- Левой, ты не спишь?..
Я зарылся лицом в волосы Седы, разметавшиеся на подушке.
Седа прерывисто дышит.
Нежно гладит меня.
- Не уходи, Левон...
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Все обитатели дома уже, наверно, спали, кроме Арус, которая стирала в ванной комнате.
- Ваган не спит? - спросил я.
Арус выпрямилась. Мокрой рукой стерла пот со лба и сказала: - Нет еще.
Я тихонько вошел к ним в комнату.
Ваган, лежа ничком на тахте, читал книгу. Одной рукой он ори этом покачивал детскую коляску.
- Добрый вечер, Ваган.
Он приподнялся, сел и, отложив в сторону книгу, продолжал .качать коляску, которая при этом назойливо поскрипывала.
- Садись,- предложил сосед.
- Спит ведь уже, хватит качать,- не удержался я.
- Нет, пусть уснет покрепче. А то охнуть не успеешь, опять проснется. Измотал нас.
- Душно у вас,- заметил я.
- Попробуй скажи об этом Арус,- вздохнул Ваган. - Не дает форточку открыть. Боится, как бы ребенок не простудился.
- Дай я немного покачаю,- попросил я.
- Ты лучше говори потише.
- Давай, давай! - шепнул я.
- Навык приобрести хочешь? - Ваган великодушно уступил мне коляску, подошел, открыл форточку и покосился на дверь, не идет ли Арус.
Немного покачав, я откатил коляску на середину комнаты. Ваган с беспокойствием посмотрел на меня. Но ребенок уже мерно посапывал.
- Где.ты. пропадал? - поинтересовался сосед, которому, яэто чувствовал, давно ужв.не терпелось полюбопытствовать.- И ночью домой не являлся. Я беспокоился, не случилось ли чего. Ты бы хоть позвонил. Арус решила, что ты у тестя остался.
- Я был в Цахкадзоре. А к тестю и не собираюсь.
- Но ведь Асмик...
- Об этом не стоит больше.
- То есть как?
- А так, дорогой. Можно и новую семью создать, еще не поздно. Иные женятся в тридцать пять и в сорок лет. Верно ведь? Так что мне еще не поздно. А теперь представь, что мы с Асмик как-то тянули бы лямку, жили бы кое-как и лет череа двадцать - двадцать пять, когда и жизнь-то уже позади, вдруг осознали, осмыслили, что не были созданы друг для друга?..
- Жаль,-сказал Ваган.- Очень жаль.- Потом сердито добавил:- Не кури! Ребенок тут, нельзя.
Я сунул пачку с сигаретами обратно в карман.
- Сейчас Арус закончит там свои дела, мы с тобой выйдем на кухню,смягчился Ваган.- Приходил бы домой пораньше, вместе бы обедали.
- Я же каждый вечер дома!..- сказал я.
- Ну и что? Я думаю, ты хочешь быть один на.один со своей бедой, не решаюсь иной раз войти, а ты не зовешь...
- Да нет у меня никакой беды! - объявил я.
- Вижу, вижу,- сказал Ваган.- Вон уж и дома не ночуешь. Интересно, что ты не видал в Цахкадзоре зимой?
- Я тоже думал, что зимой там делать нечего. Даже не хотел ехать. А съездил, убедился, что на свете есть синий снег, лыжи, есть беззаботность, и любовь есть...
- Что, что?..
Я махнул: рукой и снова полез за сигаретами...
- На свете много хорошего,- сказал я, вертя в пальцах сигарету.- И хорошего больше, чем плохого.
Я встал со стула.
- Курить хочется. Пошли в коридор. Или лучше ко мне, - предложил я.Дверь оставим открытой, если ребенок вдруг проснется, услышим.
Арус убрала у меня в комнате. И в одну из цветочных ваз даже поставила восковые розы. В комнате было жарко.
Я приоткрыл створку окна.
- Может, тебе спать хочется, Ваган? - поинтересовался я.
- Ничего,- сказал он. - Пока Арус не закончит, я все равно не усну. Ты что-то выглядишь.усталым...
- Зато загорел на солнце и на ветру,- объяснил я.
- Зимой и загорел?!
- Умник,- сказал я.- В Цахкадзоре, знаешь, многие загорали голые по пояс. Не представляешь, как там здорово! Я в другой раз тоже буду загорать. Там прекрасный отдых...
Только вот электричка все портит. Но счастливые и этого не замечают... А я сегодня счастлив. И вчера был счастлив.
