— Все шутишь…

— Какие там шутки! Признаюсь, мне здорово не по себе и хочу подбодрить себя. Опасно доверить свою судьбу и судьбу важного дела такому, как ты. Ведь там моим организмом и свободой воли будешь обладать только ты.

— Опасаетесь, что я могу продаться и верно служить, как выражаешься, дьяволу?

— Опасаемся. Но надеемся, что после рокировок ты изменишься нравственно и пожелаешь вернуться к нам.

— Опять загадочные рокировки! Интригуешь меня… И хочется, и боязно. Но больше хочется.

— Тогда начинаем?

— Начинаем.

— Ну что ж, верил бы в бога, сказал бы — с богом.

Голос с его дружелюбно-шутливыми интонациями затих. В тот же миг справа послышался странный звук. Я повернул голову и затаил дыхание. Ничего более прекрасного и захватывающего в жизни не видел! Из мглы выступил лунно-белый конь, величавый, как божество. На высокой, лебединой шее гордо красовалась голова с выпуклыми, звездно сверкающими глазами.

Орленок! Я понимал, что передо мной лишь копия, видение, фильм. И в то же время чувствовал, что это тот самый обещанный мне Орленок — повелитель времени, сказочный потомок орловских рысаков.

Немножко капризный, с надменной осанкой, он гарцевал на холме. Затем вдруг сорвался с места и бесшумным ураганом проскочил мимо. И — странно! — будто подхватил меня. Я почувствовал себя на месте всадника, и подо мной, мелькнув, исчезла степь… Нет, исчезло само пространство, и конь вырвался на просторы времени, на его мглистые дороги. Глухо рокотали копыта, проносились неясные тени, вмиг возникающие и вмиг рушащиеся города, древние цивилизации, эпохи…

Конь унесся, белой звездочкой сверкнул вдали и утонул во тьме тысячелетий… Видение исчезло. Я сидел на прежнем месте… С бьющимся сердцем огляделся. Тихо струился лунный свет. Он все так же дробился в ручейке и серебрил пустынную лесостепь.

И все это я смогу пережить наяву, а вернувшись на рысаке в чародейский мир, разгадаю его тайну? Да кто устоит пред таким соблазном! Кинув прощальный взгляд на искрившиеся травы, я почти вслух произнес свое окончательное:

— Согласен!

Лесостепь затуманилась, качнулась, стала уходить из-под ног. Сознание гасло… На миг кольнул страх перед проверкой в какой-то загадочной стране.

Сначала проснулись ощущения. В ушах свистел ветер, какие-то шелковистые пряди обхватывали меня, плескались волнами и мягко касались лица. «Конская грива», — возникла неясная мысль. Вскоре услышал топот копыт и увидел мелькавшие в ночной мгле стволы деревьев.

Моя личность медленно пробуждалась, прояснялось сознание. И пришла догадка: я на месте, в доисторическом лесу. Подо мной хронорысак, только что вылетевший из тьмы веков в пространство и в обычное течение времени. Приятно покалывая, по моему телу, по всем нервным клеткам растеклись электропсихические импульсы — мое «я», моя индивидуальность. Наконец я полностью овладел телом.

Конь почувствовал подмену и, замедлив бег, старался скинуть чужака, крайне ему неприятного. На одной из полян Орленок сделал свечу, но я обхватил его шею и удержался. Тогда он дугой выгнул спину и подбросил меня с такой силой, что я перелетел через его голову и плюхнулся в болотистую лужицу. Вскочив на ноги, я со злостью крикнул:

— Ты что, ошалел?

Шагах в десяти, презрительно вскинув голову, стоял снежно-белый красавец. Я не решался подойти к нему. Когда-то давно читал, что даже в моем «отсталом» веке лошади чувствовали дурного человека и шарахались от него. Как же поведет себя вот это совершеннейшее создание, этот нравственный чистюля? Что, если конь воспринимает человеческие биотоки как запах? А душа у меня, как убеждал мой собеседник, не слишком благоухающая. Кстати, где ты, дьявол-искуситель? Отзовись! Подскажи, что делать? В ответ — ни звука…

Из-за туч выплыла луна и осветила меня. Мое внешнее сходство с Василем, прежним владельцем тела, ввело Орленка в заблуждение. В его глазах почти человеческие чувства смущения и вины. Опустив голову и словно прося прощения, конь начал приближаться. В трех шагах от меня он вздрогнул и замер. «Учуял, мерзавец», — пронеслась неприятная мысль. Всхрапнув, Орленок с отвращением отскочил в сторону, побежал и на соседней поляне присоединился к другому красавцу — серому в яблоках коню.

