Сиротливо, неуютно и тоскливо стало Василю. Он заметался, пытаясь поскорее выйти из угрюмого, равнодушного леса. Это ему удалось, но радости не принесло: Василь выскочил на окраину коптящего заводского поселка. Мальчик запинался о шпалы и рельсы, над ним глухо и тревожно гудели провода высоковольтной линии. И Василю стало страшно.

— Есть места и пострашнее. Смотри.

Откуда прилетел знакомый голос? Из воздуха? Из ветра, свистевшего в проводах? Василь уже летел высоко над землей, где дышалось легко, где руками можно потрогать чистые и влажные бока облаков. Он видел города, дороги, пашни, рощицы и редкие леса — заметно запыленные, угнетенные, но все же леса. Чем ближе к густо заселенной Западной Европе, тем меньше зелени, а города почти сливались в единый сверхгород, опутанный паутиной электропередач и затянутый гарью промышленных испарений.

Но вот, кажется, Рейн. В своем веке Василь не раз видел его сверху и даже купался в его голубой прохладной воде. Мальчик чуть снизился и обнаружил, что не вода течет в знакомых берегах, а, змеино извиваясь, ползет что-то пятнистое и жирное, похожее на маслянисто-черную гадюку.

— Не гадюка, — вмешался в мысли мальчика голос. — Это обычная река конца двадцатого века. Вода пропиталась отходами городов и заводов — серой и азотом, ртутью и цинком. Текла в ней почти вся таблица Менделеева. Все живое в реке погибло.

Скорей отсюда! — рвался из груди Василя немой крик. — На другой материк. Может быть, там лучше? И полетел он над волнами Атлантического океана. Вот и Североамериканский континент. Василь в испуге приостановил свой полет: на берегу колыхалось исполинское облако, похожее на медузу ядовито-желтого цвета. Что это? Атомный взрыв или гигантский вулкан?

— Не взрыв и не вулкан, — услышал он в ветре голос учителя. — Таким всегда видели американские летчики город Нью-Йорк, находясь еще в ста пятидесяти милях от берега. Облако — порождение огромного города, который ежедневно выбрасывал в воздух три тысячи тонн двуокиси серы, триста тонн пыли, четыреста тонн окиси углерода, углекислого газа и других химических выделений. Все это потом оседало и снова испарялось — между городом и облаком наладился своеобразный обмен веществ. Город окутался ядовитой сферой. Из-за отравления в нем ежегодно умирало десять тысяч человек. Таких городов-вулканов становилось все больше. Хочешь побыть маленьким жителем одного из них?

Сначала Василь хотел отказаться, но устыдился собственной трусости и решил выдержать испытание до конца. И очутился он в утробе города-вулкана Токио, поселился в душе и теле японского школьника, будто слился с ним.

Японский мальчик спешит в школу, не обращая никакого внимания на пыль, сутолоку, визг и скрежет машин. Привык мальчик, и Василя это уже мало удивляло. Удивляло другое: чем ближе к центру, тем чаще прохожие приклеивали к лицам какие-то страшные маски. Вскоре Василь вместе со своим японским двойником начал задыхаться, от угарного чада кружилась голова. Школьник вынул из ранца такую же маску и натянул ее на лицо. «Противогаз», — догадался Василь.

Сквозь запотевшие стекла маски Василь увидел на углу полицейского не только в противогазе, но и в какой-то защитной одежде. Она тускло блестела под солнцем, проглядывавшим сквозь закопченное небо, и была похожа на… скафандр.

Василь вздрогнул от страшной догадки: люди сделали среду своего обитания настолько чуждой и враждебной, что вынуждены скрываться от нее в космических скафандрах. Он знал, конечно, что людям в то время жилось трудно. Но чтобы такое?

— Это неправда! — почти вслух протестовал Василь. — Это выдумка! Этого не было!

Наверное, его одноклассники попали в похожие города, потому что голос учителя обращался ко всем:

— Увы, ребята, это было. Поднимемся и посмотрим.

Василь вырвался из тела несчастного японского мальчика и в привычной для себя одежде летел рядом с облаками. Свежий воздух холодил голые коленки, а белая рубашка, щекоча спину, вздувалась и хлопала, как парус.

Но внизу все та же жуть — планета, исхлестанная железными и шоссейными дорогами, чудовищные города, окутанные вулканическим пеплом и чадом, леса, трещавшие под натиском огромных железных жуков-бульдозеров.

«Люди того времени не только привыкли, но и уже не могли поступать иначе, — рассуждал сам с собой Василь. — Но к чему все это приведет?»