Мне очень хотелось, чтобы Ваган спросил, отчего я счастлив Но он вдруг начал рассказывать, как инженер в цеху объявил, что рационализаторское предложение Вагана гроша ломаного не стоит, потому как оно не сработает. Ваган обозлился, усмотрев, в этом злой умысел. Он был убежден, что инженер, недавний студент, метит к нему в соавторы, не иначе.
Он говорил долго. Со всей обстоятельностью пересказал диалог между ним и инженером. Мне стало тоскливо.. Я взглянул на часы. Было далеко за полночь. Снял покрывало с кровати.
- Счастливчик, называется! - усмехнулся Ваган. - А говорят, ведь счастливым не до сна?
- Неправду говорят, не верь этому.
Вагану не хотелось расставаться со мной.
В дверях появилась Арус: - Левой, у нас есть мацун. Съешь перед сном.
- Не хочется, Арус.
- Дело твое,-сказал Ваган.-Арус, кажется, ребенок заплакал...
Они пожелали мне спокойной ночи и ушли.
Я еще долго слышал мерное поскрипывание детской коляски.
Мы с мамой жили на улице Нариманова в одном из глинобитных домишек, не имевших дворов. Играл я с ребятами прямо на улице.
В нашем квартале было много азербайджанцев. Говорят, раньше в этой частл города вообще жили только азербайджанцы. В конце высилась мечеть, сложенная из кирпича.
Туда сходились .все верующие и молились своему Магомету.
Многие со временем продали свои дома и сады и переехали в разные концы города. Сады постепенно засохли и уступили место нашим глинобитным домишкам, которые лепились столь тесно, налезая друг на друга, что казалось, иголке негде упасть.
По улицам и садам вились арыки. В них текли мутные воды речки Гетар. В маленьких запрудах люди умывались сами, мыли глиняную посуду. Взрослые утверждали, что тогда в Гетаре не было микробов. Вода, правда, была илистой, но ее очищали, пропуская через слои песка, щебня и камней.
К вечеру наши игры становились еще интереснее. В это время мы обычно играли в прятки. И когда темнело настолько, что в густеющей синеве неба появлялись бесшумно парящие летучие мыши, кто-нибудь из ребят осмеливался даже спрятаться за оградой садов. Чаще между кустами роз, а то и в кустах абрикосовых деревьев. Это считалось сигналом к атаке. Босоногая ватага мальчишек совершала нападения на сады. С невероятной быстротой и ловкостью летели за пазуху зеленые персики, и абрикосы величиной с орешек, горькие, .как яд. Садовники злали примерные часы наших налетов и то и дело устраивали засады. Иногда им удавалось кого-дибудь изловить и разок-другой огреть хворостиной. Но велика ли беда - хворостина. В основном они терпеливо втолковывали нам, что грех рвать зеленые фрукты, да и вредно, животы разболятся.
Эти долгие проповеди были ужаснее всего. К тому же нам было досадно, что нас не принимали всерьез и только нудно наставляли.
Каждый вечер мимо нашего дома проходила какая-то девушка. Я еще был настолько мал, что никак не мог сообразить, сколько ей лет. Я всегда с нетерпением ожидал ее появления. Она мне очень нравилась. А так как старшие ребята рассказывали всякую всячину про любовь и гордились тем, что они даже уже влюблены, то и я про себя решил, что люблю эту незнакомую девушку.
Я избегал попадаться ей на глаза. Когда подходило, время ее появления, я прятался, за красный полуразвалившийся забор и смотрел на,нее в щель.
Впоследствии, став взрослым, я всегда, вспоминал эту девушку, когда речь заходила о первой любви. Мне казалось, что она и была моей первой любовью.
Однажды, когда при очередном набеге, спасаясь от кары садовника, мы улепетывали во всю прыть вниз по улице, я споткнулся и упал на пыльную мостовую улицы Нариманова.
Утром, я обнаружил под глазами синяки.
А к вечеру вдруг решил больше .не прятаться от девушки и по-рыцарски объясниться в и в любви... Мне казалось, что синяки под глазами придавали, мне мужественный вид, точно так же, как шрам, рассекавший лицо того молодого моряка, из истрепанного приключенческого романа.
Девушка была в шелковом платье с ватными подушечками на плечах. В руках у нее сумочка. Она и не заметила меня. Только скользнула холодным взглядом по синякам под глазами.