Откуда взялся второй конь? Кто он? Такой же чуткий хронорысак? Я не стал ломать над этим голову. Здесь меня наверняка подстерегают неожиданности куда более странные.

Они и впрямь не заставили себя ждать! Не прошел по лесу и двух километров, как за спиной послышался шорох, словно слабый ветерок коснулся сухих былинок. В душе нарастал страх: кто-то крался за мной! Обернулся. Шагах в десяти за жиденьким кустарником шевелился клубок тьмы более черной и плотной, чем окружающая ночная мгла. Клубок колыхнулся и, зашипев, рассеялся.

Я стоял, не веря страшной догадке. За кустарником снова что-то шевельнулось. Оттуда, змеино извиваясь, выползли черные волокна и мохнатые клочья. В ложбинке передо мной волокна и клочья мглы сплетались, густели, приобретали четкую форму… Тьма овеществилась!

Волосы поднялись у меня на голове: Черный паук! Создание моей же собственной фантазии! В одном из своих романов я изобразил паукообразное чудовище — пожирателя разумной протоплазмы. И вот мой жуткий вымысел ожил… Материализовался! Большой, почти в человеческий рост, сгусток приземистой тьмы выполз из ложбинки и приближался на членистых паучьих лапах.

Есть единственное средство спасения — свет. Причем только естественный свет. Но до рассвета еще далеко. Что делать?

Я вскрикнул и побежал. Помогало сильное, хорошо натренированное тело, ставшее моим. Я мчался, как лучший в мире спринтер, делал чемпионские прыжки. Запнувшись о корягу, упал. Вскочил и оцепенел от ужаса. На меня глядел Черный паук своими зеленовато мерцающими и словно оценивающими глазами. Удостоверившись, что перед ним то, что надо, паук протянул ко мне мохнатую лапу и удовлетворенно прохрипел:

— Разумная протоплазма… Вкусно!

Изо всех сил я бросился туда, где редели деревья. На сравнительно большой поляне остановился.

К счастью, светало. В сереющем небе таял диск луны, гасли звезды. Но Черный паук жаждал во что бы то ни стало полакомиться мною. Уж очень «вкусным» я ему казался. Он выкатился на опушку, с треском, словно танк, подминая кусты. На поляне однако сник, полз медленно и осторожно, придерживаясь темных низинок. И все же Черный паук перед рассветом не устоял. Зашипев в бессильной злобе, растаял. Рассеялся, как рассеивается обычная тьма.

Дрожа от страха и предутреннего холода, я простоял на поляне еще с полчаса. Мысли метались в голове, как перепуганные куры в курятнике. Понемногу начал успокаиваться и кое-что соображать. Итак, я, видимо, в стране, где оживает все самое страшное и злое, что придумано человеком, где материализуются все его кошмары, химеры и даже… стереотипы мышления. Почему бы нет? Чем ведьмы, черти или мой паук не стереотипы в образном, так сказать, «художественном» виде?

И странно: одновременно я забывал и об Орленке, и о миссии разведчика, и о многом другом. Знал только, что я Пьер Гранье и что здесь я как бы заново родился, воскрес после смерти. «Материализовался» вместе с кошмарами! Но среди них я, как реально живший человек, как будто на особом положении. Каком? Боже мой, уж не попаду ли я к ним в плен или в рабство? Вот это влип! И кто-то ведь подтолкнул меня на авантюру, соблазнил. Но кто? В памяти полный провал. В памяти лишь отдельные смутные представления о моей новой «родине» и кое-какие слова: «материализация», «персонаж». Да еще сказанное кем-то по моему адресу «гаденькая душа». Но кем?

Выглянувшее солнце позолотило макушки сосен, заискрились травы, и я робко шагнул в лес.

Сосновый бор наливался светом. Солнечные лучи острыми иглами протыкали ветви. Иглы накалялись, ширились и превращались в сияющие клинки, рубившие и рассекавшие панически уползающую паучью тьму. Я ободрился: мой жуткий вымысел материализоваться уже не сможет. А когда бор сменился смешанным лесом, почувствовал себя еще увереннее. Маленькими зеркалами сверкали листья клена, а белые стволы берез светились, как свечи. Я шел и шел в одном направлении. Куда-нибудь да выйду. Однако загадочному лесу не было конца.