- Рихард! Рихард! Прощай! - сказал я, стоя один перед цинковым гробом.

- Последний, ты обещал ему. Я буду твоим первым читателем вместо него, неожиданно послышалось сзади. Речь была с мягким акцентом. Я не смог обер нуться назад и посмотреть в глаза Андруса, как и не мог спасти своего друга.

"Однажды взявшись за слово, уже потом никогда не успокоиться". Данное слово и гибель Рихарда заставили меня начать так: рассказ - это неразорвавшийся снаряд, который вы держите в своих руках. Одно неосторожное движение рук - и течение времени остановит разорванный металл...

-12

"Если выпало в империи родиться,

Лучше жить в глухой провинции у моря".

Рихарду не принесла спасения глухая провинция у моря. Весь командный состав части считал, что причиной гибели явилось то, что водитель был пьян. Наши ко мандиры были тонкие психологи, и на таран им приходилось ходить только на трезвую голову. Содержание алкоголя в крови положило конец расследованию при чин смерти. Однако полковник Чук потерял голову от вопроса: на кого повесить миллионную недостачу? Десятки километров труб, сотни кубометров пиломатериа лов, сотни кубометров ж/б изделий и даже пресловутые краны с позывчиками все это помещалось на трех десятках страниц и не существовало нигде более. За счет военных стройлагерей начали жиреть кооперативы. Все было просто: солдат - дешевая рабочая сила, техника, материалы - все даром. Наливай и дои и не забывай делиться! Кооперативы! "Чудо", "Темп", "Вперед" и т.д. творили чудеса экономики. На хлеб и на песню хватало всем.

Из страны, в которой не хватает тракторов и не знают, куда девать танки, дороги строят военные, издох партийный босс - объявили недельный траур, взор вали атомный реактор - провели демонстрацию - из такой страны люди уходят, но каждый уходит по-своему.

- Последний, - нарушил мое одиночество в палатке производственного отдела Андрус, оторвав тем самым от тяжелых мыслей. - Знаешь, почему процесс строи тельства социализма в России непрерывный и бесконечный? - не дожидаясь моего ответа, Андрус продолжил: - Все заложено в русском языке. Сначала социализм был утопический, потом ленинский, затем казарменный, попробовали застойный. Пришла пора обновленного, и даже А.Д. Сахаров попался в эту ловушку. Беско нечность социализма объясняется обилием прилагательных в русском языке. Сей час строят голубой социализм, а потому все завтра будут в парадноголубом, а партменьшинство испытывает оргазм от этого строительства. Кстати, можно поп робовать и розовый. Мазнуть так легко в правом верхнем углу розовым и кончить на этом.

- Андрус, почему завтра все будут в голубом? - спросил я. - Первое мая. Ясно! Сегодня поеду домой. Все надоело. Хоть водки с отцом выпью. Со мной по едешь? - резко предложил я Андрусу. - Нет. - Почему? - У нас в семье не при нято отмечать такие праздники, - ответил Андрус и спрятал глаза. Когда за ок ном поезда опять промелькнул отстойник человеческого горя, я был немного расстроен тем, что Андрус не поехал со мной. Не было дерзости в характере эс тонца, но был я очень обрадован появлением легкого юмора у моего подчиненно го.

-13

Город детства встретил меня демонстрацией. Море красных флагов проплывало по площади Петра. Ильич, как и прежде, дирижировал происходящим. С фонарных столбов вещало:

- Переход к рыночному ведению хозяйства выведет страну из кризисного состо яния. Руководителям нового типа - Ура!

- Ура!!! - взорвалась очередная колонна. - Рынок! Вся надежда на рынок в форме разбитого корыта. В такой рынок мордой вас и воткнут. В сталинские вре мена хоть ополоски давали, а в этот раз народное корыто может оказаться пус тым, - это вещало не с фонарного столба, поэтому попало в уши немногих и ко лонна не ответила истерическим "ура!" Гордые бастионы: "Виктория", "Глория", "Триумф", сдержите ли вы напор кирко-мотыжных батальонов чурбашно-бордюрных бригад? Ответа каменных твердынь я не услышал, потому как на Петровской пло щади разорвалось очередное "ура" и под ногами качнуло землю. Вакханалия про должалась несколько часов. Наконец, родной дом!

