— С такого расстояния трудно определить, — сказал Эдварде. Но там наверняка находятся русские. — Он развернул свою крупномасштабную карту. В этой части острова находилось множество дорог, однако полагаться на это не приходилось. Лишь две дороги имели более или менее хорошее покрытие, остальные именовались на карте «зависящими от времени года». Что бы это могло значить? — подумал Эдварде. Некоторые из них поддерживались в порядке, некоторые нет. Впрочем, определить по карте, какие дороги относились к какой категории, было невозможно. Как они уже успели заметить, в советских войсках тут пользовались машинами-вездеходами типа джипа, а не гусеничными бронетранспортерами, которые они видели в день высадки. Впрочем, хороший водитель на вездеходе может проехать практически где угодно. Насколько умело ездят советские солдаты на джипах по резко пересеченной местности…, как много вещей, о которых приходится беспокоиться, подумал Эдварде.

Он направил бинокль на запад и увидел небольшой двухмоторный самолет, взлетающий с маленького аэродрома. А ведь ты забыл об этом, правда? Русские пользуются такими самолетиками для пере-, броски своих войск по острову…

— Каково ваше мнение, сардж? — Неплохо узнать мнение профессионала…

Смит нахмурился. Приходилось выбирать между опасностью и физической усталостью. Ну и выбор, подумал он. Для этого у нас существуют офицеры.

— Я считаю, лейтенант, что в долине наверняка есть патрули. Здесь много дорог, так что на месте русских я выставил бы контрольно-пропускные пункты, чтобы следить за местным населением. Предположим, что эта башня представляет собой радионавигационный маяк. Следовательно, там есть охрана. Если это обычная радиостанция, она тоже охраняется. Все вот эти фермы — что это за фермы, мисс Вигдис?

— Разводят овец, молочных коров, выращивают картофель, — ответила девушка.

— Таким образом, когда русские солдаты получают увольнительную, они идут сюда, чтобы приобрести свежую пищу вместо осточертевших консервов. Мы так тоже поступили бы. В общем, все это мне не нравится, лейтенант.

Эдварде кивнул.

— О'кей, направляемся на восток. Правда, у нас практически нет продуктов.

— Всегда можно наловить рыбы.

Первым шел «Чикаго». Буксир Королевского военно-морского флота отвел ракетоносец от причала, и американская подлодка направилась по каналу к открытому морю со скоростью в шесть узлов. Они решили воспользоваться образовавшимся «окном» в пролетах советских спутников. Пройдем не меньше шести часов, прежде чем очередной русский разведывательный спутник появится над головой. За «Чикаго» с двухмильными интервалами следовали «Бостон», «Питтсбург», «Провидено», «Ки-Уэст» и «Гротон».

— Глубина под килем? — запросил Макафферти в переговорное устройство.

— Пятьсот семьдесят футов.

Пора. Макафферти приказал впередсмотрящим спуститься вниз.

Корабли виднелись только у него за кормой. Лучше всех был виден «Бостон» — его черная рубка — или «парус», как называли рубку подводники, — со спаренными рулями глубины скользила над водой подобно ангелу смерти. Удачное сравнение, подумал он. Командир «Чикаго» последний раз проверил приборы на вершине паруса, затем спустился по трапу, туго задраив за собой люк. Он спустился еще на двадцать пять футов, задраил второй люк, повернув запорное колесо до отказа, и оказался в боевой рубке.

— Прочный корпус загерметизирован, — доложил старший помощник, привычно повторяя фразу, означающую, что субмарина готова к погружению. Подводники проводили тщательную проверку состояния бортовых систем задолго до того, как до этого додумались летчики. Макафферти лично проверил приборы на панели управления — так же поступили, стараясь делать это незаметно, несколько других офицеров из группы, находящейся в боевой рубке. Все было в полном порядке.

— Погружение на двести футов, — скомандовал Макафферти. Подводная лодка наполнилась шумом вытесняемого воздуха и врывающейся в цистерны воды, и гладкий черный корпус скользнул под поверхность моря.

