- А ты не кривишь душой, Левой?..
- Мне с тобой очень хорошо.
- Да?- Такси!.. - крикнул я, приметив зеленый огонек.
- Я хoчу пешком, - заупрямилась Седа.
- Так мы и через два дня не доберемся! - сказал я, открывая дверцу машины.- Садись.
Уже в машине я поцеловал Седу и вдруг заметил, что шофер таращится на лас в зеркало.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
Раздался бешеный вой сирен. Мимо института, не переставая тревожно сигналить, промчались пожарные машины.
Мы бросились к окнам, но ничего не увидели. Шум доносился со стороны завода.
В коридоре загремели шаги. Дверь лаборатории открылась, и на мгновенье показалась голова Саркиса. Со стекол его очков скользнул солнечный зайчик, и я сощурил глаза.
- Опасная зона! - крикнул он.
Я снова подошел к окну. На улице теперь уже было много пожарных и милиционеров. Движение остановилось.
Вокруг царила тревожная тишина.
Гул шагов з коридоре усилился.
Мы тоже вышли из лаборатории.
Народ сгрудился у дверей. Но тут открыли запасные выходы, поток разделился на три части, и нас понесло в общем течении.
- Пожар!..
- Пожар!..
- Где? Почему?
- В седьмом!..
- Нет, в пятом!..
- Пятый цех...
Чей-то дребезжащий голос неутомимо повторял по местному радио:
- Пятый цех - опасная зона!.. Опасная зона!..
Я схватил Седу за руку: - Пойдем.
- Погоди,-сказала Седа.-Ведь нигде ничего не горит?
- Все равно, говорят ведь, опасная зона.
Мимо нас проехала легковая машина. В ней были директор завода, парторг и еще кто-то из руководящих работников.
Машина остановилась на площадке между пятым цехом и котельной.
- Пойдем, Седа.
- Нет, логоди.
- Да ведь опасшо же! - настаивал я.
- Для нас опасно, а для них нет? - сердито бросила Седа, кивнув на стоящих у машины.
- Капитан последним оставляет тонущий корабль! - изрек я и потянул ее за рукав.
- Куда? - спросила Седа.
- В котельную, на второй этаж.
У окон второго этажа уже толпились кочегары и рабочие. Потеснившись, она дали и нам место... Отсюда как на ладони просматривалось здание пятого цеха.
Не было видно ни дыма, ни огня, и тем не менее число пожарных машин все увеличивалось. Все больше нагнеталась тревога. Тишина становилась угрожающей.
- Что же все-таки случилось?
- Закупорка,- ответил один из рабочих.
- Какая закупорка? - поинтересовалась Седа.
- Кажется, ацетон...
- Так надо же прекратить подачу! - сказал я.
- Прекратили,- ответил рабочий.- Но там,- он кивнул головой в сторону пятого цеха,- в цистерне образовалась смесь, и давление продолжает повышаться. Вотвот взорвется.
- А где образовалась закупорка? Неужели ничего нельзя предпринять? забеспокоился я.
- Предприняли бы, да невозможно. Риск слишком велик. С минуты на минуту может произойти взрыв.
- И ты бы не пошел?...- спросил я.
Рабочий почесал затылок.
- Ле пошел бы,- сказал он.- Мне еще жизнь дорога. Взрыв цистерны принесет известный убыток. Потом все наладится. А если со мной что случится, меня уже не починить. Никакие миллионы не помогут.- Он усмехнулся своей невеселой шутке и добавил: - Жизнь - это нечто иное...
Стоявшие внизу у машины о чем-то совещались.
К ним подошел главный инженер, и по движению его рук я понял, что положение безнадежное.
Люди понемногу продвинулись вперед.
Один из милиционеров проехал на мотоцикле, почти касаясь стоявших впереди.
Толпа невольно, отпрянула.
Симонян выхватил у главного инженера громадный ключ и побежал в сторону пятого цеха.
Ему крикнули вслед, но он не обратил внимания.
На мрачном небосклоне повисло багряное зимнее солнце...
Недалеко от нашего дома жил человек по имени Симон.
Был он плотником. Вернулся с фронта и вдруг решил открыть пекарню.
Сказано - сделано.
