— Отлично, Павел Леонидович. А теперь будем говорить только правду, ладно?

Член Политбюро произнес это с улыбкой, но Алексеев тут же насторожился.

— Не считайте меня глупцом, товарищ министр. С моей стороны было бы безумием пытаться обмануть вас.

— В нашей стране говорить правду часто еще большее безумие. Давайте будем откровенны. Я — кандидат в члены Политбюро. Действительно, в моих руках немалая власть, но мы оба знаем пределы этой власти. Сейчас по военным округам и группам войск откомандировали только кандидатов в члены Политбюро, и по возвращении в Москву мы доложим на Политбюро о положении вещей. Кроме того, разве вас не интересует, почему я приехал в ваш округ, а не в Западную группу войск в Германии?

Это не совсем соответствует истине, заметил про себя Алексеев. Именно та часть, на учениях которой присутствовал в качестве наблюдателя Сергетов, через трое суток погрузится в эшелоны и отправится в Германию, и представитель Политбюро оказался здесь по этой причине.

— Скажите, товарищ генерал, мы действительно готовы к войне? Мы одержим победу?

— Если на нашей стороне будет элемент стратегической внезапности и если прикрытие окажется успешным — да, я считаю, что мы должны одержать победу, — осторожно ответил генерал Алексеев.

— Значит, вы не хотите сказать, что мы обязательно одержим победу?

— Вы сами служили в армии, товарищ министр. На поле битвы не бывает гарантий. Сила армии остается неизвестной до тех пор, пока она не прошла через кровопролитные бои. Наша армия не участвовала в сражениях. Мы сделали все, что в наших силах, чтобы максимально повысить ее боевую готовность…

— Вы сказали, что хотели бы иметь еще два месяца на дальнейшую подготовку, — заметил Сергетов.

— Задача, поставленная перед нами, никогда не может быть полностью завершена. Всегда есть возможность что-то еще улучшить, что-то усовершенствовать. Всего месяц назад мы взялись за программу замены некоторых старших офицеров на уровне командиров батальонов и полков их более молодыми, более энергичными подчиненными. Все идет очень хорошо, однако многие из этих капитанов, занявшие должности майоров, только выиграли бы, набравшись некоторого опыта.

— Значит, у вас остаются сомнения?

— Сомнения никогда не исчезнут, товарищ министр. Ведение войны — это не решение математической задачи. Здесь мы имеем дело с людьми, а не с цифрами. У цифр есть определенная степень совершенства. Люди остаются людьми независимо от того, что мы пытаемся сделать с ними.

— Хорошо сказано, Павел Леонидович, очень хорошо. Я встретил в вашем лице честного человека. — Сергетов поднял стаканчик с горячим чаем в шутливом тосте:

— Так вот, я специально попросил, чтобы меня направили сюда. Один из членов Политбюро, мой хороший знакомый, Петр Бромковский, рассказывал мне о вашем отце.

— Дядя Петя? — невольно спросил Алексеев. — Он служил начальником политотдела в дивизии моего отца перед решающим броском на Вену. Он часто бывал у нас дома, когда я был еще совсем маленьким. Как у него со здоровьем?

— Плохо, Павел Леонидович. Он старый и больной человек. По его мнению, война с Западом — безумие. Возможно, это беспорядочные мысли старика, но он прошел всю войну и приобрел немалый опыт, и по этой причине мне нужна ваша оценка наших возможностей. Я не буду говорить, откуда получил эту информацию, генерал. Слишком многие боятся сказать нам — членам Политбюро — правду. Но сейчас пришло время говорить только правду. Мне требуется ваша точка зрения как профессионального военного. Если вы поверите мне и сообщите, что думаете о наших шансах, даю слово, все это останется между нами. — Обращение Сергетова, похожее сначала на просьбу, прозвучало теперь как суровая команда.

Алексеев посмотрел в глаза гостю. Добродушие исчезло. Синева глаз приобрела цвет льда. Он увидел опасность, серьезную опасность даже для генерал-лейтенанта, заместителя командующего округом, но Алексеев чувствовал, что министр говорит правду.

