— Маршал Бухарин, какими силами располагает НАТО? — спросил генеральный секретарь.

— Они понесли тяжелые потери в живой силе и технике. Их войска измучены до предела. В противном случае они уже нанесли бы мощный контрудар.

— Значит, от нас требуется еще одно решающее усилие, — произнес министр обороны. Он обвел взглядом сидящих за столом в поисках поддержки. — Еще один завершающий удар. Может быть, Алексеев и прав — нам нужно подготовить и скоординировать мощный бросок с целью прорвать оборонительные линии НАТО.

А вот теперь ты хватаешься за соломинки, протянутые тебе другими людьми, подумал Сергетов.

— Совет Обороны обсудит этот вопрос на закрытом заседании, — принял решение генеральный секретарь.

— Нет! — возразил Сергетов. — Это политическая проблема и должна решаться всем составом Политбюро. Судьбу страны нельзя отдавать в руки всего пяти человек!

— Вам не следует возражать, Михаил Эдуардович. У вас нет права решающего голоса. — Сергетов был потрясен тем, что это сказал Косов.

— Может быть, ему следует дать такое право, — заметил Бромковский.

— Сейчас не время заниматься решением этого вопроса, — заявил генеральный секретарь.

Сергетов посмотрел на лица остальных членов Политбюро. Ни у одного не хватило смелости взять слово. Он понимал, что едва не изменил баланс сил внутри высшего партийного органа, но до тех пор, пока не станет ясно, чья фракция сильнее, будут действовать прежние правила. Заседание завершилось. Члены Политбюро вышли из зала, в котором остались члены Совета Обороны и маршал Бухарин.

Сергетов медлил с уходом, надеясь найти союзников. Остальные партийные руководители прошли мимо. Некоторые смотрели на него и тут же отводили взгляды.

— Михаил Эдуардович? — послышался голос министра сельского хозяйства. — Сколько горючего будет выделено для распределения продовольствия?

— А сколько у вас продовольствия? — спросил Сергетов. О каком продовольствии может идти речь? — подумал он.

— Гораздо больше, чем вы думаете. Во всей Российской Федерации мы увеличили частные наделы в три раза и теперь…

— Что?

— Да, старики в деревнях получают теперь массу продовольствия — по крайней мере достаточно, чтобы прокормить страну. Сейчас возникла проблема распределения выращенного урожая.

— Мне никто не говорил об этом, — покачал головой Сергетов. Неужели наконец-то хорошие новости? — подумал он.

— А вы знаете, сколько раз я предлагал именно такой путь решения продовольственного вопроса? Впрочем, нет, вы ведь не присутствовали на июльском заседании в прошлом году. На протяжении нескольких лет я настаивал на том, что это единственный способ удовлетворить потребности страны в сельскохозяйственной продукции, и вот наконец со мной согласились. Мы обеспечены продовольствием, Михаил Эдуардович, надеюсь только, что у нас останется достаточно людей для его потребления. Теперь мне нужно горючее, чтобы доставить продовольствие в города. Вы дадите мне горючее?

— Сделаю все, что в моих силах, Филипп Моисеевич.

— Вы приводили разумные доводы, Михаил Эдуардович. Надеюсь, с ними согласятся. — Спасибо.

— С вашим сыном все в порядке?

— Насколько мне известно, да.

— Мне стыдно, Михаил Эдуардович, что мой сын не на фронте, как ваш. — Министр сельского хозяйства замолчал. — Мы должны…, впрочем, сейчас нет для этого времени. Постарайтесь побыстрее сообщить мне данные по горючему.

Союзник? Или провокатор?

Генерал Алексеев держал в руке шифровку, в которой говорилось:

«НЕМЕДЛЕННО ВЫЛЕТАЙТЕ В МОСКВУ ДЛЯ ОБСУЖДЕНИЯ ПОЛОЖЕНИЯ НА ФРОНТЕ». Неужели это его смертный приговор? Алексеев вызвал заместителя главнокомандующего, чтобы узнать последние сведения о происходящем на фронте, — Никаких перемен. Разведка боем под Гамбургом и что-то похожее на подготовку к наступлению к северу от Ганновера, но все это не представляет серьезной опасности.

