Ощущение во рту было такое, будто язык распух и не слушается. Зато ад в желудке остыл до легкого жжения.

– Не знаю, как ты можешь пить эту гадость, – крякнула Дебби, сунув руку под прилавок из нержавеющей стали и доставая оттуда небольшого размера бутылку с антацидом, которую держала здесь специально для Джо. Смешав еще один коктейль, она заменила им пустой бокал. – Месяц потом будешь белым срать.

Она хмыкнула и щелкнула зажигалкой, закуривая «Мальборо Лайт».

– Привык к этому вкусу, – промямлил Джо, тупо уставившись на водянистые разводы на исчерканной поверхности бара.

– Эй, дружок, ты здоров?

– Ага.

Музыкальный автомат умолк, и приглушенный шум зала, казалось, усилил боль Джо.

Дебби глубоко затянулась и выдохнула:

– У тебя сегодня неудачный день?

– Ничего подобного. Все нормально. Все прекрасно и великолепно. Лучше не бывает. А почему ты спрашиваешь?

– Потому что вид у тебя, словно кто-то написал на твой именинный пирог.

– Можно и так сказать, – невнятно пробормотал Джо, потирая глаза.

В кишках бурчало. Секунды три ему казалось, что сейчас наступит очередной приступ поноса. Боль теперь жила в нем, как ленточный червь, ползущий по внутренностям, сжирая его заживо. Болезнь расцвела на этой боли, как пламя на бензине. А может быть, и больше. Может быть, более серьезная вещь. Проклятие любого хорошего киллера: кризис совести. Джо никак не мог заставить себя не слышать надтреснутый голос покойной матери, и эхом гудели в мозгу слова ее ветхозаветной литании: «Поднявший меч...»

– Пообещай мне одну вещь, – вдруг сказала Дебби.

– Чего?

– Пообещай, что не собираешься тут сидеть и доставать меня рассказами о тяжелой судьбе. – Ее голос был плотно насыщен южным акцентом, в котором отчетливо слышалось сильное "р" жителей Блу-Айленда, Сисеро и Эвергрин-Парка. Голос хриплый, сильный, без сантиментов. – Потому что иначе я притащу сюда раскладушку, поставлю ее на пол перед стойкой бара и буду с удовольствием отдыхать после трудного дня.

Джо слабо ухмыльнулся:

– Не волнуйся, я это все храню для мемуаров.

Дебби глубоко затянулась сигаретным дымом и посмотрела на него искоса.

– Понимаешь, ты вроде не того типа мужик. Не из невезучих, я хочу сказать. Не из жертв. Понимаешь? Это тебе не подходит.

– В самом деле?

Джо изучал стойку бара. Отражаясь в водяных кругах и каплях, его грубовато-красивое лицо искажалось, как на портрете художника-кубиста, и мука его не была заметна. Вперед выступали то непропорционально увеличенные отражением брови, то мясистые челюсти, то редеющие волосы, то глаза. У них был замутненный, лихорадочный вид, как у грязных бриллиантов, и на дурманную секунду у Джо мелькнула мысль вытащить себя из жалкой ситуации. Для киллера такого класса это пара пустяков. Можно стрельнуть себе в висок. Можно вскрыть вены в ванне в мотеле. Можно отравиться. Но эта мелькнувшая мысль тут же растворилась в густом тумане католического сознания греха, видении языков адского пламени, заповедях, выжженных в закоулках его сознания. Смертный грех самоубийства.

Старые уроки его детства всегда нелегко изживались. Преступление заповеди ведет в ад. Самоубийство – из самых страшных грехов. Когда юный Джо вспоминал о тех, кто совершил этот грех, ему виделся сюрреалистичный мир ада воскресной школы. Жар вспыхнувшей спички, усиленный в миллион раз. Вечная боль. Боль, которая длится, пока единственная ворона, раз в год клюющая вершину горы, не сравняет гору с землей. Другими словами, боль, которая губит целый день.

Самоубийство...

И в этот самый момент в воспаленном мозгу Джо что-то ярко вспыхнуло, что-то щелкнуло, кубическая головоломка стала складываться, образуя идею. Идею такую простую и такую дьявольски логичную, что Джо даже не мог понять, почему он не подумал об этом сразу, узнав о своей болезни. Идея была совершенной. Незамутненной. И это была единственная дорога из этого ада, вечного ада католика.

