- Еще один пример бессмертия мули в лагерях, - смеясь, сказал я, но ротный опять стал возражать.

- Не прав, не прав, Последний. Была красивая муля в лагерях: "Масло съел день прошел." "Наверху" изыскали резервы масла, и муля умерла.

Дают теперь масло не только утром, но и вечером, - ротный, как всегда, был прав.

Солнце ушло к врагам, и это значит, что ночь навалилась на лагерь. Ночь та была не простая, ибо с нее началась весна. Опять приближается весна. Читая, тебе было смешно, призывник, но мистер-министр уже наточил тебе лопату. Арал и Чернобыль, дороги Нечерноземья и свинарники ждут тебя. Ты следующий! Пошел!

-10

- Последний, пойдем к женщинам, не спиться что-то мне, ветерану. - Андрус, ближайшая юбка в десяти километрах, поэтому спи спокойно, - успокоил я своего подчиненного. - Товарищ лейтенант, что за безразличие к женщинам или для вас, старого воина-дорожника, десять километров стали расстоянием? - не успокаи вался Андрус. - Последний, пойдем на трассу. Хоть елки поваляем! Они ведь то же в юбочках.

- Хорошо! Пойдем, но учти первую валить будешь ты своим топориком. Мы вышли из вагончика и застыли, пораженные красотой зимнего пейзажа.

- Андрус, как тебе эта картина? - Удивительно, но не хватает в ней чего-то романного, - ответил Андрус. Романное! Разговор с женщиной в тюрьме - он сов сем особенный! В нем благородное что-то, даже если говоришь о статьях и сро ках. Грязь лагерей в первые дни бросила многих в грязь общения между мужчиной и женщиной. Где ищут женщину в России, когда заведения полны жаждущих? Вокза лы пригрели этих бабочек. Ночные малютки всячески пытались подтвердить истин ность изречения комбата :"Все бабы в Вологде..."

Утром в грязи развода, днем в грязи строительных объектов, вечером в грязи совещаний. В лагере можно найти спасение только ночью. Женщина может сохра нить в человеке мысль о том, что еще не превратила его лагерщина в скотину.

Прощаясь утром со своей подругой, трудно ей объ яснить, зачем твое присутс твие в лагере, например, в воскресенье. Комбриг объявил воскресенье рабочим днем, а это значит, что этим приказом он бросил сотни людей на лопату. Да вай!.. Давай!.. Давай!.. Копай!.. От столба и до обеда. С обеда и до ужина. Если выкопаешь лишнего, пригонят бульдозер и закопают. Инженера к столу за графики, процентовки. Нули, нули! Рубли, рубли! У-ли-ли!

- Ириш, не расстраивайся. Через два, через два часа отслужу как надо и вер нусь, - напевал я на ушко своей едва проснувшейся девочке.

Городской троллейбус почти полностью набит сонными офицерами и прапорщика ми, и только голос водителя, объявляющий остановки, не дает мне уснуть в са лоне. Ярославская - шипение, Новгородская - шипение, Псковская - шипение. Не приходится ждать в Вологде Аллею Свободы, разве что через долгие годы. Волог даэлектротранс - объявляет голос водителя... транс - это в десятку из писто лета, которого я никогда не видел.

- Следующая "Авантюрадорстрой", - объявил остановку троллейбуса прапорщик Цветной, и полсотни офицеров плюхнулось в грязь. Последние километры едем, набившись в кунг. Если бы его можно было сверху открыть консервным ножом, то перед глазами были бы одни офицерские фуражки, плотно прижатые друг к другу. Кунг - это консервная банка на колесах - открылась, и комбриг кричит в нее:

- Я вам всем объявляю выходной, - добрый малый, что говорить. Назад пошел со мной Цветной.

Нет ничего лучше дорог к дорожно-строительным лагерям. По ним можно про ползти, проскакать, пролететь, но проехать или пройти по ним еще пока никому не удавалось.

- Ирина, доброе утро. Как видишь, я сдержал слово офицера. Не прошло и двух часов, и я твой. Опустившись у края кровати на колени, я положил свою голову девчонке на живот, как на плаху, как на плац. В тот момент я почему-то всегда слышал команду "равняйсь" и видел грудь Человека.