Для окрестных ребятишек это было событием.
В небольшой кирпичнол печи полыхало пламя. Потом мастер - молодой парень в выцветшем халате - тушил, форсунку и длинным ухватом закидывал в печь противни со сдобным и кислым тестом.
Для того чтобы получить право присутствовать при этой церемонии, изобретательные мальчишки придумали остроумный ход.
Мы усаживались возле дома хозяина, пекарли и ждали первого, кто появится с тестом. Едва завидев вдали какую-нибудь женщину, идущую с тестом, мы вскакивали, бежали навстречу, услужливо подхватывали полное теста корыто или ведро и гордо вступали во двор пекарни. И многие женщины не упускали случая заметить, что-де "мальчишки-то образумились, вежливые стали".
И этими вежливыми мальчишками были мы: окрестные сорвиголовы, мечтавшие только об одном - проникнуть во двор пекарни и еще раз собственными глазами увидеть самое примечательное чудо нашего квартала.
Как-то вечером, когда мы, сидя под стеной, дожидались очередной посетительницы, раздался ужасный грохот.
Кто-то из ребят высказал предположение, что выстрелили из пушки. А из пушки, как известно, просто так не стреляют.
В квартале поднялся переполох. Раздались крики, плач, как два года назад, когда в ознаменование Дня Победы впервые на площади грянул артиллерийский салют. Ужас войны тогда еще переполнял сердца людей, и потому после первого же залпа женщины заголосили, схватились за головы и начали на все голоса звать детей домой...
Дом хозяина пекарни вплотную обступили жители квартала. Мы не смогли протиснуться сквозь них и, помогая друг другу, влезли на крышу пекарни. Потом, цепляясь за ветви тутового дерева, спустились во двор.
Взорвалась форсунка. Кто-то из ребят обнаружил большой осколок, который, отдетел от нее и, разбив вдребезги оконную раму, упал во двор.
Внутри, там, где обычно месили тесто и дожидались очереди, кто-то мстонал. Мы бросились к разбитому окну и увидели распростертого на полу молодого пекаря. Пришла машина "скорой помощи". Санитары положили пекаря на носилки и унесли.
С лосилок капала кровь, и пыль жадно впитывала капли, оставляя только темно-красный след.
Симон продал дом какому-то пьянчуге, и ушел из квартала. Как-то мы узнали, что пьянчуга, возвратившись домой поздно ночью, облил жену бензином и стал искать спички, чтоб поджечь. К счастью, спичек дома не оказалось.
Стоявший рядом со мной рабочий достал из кармана сигарету и закурил. Синий дымок выплыл в окно и сразу растворился в голубом небе.
- А нашелся ведь человек! - сказал я.- Пошел...
Рабочий смял сигарету, бросил ее и растоптал каблуком...
Внизу опять загрохотал мотоцикл, и люди снова отступили на несколько метров.
- Который, час?- спросила Седа.
- Все равно, если уж суждено - взорвется, - проговорил я.
- Как долго!..
- Что? - спросил я.
- Симонян, говорю, долго не появляется!..- выдохнула Седа.
- С минуты на минуту может взорваться...
- Нечего каркать! - заорал на меня рабочий.- Хватит!..
Замолчали.
Потом, в дверях пятого цеха, показалась чья-то фигура.
Человек медленно прошел вперед и швырнул в сторону ключ.
Потом сплюнул.
- Черт бы побрал такую работу,- сказал Симонян. - Откручиваю эти, несчастные гайки и думаю, вот-вот взорвется. А вы говорите - геройство...
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
- Девушки, уже настоящая весна! - сказал я.
Луиза, вскинув голову, прошла в дальний угол лаборатории. Седа молча взглянула на меня.
- А вы не заметили? -продолжал я.- Говорят, не каждому дано чувствовать природу. Вот я, к примеру... Всю жизнь завидую настоящим художникам.
Седа протянула мне толстую ученическую тетрадь.
- Что это?
- Заключение.
- Ладно. Непременно посмотрю. Сегодня же вечером.
- Я сегодня не смогу прийти,- сказала Седа.- Занята.
- Занята? - я вопросительно взглянул на нее, ожидая, что она скажет, чем занята.
