а
вот автор лишен такой
приятной
возможности.
Конец сонэта
Сонэта конец
Возможности
приятной
такой лишен автор вот
а
, дальше будет что, посмотреть, вперед
другую-страничку
перевернуть
может
легкостью
с
, например, читатель. Писателем нежели
проще гораздо быть вообще читателем.
Нет
еще пока автор сам как время
то в, догадался давно-давным всем
обо, дело понятное, уже читатель.
Сонэт
14
Взглянув на часы, жена вдруг заторопилась:
- Ой, дочка, мы тут с тобой совсем заболтались! Тебе ведь в школу пора! А я еще бутербродов не приготовила!
Жена бросилась в кухню, дочь - в свою комнату, собирать ранец. Я стоял с ремнем посреди комнаты.
- А когда же хлестать будем? - я взмахнул тяжелым ремнем.
- Какой же ты зануда, - проговорила жена, пробегая мимо с бутербродами. - Завтра, послезавтра... Успеется.
- А может, ломануть разок-другой по лбу пряжкой? Смотри, какая она с углов заостренная!
Жена только махнула рукой.
15
Комната была совсем не освещена. Я постоял, пока глаза мои не привыкли к темноте. Вот он, тот, что оскорбил меня, копается, согнувшись, в тумбочке у низкой кровати. Направив на него гвоздь, я приближался; свет мутной луны вспыхивал мгновениями на острие гвоздя. Старик, видимо, все не мог сыскать номерок. Он сопел и тихо ругался. Приставив гвоздь к его голове, я с силой ударил молотком. Первый удар, к несчастью, пришелся по пальцу, но уже вторым я загнал его по самую шляпку.
Мой чичероне вскочил, с немым укором глядя на меня, из тощей его руки, похожей на куриную шею, посыпались номерки. Подергавшись, он грохнулся на пол, где, - подрожав немного ногами, - вскоре застыл.
- Стоп, машина, - произнес я. - В следующий раз неповадно будет.
Кстати, кто это сказал, Достоевский или Гоголь? - "Не песни петь, не басни рассказывать: задача писателя по преимуществу быть санитаром общества, всеми своими силами заботиться о его духовном здоровье". Вот так-то, бляди.
16
Она ждала меня на автобусной остановке у леса.
Мы подошли друг к другу; автор растерялся: он не знал, какие слова произносят в подобных обстоятельствах. Причина его смущения мне более чем ясна: он не видел эту молодую женщину уже несколько лет, он любил ее многие годы, и не просто любил - она была его самой первой возлюбленной; кроме того, с нею была связана одна из самых сложных и неприятных загадок всей его жизни.
Они прошли к лесу, чувствуя себя скованно. С другой стороны, автору трудно судить о состоянии молодой женщины: чужая душа - потемки. Молодая женщина говорила больше и как бы веселее, из чего можно сделать заключение, что она пришла в себя первой либо же лучше собой владела. Была ли она красивой? Автор не обязан отвечать на этот вопрос. Он шел позади, чувствуя себя глупо, глядя в землю и изредка - на нее.
В нашем городе чудесная река. С годами она мелеет, все меньше и меньше рыбы в ней остается; вода приобретает стойкий запах мазута, и яркие радужные пятна раскидываются по ней от берега к берегу...
В общем, автор уже чувствует, что сболтнул он что-то не то. Не может быть чудесной река, изуродованная вырастающими к середине лета каменными опухолями, пропахшая мазутом, расцвеченная бензиновой радугой, усыпанная по берегам дохлой рыбой. Автор берет свои слова обратно. Река, скорее, представляется чудесной в его мечтах (он мечтатель, как и все близорукие люди), в сладких воспоминаниях детства, юности, - короче говоря, всего того счастливого времени, когда он был еще более глуп, нежели теперь.
Они шли по высокому берегу над рекой, блестящей на солнце настолько ярко, что смотреть на воду было больно. На противоположном берегу по пояс в золотой воде стояли рыбаки, взмахивали удочками (тоньше волоса), удочки изгибались...
Трудно представить себе, о чем можно говорить с женщиной, которую не видел столько лет, которую многие годы любил, которая во всех отношениях была первой - и которая, ко всему прочему, ушла от тебя, так никогда и не объяснив своего поступка.
Вероятно, они поговорили о погоде, и погода стоила того. Погода была замечательной.
Вероятно, она сказала, глядя куда-то наверх:
- Какое чистое небо, правда?
А он, мрачно глядя на ее шею (пользуясь тем, что молодая женщина заметить его неприличного взгляда не могла), ответил:
- Да. Небо сегодня просто замечательное.
Она, по всей вероятности, продолжила свою мысль следующим образом:
- Тепло очень в последнее время.
- Даже по ночам, - нашелся он.
- Да, - ответила она как-то грустно, посмотрела под ноги, пошевелила носком туфли в траве.
- Здесь муравьи, - сказала она тихо.
- Да, - ответил он, и они одновременно о чем-то вспомнили. Но не стали об этом говорить.
- Ты все еще ходишь на рыбалку?
- Последнее время - нет, - ответил он и стал смотреть в ее лицо. В общем, это было глупо, смотреть в ее лицо. Как-то неприлично, даже где-то неловко. У него был к ней вопрос, ему смертельно хотелось услышать ответ.
- Помнишь, как мы вместе ходили на рыбалку? - спросила она.
Автор кивнул.
- Ты почти никогда ничего не ловил...
- Как это никогда? - разволновался я. - А ты помнишь, я вот такую здоровенную щуку поймал?!
Она рассмеялась.
- Щука была совсем не такой большой.
- Как это не такой большой?! - еще больше разволновался я. - Подожди, ты о чем говоришь? Ты, наверное, забыла. Помнишь, мы вместе взвесили ее? Полтора килограмма. У меня рука устала ее тащить.
Молодая женщина смеялась, а автор был обижен. Он отвернулся, затем сел в траву и стал смотреть на муравьев.
- Ты на меня не обижайся, - она опустилась радом с ним. - Я пошутила.
- Да что ты! - сказал автор равнодушно. - Такая чепуха. Подумаешь, щука.
- Я тебя обидела, я знаю.
- Да брось ты. Просто смешно слушать.
- Ты чуть не плачешь...
- Я чуть не плачу?! - смутился автор. - Это неправда. Я таких щук, может быть, штук двадцать с тех пор поймал, и даже еще больше были.
- Ты знаешь, я твою книгу прочитала, - сказала она уже очень серьезно.
- Правда?! Ну и как?
Молодая женщина поджала губы, что выражало особенную сосредоточенность.
- Ты знаешь... Трудно сказать.