Коротки мгновения любви в лагере. Весенняя жижа опять захлюпала под сгнив шими сапогами. Измученные офицеры и солдаты стояли в строю. Впереди Андрус с огромным желанием изучения особенностей нерусского языка. Присутствующих офи церов и прапорщиков "оптичивал" все тот же Эдуард. Прямо передо мной была ус талая спина Рихарда. Справа расстроенный зампотех. Ему комбриг с утра объявил отпуск. Майор сапогами перемешивал на плацу снег с грязью, но был уже в от пуске. Как всегда слева от управления стояли солдаты батальона. Из многих со тен лишь немногие имена сохранились в моей памяти. Одно имя тебе, воин-дорож ник, - солдат! Однако не только солдату трудно сохранить свое имя в лагере. Сдали свои паспорта в обмен на личный номер двухгодичники. Паспорт в сейф во енкомата, бляху с номером в карман, а бляху эту дают, например, на случай сгорания в танке. По оставшейся бляхе, паспорт вернут родителям. Скажите, бред? Сгорело двое в Великом Устюге. Матерям сгоревших солдат вернули паспор та. Годы идут, но хмарь непроглядная не рассеивается над страной.

- Инженер, вы почему вчера не были на службе? - спросил меня комбат. В каж дом его вопросе на бесконечных разводах шипела Набоковская Ниагара.

- Вчера комбриг объявил мне выходной день. Я не мог не выполнить его при каз, - ответил я и опять низверглась Набоковская Ниагара. Дорогой читатель, передохни немного, я пойду дерну ручку и послушаю приятный сердцу звук - нос тальгия! Через год службы я стал замечать, что наш комбат с каждым разводом и совестьчаянием становится все меньше и меньше. Рихард даже как-то сказал, что Чук к нашему дембелю превратится в пустое место, и был прав. Во время моего увольнения в запас полковник Чук был в отпуске. Случайное то было совпадение или нет? Не знаю! График отпусков об этом умалчивает.

-11

Развод в тот роковой день очень быстро закончился. Мимо батальона прошел оркестр. Сверхсрочники и прапорщики пригрелись кто на трубе, кто на барабане. И.Д.Т. был оркестрантом на Беломоре и вспоминает: оркестр вызывал озлобление у работающих (ведь оркестранты освобождались от общих работ, имели отдельную койку, военную форму). Им кричали: "Филоны! Дармоеды! Идите сюда вкалывать!" После торжественного прохождения дармоеды от меди уходили с плаца в казарму, остальных же солдат и офицеров ждали общие работы. Героическая битва за сто ловую, нескончаемый конвейер возведения щитовых казарм. Водопровод из скважи ны в никуда, канализация из казарм в никуда - весьма символичное пересечение двух кривых. Солдаты умывались водой из системы отопления. В лагерь пришли грязь, дизентерия и новые квартальные планы.

- Последний, ты сегодня где? - спросил Рихард на плацу. - Бокало-Молчало.

Такова жизнь. - Жизнь - это всего лишь тень под фонарем. Сначала она ясна и имеет отчетливые грани - это молодость, но вот мы делаем первые шаги, тень увеличивается и увеличиваются годы и ошибки, при этом стираются грани нашей тени, нашей жизни. Но вот мы добежали до следующего столба и тень опять при обретает ясность и отчетливость граней. Это наша тень, но наша ли это жизнь? - задал вопрос Рихард, но я смог ответить на него только молчанием.

- В одной из твоих деревень как всегда налито, а в другой - тихо, - попы тался шутить Рихард, но было заметно, как это трудно ему.

Машина стрелой пролетела по Московскому шоссе несколько километров. Води тель сделал разворот на сто восемьдесят градусов и остановился на обочине. С холма, на котором остановился водитель, хорошо просматривался большой участок дороги. На Москву одна за одной проскакивали машины. Все спешили, и никто не обратил внимания на странного водителя, стоящего на обочине и всматривающего ся вдаль, как в бездну. Из нее вынырнул "КАМАЗ". Легковая машина сорвалась с места и под гору быстро набрала скорость. Сто, сто двадцать, сто сорок, руль резко влево - удар и скрежет рваного металла. Я оставил лагерь на день, а друга потерял навсегда. Так в лагере покончил жизнь самоубийством человек, который считал, что жизнь спасет интеллектуальный труд.