Идеальное решение.

«Поднявший меч...»

– Что случилось?

На него смотрела Дебби.

– Мне пора, – сказал Джо, допил из бокала остатки и вытер губы. – Прямо сейчас кое-что понял.

– Тайны Вселенной?

Дебби сняла с губы табачную крошку.

– Да, можно и так сказать.

Джо вытащил бумажник, вынул оттуда пиру банкнот и положил на стойку. У него звенело в ушах. Нужно убираться отсюда, пока никто не заметил, как у него глаза вытаращены.

– Во всяком случае, это тайны моей Вселенной, – добавил он и подмигнул барменше. – Ариведерчи, детка.

Он направился к двери.

– Береги свой желудок! – крикнула вслед Дебби, но Джо уже исчез за дверью в неоновом тумане Кларк-стрит.

Хозяйка бара недоуменно пожала плечами и отшвырнула в сторону окурок. Затем она взяла тряпку и стала вытирать стойку бара, где секунду назад сидел Джо. Тут она заметила лежащие в водяных кругах две банкноты. Дебби остановилась, взяла их в руки, перевернула, посмотрела еще раз.

Две влажные стодолларовые бумажки.

Тон набора в телефонной трубке был отвратительным. Непонятный звон церковного колокола, гулко гремящий в ушах.

Джо набрал код зоны, и электронное пиликанье аппарата синхронизировалось с пульсирующей головной болью. Семь, ноль, восемь. Это был телефонный код района Форест-Парк, куда Джо звонил очень редко, в особенности в такое время ночи. Шесть, восемь, семь. Он знал этот номер телефона на память, поскольку это был единственный безопасный способ хранить номер. Даже в теперешнем состоянии Джо помнил его так, будто звонил по нему вчера. Пять, семь, шесть, семь.

Когда в трубке послышался щелчок, Джо затаил дыхание. Трудно было поверить, что столько ориентиров подпольного мира держит в руках матушка Белл. Щелкают ее реле – и рушатся королевства, свергаются политические режимы и гибнут люди.

Джо решил позвонить по этому телефону сразу, когда та блестящая идея пришла ему в голову, еще в ресторане. Но одно дело решить, и совершенно другое дело – выполнить решение. Он почти битый час шагал по комнате взад и вперед, высосал почти половину бутылки «Гэвискона», долго смотрел сам на себя в зеркало, пока собрался с духом и вспотевшей от волнения рукой сжал трубку. Очень трудно было слышать ее электронный писк.

Второй гудок.

Джо с трудом сглотнул, облизал пересохшие губы, подбирая слова тщательно, как выпускник перед прощальной речью. Он уже почти полностью составил фразу. Он предвидел вопросы, которые могла задать другая сторона, учел все повороты и направления, которые мог принять разговор. Подготовил все ответы и планировал провести разговор как можно короче и спокойнее пока не успеет утратить присутствие духа.

Третий гудок был прерван ответом:

– Алло?

В голосе слышалось легкое недовольство столь поздним звонком.

– Томми?

Джо так сильно сжал трубку, что чуть не раздавил эту хрупкую пластмассу.

– Да, это Том Эндрюс. Кто говорит?

– Том, это «Икс».

– «Икс»?

– Да, «Икс»... как в сейфе два-два-четыре.

Наступило неловкое молчание, пока адвокат соображал, что к чему. Сейф 224 был самым обычным депозитным сейфом в одном из городских банков, который Джо использовал для передачи сообщений и денег по разным заказам.

– Да, конечно, гм-м-м... – послышался через некоторое время растерянный голос адвоката. – Можешь подождать секундочку? Мне надо перейти к другому телефону.

– Разумеется.

Джо услышал щелчок кнопки на аппарате, после чего в трубке снова наступила тишина. «Ну давай же, Эндрюс, что ты там копаешься. Не оставляй меня подвешенным за яйца. Я должен это сделать, сделать сейчас».

– Слаггер?

– Привет, Том.

– Что случилось? Господи, я же уже месяц квартиру не чистил! Знаю только, что в кухонном телефоне жучок есть.

– Не имеет значения, Том. У меня простая проблема, которой надо заняться.