Человек, вырвавшийся на несколько дней из лагеря, как правило, занимается пьянством и разговорами. Болтал я тогда много и со многими, но остановил меня один вопрос:, "Он что, был больной?" Передо мной сидел изрядно подвыпивший бизнесмен нового типа и ждал ответа на вопрос. Вопрос касался трагически по гибшего друга. Все сразу стало на свои места. Да! Он был больной. Рихард был парализован отсутствием свободы, и это стоило ему жизни. Таким же больным был и я, а больному, как известно, место определено. Через сутки я был в лагере.

За время моего отсутствия в лагере произошли перемены. Многим кадровым офи церам город выделил квартиры. Последний двухгодюшник покинул палатки и засе лился в общежитие. "Жить можно уже не так тускло, как в презервативе", - ци тировал Андрус русского писателя, проводя параллели.

Комната в общежитии на троих, одиночек не выделяли. Решетка в окне и четыре капитальных стены - об этом мы мечтали целый год, прислушиваясь долгими се верными ночами к потрескиванию дров в печке. Первая ночь на новом месте про летела. Надо мной Андрус - улыбка на лице и кокарда во лбу горит.

- Последний, вставай, пошли в театр, - сказал Андрус. - Какой театр? - В театр военных действий, - ответил Андрус. Он ушел на развод, не говоря больше ничего. Его ждала канализация. Чернодор, который еще спал, тоже был не оди нок. Его ждали тридцать "урюков" и щитовые казармы. "Урюками" в лагерях назы вают таких мелких, сушеных, но без "косточки" внутри.

- Чернодор, подъем, уже третий звонок. Приблизительно через час открылся занавес. Полковник на плацу. - Равняйсь! Смирно! Не шевелись! - скомандовал комбриг. - Первым будет уволен вот этот лейтенант, - пообещал полковник, за метно подобревший в отношениях с подчиненными, пригретый майским солнцем. Правда, когда солнце опять прижалось к горизонту, полковник придорожник забыл о своем обещании, но это было впереди. Впереди был еще год лагеря. Так-то Ва ся!

- Произвести развод на работы, - скомандовал комбриг, подтянув предвари тельно все приводные ремни. Взревели комбаты, начштабы, замполиты, командиры рот и взводов. Застучали молотки и топоры, заскребли лопаты.

Битва за дороги Нечерноземья продолжалась в стройлагерях всей страны. При производстве строительных работ никто никогда не пользовался проектной доку ментацией, хотя проектные институты тиражировали ее в неисчислимых количест вах, уничтожая десятки тонн бумаги и миллионы рублей. Одним из таких объектов была канализация лагеря. Проектом служил - тяп, а сметой - ляп. Нивелир на эту стройку тоже не выделили. Шестьдесят "урюков", экскаватор, кооператив "Чудо" и старшим над всем этим воинством Андрус.

- Лейтенант, закончишь канализацию. будешь уволен в запас досрочно, - зая вил как-то комбриг. У многих тогда даже дыхание перехватило от зависти. Анд рус бегал вдоль траншеи с бутылкой, наполненной водой, желая приблизить свой дембель. Во время одной из пробежек остановил его заезжий столичный полков ник.

- Лейтенант, что за бутылка у вас в руках? - большое начальство интересова лось всем. Андрус, не думая, выпалил:

- Начмед приказал мочу сдать на анализы. Я успел только..., но не сдал, так и ношу с собой.

Рядом стоящие "урюки" высохли еще больше. Полковник отечески похлопал Анд руса по плечу и сказал :

- Идите, лейтенант, здоровье прежде всего, - после чего Андрус с бутылкой воды отправился в санчасть, оставив меня без уровня. Бутылка служила нам уровнем, при помощи которого мы создавали уклон канализации - все под один градус, указанный на этикетке. Вместо нивелира - бутылка, вместо теодолита визирка. Невольно вспоминается "Архипелаг ГУЛАГ".

И это вам - вредители? Да это гениальные инженеры! Из двадцатого века их бросили в пещерный и, смотрите, они справились!

Через полчаса Андрус вернулся. Бутылка исчезла из его рук. Истерический смех лейтенанта нельзя было остановить.