что не подчинился бы требованию Кутайсова о переброске своей роты на левый фланг, в чем можно вполне усомниться. Кстати сказать, Толстой, чье указание, если верить Давыдову, исполнял Ермолов, тоже не являлся прямым начальником Ермолова. Вряд ли думал Ермолов о степени подчиненности во время сражения, а если и думал, то прекрасно понимал, что всей артиллерией армии командовал дядя Кутайсова. Почему-то это подчеркивают только когда речь идет о награде. Да и обе конные артиллерийские роты арьергарда фактически поступили в резерв правого фланга, как сказано в Истории отечественной артиллерии, а следовательно подчинялись Кутайсову. Вероятно, амбиции Ермолова проявились только в его записках, спустя много лет. Даже если верить, что Ермолов якобы пожаловался Багратиону в 1807 году на несправедливость с его награждением за Прейсиш-Эйлау, то нельзя забывать, что с семьей Кутайсовых у Багратиона были весьма близкие отношения, ведь мать Александра Ивановича была посаженной материю Багратиона на его свадьбе 2 сентября 1800 года. Поэтому вряд ли стал бы Багратион активно оспаривать награждение Кутайсова. И если уж быть до конца объективным, то нельзя умолчать, что Ермолов получил-таки орден святого Георгия 3-го класса за действия в бою под Ломитеном через четыре месяца. Так что его жалобы и ходатайства его начальников не были безрезультатны, хотя такая позиция не делает ему чести.
Через пять лет Ермолов стал начальником Кутайсова и его отзывы о подчиненном стали носить благожелательный характер. Что же до Кутайсова, то он всегда оставался "добродушен, щедр, чрезвычайно приветлив в обращении, как рассказывал Михайловский-Данилевский, - любил... бывать в обществах, и являлся душою их, как по обширным сведениям своим, так по уму и совершенному знанию приличий большого света... Краткое... течение жизни своей ознаменовал он поступками, привязывавшими к нему сердца всех, знавших его. Единогласно были признаваемы в нем достоинства, которые могли возвести его на высшие ступени военного поприща"{22}.
Но кампания 1807 года продолжалась и 24 мая в бою под местечком Ломитеном Кутайсов командовал артиллерией отряда генерал-лейтенанта Д.С. Дохтурова и умелым руководством боевыми действиями артиллерии способствовал успеху. Наградой Кутайсову стал орден Святого Равноапостольного князя Владимира 3-й степени.
Через пять дней, 29 мая Кутайсов снова отличисля в бою под городом Гейльсбергом, командуя артиллерией правого фланга, куда начальник артиллерии Резвой перебросил часть резервной артиллерии. Умелой организацией артиллерийского огня на угрожаемом участке удалось воспрепятствовать неприятельским атакам.
В бою под городом Фридландом Кутайсов командовал артиллерией правого крыла. В начале дня 2 июня артиллеристы Кутайсова подавили неприятельскую батарею, сковывавшую действия войск Дохтурова. Когда же началось отступление за реку Алле, артиллерия Кутайсова переправилась организованно и почти без потерь. Наградой его храбрости и распорядительности в этом проигранном русскими сражении стала шпага с украшенной алмазами рукоятью и гравированной надписью "за храбрость".
Наконец война закончилась подписанием мирного договора в городе Тильзите (ныне - Советск Калининградской области Российской Федерации). Здесь состоялись и взаимные награждения, и смотры войск. Знакомясь с показательными действиями одной из артиллерийских рот русской армии, которую представлял Кутайсов, начальник французской гвардейской артиллерии бригадный генерал Ж. Ларибуасьер вполне серьезно заметил: "Ваша артиллерия так хороша, что Вам надобно избегать одного - перемен и усовершенствований в ней!"{23} И все же опыт прошедшей войны нельзя игнорировать, поэтому ряд положений в "системе 1805 года" был учтен. Состав каждой артиллерийской роты ограничивался 12-ю орудиями, а армейской артиллерийской бригады - одной батарейной и двумя легкими ротами. Конно-артиллерийские роты вошли в состав резервных бригад. Обучением артиллеристов занимались запасные бригады. Рота делилась на две полуроты или три дивизиона (по четыре орудия), а два орудия составляли артиллерийский взвод во главе с обер-офицером (младшим офицером). Такая структура определялась и штатом роты.
Реорганизация артиллерии тесно увязывалась с совершенствованием организации всей русской армии, которую активно проводил император Александр I видя неизбежность грядущего столкновения с наполеоновской Францией.
Немалую роль в становлении артиллерии как самостоятельного рода войск, в реализации нововведений, связанных с внедрением "системы 1805 года" и боевого опыта, с развитием дискуссий, направленных на повышение эффективности боевого использования артиллерии, сыграл "Артиллерийский журнал", созданный при Артиллерийском комитете в 1808 году, издание которого Кутайсов горячо поддержал и был его подписчиком.
В 1809 году Кутайсов был назначен начальником артиллерии отдельного корпуса генерала от инфантерии князя С.Ф. Голицына, направленного против австрийцев во исполнение союзного договора с Наполеоном. Однако вскоре, не произведя ни одного выстрела, корпус был возвращен в Россию.
В следующем году Кутайсов получил длительный отпуск для поездки за границу. За полгода пребывания в Вене Кутайсов научился свободно говорить и писать по-турецки и по-арабски. Теперь он владел шестью языками, в том числе четырьмя европейскими - французским, немецким, английским и итальянским. Из Вены Кутайсов переехал в Париж, где усиленно занялся изучением математики, архитектуры, фортификации и артиллерии, особенно баллистики. Элегантно и скромно одетого молодого человека 25-ти лет можно было почти ежедневно встретить на лекциях известнейших французских ученых или застать за чтением научных работ в библиотеках. В первой половине дня он подобно губке буквально поглощал знания, целиком окунувшись в науки.