Макафферти мысленно окинул взглядом каргу. Семьдесят четыре часа хода до паковых льдов — и поворот на восток. Еще сорок три часа до желоба Святой Анны — и поворот на юг. И вот тогда начнется самая опасная часть операции.

Сражение за Альфельд превращалось в ненасытное чудовище, пожирающее людей и танки, словно кроликов. Алексеев не находил себе места от мысли, что всего в двухстах километрах от него вступает в бой танковая дивизия, которую считал своей. У него не было оснований жаловаться на поведение генерала, сменившего

его там, из-за чего он чувствовал себя только хуже. Новый командир дивизии сумел успешно форсировать реку, и теперь на противоположном берегу Лайне находились еще два полка моторизованной пехоты. Сейчас через реку наводили три понтонных моста — или по крайней мере прилагали к этому все усилия, несмотря на убийственный артиллерийский огонь противника.

— Мы втянулись в лобовое сражение, Павел Леонидович, — произнес главнокомандующий Западным фронтом, глядя на карту.

Алексеев кивнул. То, что началось наступлением; направленным на достижение цели местного значения, быстро превращалось в генеральное сражение, решающее судьбу всего фронта. Еще две советские танковые дивизии приближалось к Лайне. Стало известно, что сюда же перебрасывается три бригады НАТО вместе с артиллерийскими частями. Обе стороны забирали истребители-бомбардировщики с других участков фронта, причем одна сторона делала это с целью уничтожить плацдарм противника, а другая — чтобы расширить его. Рельеф местности на передовой не давал времени расчетам зенитных ракетных установок отличить свои самолеты от чужих. Русские имели значительный перевес в зенитных установках «земля-воздух», поэтому в Альфельде была установлена зона свободного огня. Все, что пролетало в воздухе над местом сражения, автоматически становилось целью для русских зенитных ракет, а советские самолеты старались держаться подальше, занимаясь обнаружением и уничтожением артиллерии НАТО и движущихся к фронту подкреплений. Это противоречило доктрине, принятой до войны. Мы снова ставим так много на карту, подумал Алексеев, но на этот раз события развиваются благоприятно, судя по его собственным впечатлениям от пребывания на передовой. Это был важный урок, на который не обращали достаточного внимания во время предвоенной подготовки, — старшим начальникам следовало убедиться, что происходит на фронте, собственными глазами. Почему только мы забыли об этом? — не мог понять генерал Алексеев.

Он пощупал повязку у себя на лбу. Алексеев испытывал мучительную головную боль — врачу пришлось наложить двенадцать швов, чтобы закрыть рану. Это грубые швы, объяснил хирург, и на лбу останется заметный шрам. У отца Алексеева было несколько таких шрамов, и он не стыдился их, скорее даже гордился. Генерал решил, что не будет отказываться от награды за эту рану.

— Мы захватили господствующие высоты к северу от города! — доложил командир 20-й танковой дивизии. — Нам удалось отбросить американцев.

Алексеев взял телефонную трубку.

— Сколько времени потребуется вам для наведения мостов?

— Надеемся закончить первый через полчаса. Артиллерийский огонь противника ослабевает. Им удалось разнести к чертовой матери один понтонный парк, но сооружение этого моста продвигается успешно. У меня уже готов к переправе танковый батальон, зенитные ракетные установки действуют превосходно. С того места, где я стою сейчас, видны обломки пяти вражеских штурмовиков. Я вижу… — Голос генерала заглушил громовой взрыв.

Алексееву не оставалось ничего иного, кроме как смотреть на телефонную трубку и сжимать ее побелевшей от ярости рукой.

— Извините. Снаряд разорвался совсем рядом. Спускаем на воду последнюю секцию моста. Саперы понесли ужасные потери, товарищ генерал. Их мужество достойно особого внимания. Майор, командующий мостовым батальоном, уже три часа стоит под вражеским огнем. Я считаю, что он заслуживает Золотой Звезды Героя.