«К чему приведет? — спросил кто-то, и Василь вздрогнул: он догадался, что это голос Сферы Разума. — Изволь, могу показать, чем все это могло кончиться».

Василь увидел такое, отчего по спине побежали холодные мурашки. Города разрастались, зеленые поля и леса, вечно обновлявшие атмосферу, исчезли совсем. Кислород вырабатывали кислородные фабрики. Они же поглощали промышленные отходы и чад — воздух стал чище и прозрачнее. Люди уже не прятались в скафандры, как тот японский полицейский. Они сделали хуже: превратили всю естественную среду обитания в сплошной космический скафандр, окружив планету искусственной атмосферой, заковав ее в железо, пластик и бетон. Кругом — полчища жужжащих транспортных и обслуживающих машин, густой лес металлических конструкций. И в таком «лесу», в этих железных джунглях — ничего живого, кроме машиноподобных людей.

— Вот этого уже не было! — испуганно возразил Василь.

— Верно, не было, — согласился невидимый голос. — Но могло быть. Тот вариант развития цивилизации, который вы видели, заводил в тупик. Чем бездумнее человек «покорял» природу, тем больше она становилась для него чуждой — насилие не рождает близости, не создает родства. Вместо естественной среды обитания создавалась искусственная, синтетическая. Но и среда в свою очередь формировала человека, делала его похожим на себя. Синтетическая цивилизация создавала синтетического человека с его однобоким машинным мышлением, подрывала его духовную и нравственную сущность. Как тут быть? Ликвидировать техническую среду и уйти в леса? Помните свое полуобезьянье существование? Нет, конечно. Цивилизации пришла пора перейти на более высокую, качественно новую ступень. В конце двадцать первого века, в условиях всеобщего братства народов возникла мысль: перевести машинно-технологическую эволюцию в русло эволюции биологической. Ученые пришли к выводу, что биология — это высший тип технологии. В основу была положена идея о безграничных возможностях живого вещества. Давайте кое-что вспомним, полистаем страницы древних времен.

И очутился Василь в глубинах палеозойского океана. Был он сначала не то амебой, не то первичной клеткой, потом стал многоклеточной червеобразной протоплазмой. Он копошился в тепловатом иле, ползал — осваивал простейшее механическое движение. И все это в непроницаемой вековой тьме. Вдруг забрезжил свет — эволюция сотворила глаза, сложнейший оптический аппарат.

А на каменистой суше еще ни одного живого существа, ни одного крика. Прошли еще миллионы лет, и Василь из сумеречных вод выкарабкался на песчаную отмель, огляделся. Во влажном тумане, похожем на пар, качались гибкие травы, проросли древовидные папоротники. Василь смутно помнит, что он ползал черепахой с крепким, как броня, панцирем — еще одно изобретение природы; сотрясая землю, бегал бронтозавром и вдруг птеродактилем взлетел вверх — эволюция «придумала» перепончатые крылья. Живое вещество, догадывался Василь, осваивало воздушное пространство.

Сверху он видел, как ожившая, ощущающая, но еще не мыслящая материя, приспосабливаясь к среде, понемногу осваивала всё новые «технические идеи». Заискрились разряды у электрических скатов, летучие мыши ориентировались с помощью ультразвуковой локации, голотурии освоили реактивное движение. Наконец природа сотворила чудо, свое вершинное достижение — человеческий мозг. Материя стала думать… Василя вдруг осенило: живая природа, биосфера создала мозг не случайно и не для своего собственного истребления, а напротив…

— Верно, — подхватил учитель (или это была сама Сфера Разума?) неокрепшую мысль мальчика. — Не для истребления, а для перехода живой природы в качественно иное состояние. Биополя, ультразвуковая локация и даже чудо-мозг возникли на молекулярно-химическом, или, как мы сейчас называем, на первом биоэнергетическом уровне. Могла ли природа сама, без помощи своего мыслящего органа — человека, перейти на второй и более высокий уровень — квантовомеханический, с его неисчерпаемыми возможностями? Нет, не могла, ибо природа творит только то, что возможно и полезно в ближайшем поколении, из того материала, который находится под руками. Заглядывать в далекое будущее, «проектировать» себя ей не дано. Единственная задача живого вещества — приспособиться и выжить в медленно изменяющихся условиях геологической эпохи. И природа успешно справилась с этим. Но вот в ее лоне возник человек и почти сразу же взял в руки каменные орудия, потом металлические, потом многие другие. На смену медлительной геологической эпохе пришла стремительная эпоха технологическая. И природа была застигнута врасплох.