— Я вылетаю в Москву, — сказал Алексеев и увидел, как изменилось лицо его заместителя. — Не беспокойся, Анатолий, я слишком недавно назначен главнокомандующим и меня не за что расстреливать. Для того чтобы превратить прибывающие дивизии третьей категории в боеспособные части, нужно переводить в них обстрелянный личный состав более интенсивно. Я вернусь через сутки или меньше. Передайте майору Сергетову, чтобы он захватил мой планшет с картами и ждал меня у машины через десять минут.

Сев в машину, Алексеев передал своему адъютанту шифровку и посмотрел на него с иронической улыбкой.

— Что это значит?

— Узнаем через несколько часов, Ваня.

— Они действительно сошли с ума.

— Вам следует более тщательно выбирать слова, Борис Георгиевич, — заметил Сергетов. — Какой еще фокус выкинули в НАТО?

Председатель КГБ посмотрел на министра и удивленно покачал головой.

— Я имею в виду не НАТО, а Совет Обороны, глупый вы человек!

— У этого глупого человека нет права голоса в Политбюро. Вы сами напомнили мне об этом, — произнес Сергетов, все еще сохраняя слабую надежду, что члены Политбюро одумаются.

— Михаил Эдуардович, я приложил немало усилий, чтобы защитить вас. Прошу вас, не заставляйте меня жалеть об этом. Если бы вам удалось вынести вопрос на открытое голосование, вы проиграли бы, и это стало бы вашим концом. А сейчас, — Косов снова усмехнулся, — сейчас меня попросили поговорить с вами и попытаться склонить на свою сторону.

Они вдвойне обезумели, — продолжал Косов. — Сначала министр обороны выразил мнение, что необходимо использовать тактическое ядерное оружие. А потому они хотят заручиться вашей поддержкой. Собираются заново прибегнуть к дезинформации. Они хотят взорвать небольшое ядерное устройство на территории ГДР и заявить, что НАТО нарушило соглашение об отказе от применения ядерного оружия и потому мы вынуждены ответить тем же. Впрочем, все не так уж плохо. Они вызвали в Москву генерала Алексеева, чтобы узнать его мнение о предлагаемом плане и разработать наиболее эффективные методы его осуществления. Сейчас он уже вылетел.

— Политбюро никогда не согласится на использование ядерного оружия. Мы ведь не сошли еще с ума, правда? Вы проинформировали Совет Безопасности о том, какой будет реакция НАТО?

— Конечно. Я сказал им, что сначала НАТО никак не отреагирует на такой неожиданный поворот событий, а затем там воцарится паника.

— То есть вы намеренно поощряли их?

— Не следует забывать, что их больше устраивает точка зрения Ларионова, чем моя.

Товарищ Косов, подумал Сергетов, вы больше заботитесь о собственном будущем, чем о судьбе родины. Вы с радостью пойдете на уничтожение нашей страны, если сначала будут уничтожены ваши противники внутри нее. — Но члены Политбюро при голосовании…

— ., поддержат решение Совета Обороны, Михаил Эдуардович. Подумайте сами: Бромковский проголосует против, на его сторону может встать министр сельского хозяйства, хотя я в этом не уверен. Меня попросили убедить вас поддержать их план, потому что это ослабит оппозицию старого Бромковского. Он хороший старик, но на его мнение уже никто не обращает внимания.

— Я никогда не соглашусь на такой шаг!

— Но именно так вам и следует поступить. И Алексеев должен пойти на это. — Косов встал и подошел к окну. — У вас нет никаких оснований для беспокойства — ядерное оружие не будет использовано. Я уже принял меры.

— Что вы хотите сказать?

— Вы ведь знаете, в чьих руках находится ядерное оружие в Советском Союзе?

— Разумеется, им вооружены Ракетные войска стратегического назначения.

— Извините меня, Михаил Эдуардович, я не правильно сформулировал вопрос. Действительно, у них находятся ракеты-носители. Но ядерные боеголовки охраняют мои люди, и эти подразделения КГБ не подчиняются Ларионову! Вот почему вам следует согласиться на мое предложение.

— Хорошо, — нехотя кивнул Сергетов. — Тогда нужно предостеречь Алексеева.