— Товарищ министр, все наши расчеты основываются на быстрой военной кампании. По нашим расчетам, мы можем выйти на берега Рейна через две недели. Вообще-то эти расчеты скромнее наших планов, существовавших пять лет назад. Войска НАТО стали сильнее, особенно их противотанковая оборона. По моему мнению, более реальным сроком будут три недели — в зависимости от тактической внезапности и множества неизвестных пока факторов, всегда играющих важную роль на войне.

— Значит, ключ к успеху таится во внезапности?

— Внезапность на войне представляет собой решающий фактор, — ответил Алексеев, дословно цитируя советскую военную доктрину. Существуют два вида внезапности — внезапность тактическая и внезапность стратегическая. Тактическая внезапность составляет часть оперативного искусства. Умелый командир обычно может добиться ее. А вот стратегическая внезапность готовится на политическом уровне. Это ваша задача, а не моя, и она намного важнее всего, чего мы можем достичь в армии. Если на нашей стороне будет элемент подлинной стратегической внезапности, если прикрытие окажется успешным — да, мы почти несомненно одержим победу на поле боя.

— А что, если нам не удастся достигнуть внезапности? Тогда мы напрасно убили восемь маленьких детей, подумал Алексеев. Интересно, какую роль сыграл в этом сидящий рядом добродушный пожилой мужчина?

— Тогда успех не гарантирован. Вы позволите задать вам вопрос, товарищ министр? Скажите, мы сумеем расколоть НАТО политически?

Сергетов пожал плечами, раздраженный тем, что попал в одну из собственных ловушек.

— Как вы сами заметили, Павел Леонидович, существует множество неизвестных факторов. Если это нам не удастся, что тогда?

— Тогда война превратится в испытание воли и резервов. Мы должны одержать победу. Для нас намного легче перегруппировать наши войска и прислать подкрепление. У нас больше подготовленных войск, больше танков, больше самолетов в районе, непосредственно прилегающем к зоне боевых действий, чем у НАТО.

— А как относительно Америки?

— Америка находится на дальнем берегу Атлантического океана. У нас разработан план перекрытия Атлантики. Они могут перебросить в Европу свои войска — но только живую силу, без тяжелого вооружения и без топлива. Для переброски последнего требуются корабли, а их легче потопить, чем уничтожить армейскую дивизию. Если не удастся достигнуть полной внезапности при нападении, это оперативное пространство станет исключительно важным.

— Располагают ли страны НАТО элементами внезапности? Генерал откинулся на спинку сиденья.

— Само слово «внезапность» означает, что невозможно чего-то предвидеть, товарищ министр. Именно для этого у нас и существуют разведывательные органы, целью которых является уменьшить опасность чего-то неожиданного или совсем устранить ее. Вот почему в наши планы входит вероятность возникновения непредвиденных обстоятельств. Например, что произойдет, если элемент внезапности утрачен полностью и НАТО первым наносит удар? — Он пожал плечами. — Им не удастся продвинуться далеко, но наши расчеты окажутся нарушенными. Больше всего меня беспокоит вероятность ответного удара с использованием ядерного оружия. Но и это в значительной степени политический вопрос.

— Да. — Сергетов беспокоился о своем старшем сыне. В случае всеобщей мобилизации Ивану придется снова сесть в свой танк, и не надо быть членом Политбюро, чтобы понять, куда его пошлют. У Алексеева одни дочери. Счастливец, подумал министр. — Итак, эта часть направляется в Германию?

— В конце недели.

— А вы?

— На начальном этапе наша задача заключается в том, чтобы служить стратегическим резервом для боевых операций Западной группы войск, а также в том, чтобы защищать родину от возможного нападения с южного фланга. Это не слишком нас беспокоит. Чтобы превратиться в серьезную угрозу, Греции и Турции нужно объединить свои силы. Этого не случится — если только информация, собранная разведывательным управлением, не является полностью ошибочной. Позднее командующий округом и я возьмемся за осуществление второго этапа нашего плана — захвата Персидского залива. И это не составит особого труда. Арабы вооружены до зубов, но их немного. А чем занимается сейчас ваш сын?