Боевая задача поставлена.
- Какие будут вопросы? - спрашивает командир полка.- Кому что непонятно? Кажется, вам, Константинова? Такое впечатление, что вы все время что-то хотели спросить. Может, это мне показалось?
Немного смутившись - ведь только к ней командир обратился с вопросом, - Тамара встает, отвечает:
- Нет, вы не ошиблись. Только я хотела не спросить, а сказать...
- Что именно?
- Почетна задача - идти во главе всего боевого порядка, но идти напрямую, в огонь... Честно скажу: не завидую тем, кто пойдет в качестве флагмана.
Тамара имеет в виду первую, ведущую, эскадрилью дивизии, которая пойдет во главе всего боевого порядка. Конечно, весь огонь падет на нее. От вражеских истребителей ее защитят свои истребители, но кто защитит от зениток? Путь от линии фронта до цели около сорока километров, это десять минут полета, и в течение этих десяти минут по самолетам будут стрелять непрерывно, а в районе цели надо ждать ураганного огня.
- Вот что значит привычка летать малыми группами, когда надо таиться, хитрить и обманывать, - говорит командир полка.- И верно, при действиях малыми группами это и нужно. Зачем же лезть на рожон? Но армаду в несколько сотен самолетов не спрячешь, от вражеских глаз не укроешь. Да и надо ли это?
И Тамаре становится ясно: не надо. Напротив, надо ее демонстрировать. Надо подавить врага огромной своей численностью, подавить морально, психологически, лишить его способности к сопротивлению и добить силой оружия, эрэсами, бомбами, огнем бортовой артиллерии. В этом и суть массированных налетов.
И вот они в воздухе. Взлетели быстро, организованно, пара за парой. Собрались на кругу. Встав на курс к месту общего сбора, Тамара видит самолеты 566-го полка. Они идут впереди, несколько выше и на фоне мглистой дымки просматриваются тремя плотными группами. С поднятием на высоту дымка становится реже, небо светлее, строй впереди идущих машин виднеется лучше, четче.
Проходит какое-то время, и впереди показались другие полки. Одни несколько выше, другие пониже. Сзади, настигая штурмовиков, появились самолеты Пе-2. Соблюдая грозный, монолитный порядок, они быстро проплыли над строем. Эскадрилья за эскадрильей, полк за полком. Их место - впереди боевого порядка.
Сзади, на востоке, поднимается солнце. Его золотые лучи бьют по самолетам. Они сверкают, горят, и Тамара видит их вестниками света, идущими в сторону темного, мрачного запада. Самолетов так много, что сверкает все небо, и дымный вьющийся след эскадрилий, горящий темно-багровым огнем, закрывает весь небосвод. И Тамаре вспоминается митинг, проведенный сегодня прямо у самолетов, перед развернутым Знаменем части. Выступал заместитель командира полка по политической части.
- Дорогие друзья! Крылатые богатыри! - говорил подполковник Андросов.Сегодня знаменательный день, мы совершаем массированный налет на врага. Подобные по характеру полеты мы совершали и раньше, но такое огромное количество самолетов поднимаем впервые. Такое количество, о котором немцы мечтали в течение всей войны. Мечтали и пытались поднять под Москвой, Сталинградом, Ленинградом, на Кубани, Курской дуге. Пытались, но так и не подняли. Потому что их самолетный парк постепенно, но неуклонно таял, уменьшался. А у нас, напротив, рос, увеличивался, улучшался качественно. И это благодаря тому, что у конвейеров, создающих крылатые машины, стояли советские люди, а у руководства страной - коммунисты, ленинский Центральный Комитет...
Миновали линию фронта, и в небе заклубились разрывы зенитных снарядов. Тамара подумала о Хатминском, ведущем дивизионной колонны, представила себя на его месте и поняла, как ему сейчас трудно, какую ему надо иметь силу воли и выдержку.
Снаряды рвались впереди, невдалеке от его самолета, но он не мог маневрировать, ибо каждый маневр его самолета, связанный с изменением высоты, скорости, курса с быстротой цепной реакции передастся на всю колонну, разбросает ее по сторонам и высотам, превратит боевой порядок в хаотичную, легко уязвимую массу машин. Это самое страшное, что может случиться в воздухе, если инстинкт самосохранения хотя бы на мгновение одержит верх над силой воли ведущего.
Рядом с Тамарой идет летчик Руденко. Он недавно прибыл из авиашколы, недавно начал ходить на задания. Даже сквозь стекло фонаря Тамара видит его юношеский румянец, его задорную улыбку. Вместе с Руденко в полк прибыл его однокашник летчик Коротченков. Программу в авиашколе они прошли за несколько месяцев. "Мальчишки, совсем мальчишки", - тепло и обеспокоенно думает Тамара.- Как-то сложится их судьба? Осталось немного, война подходит к концу, но погибнуть можно и в самый последний момент. Им бы еще учиться, а не воевать. Но они думают лишь об одном - успеть полетать, повоевать, и ей понятны их бесшабашная лихость, задор, презрение к опасности.
Будто воочию Тамара вновь видит Хатминского, думает: "Какая же на нем лежит ответственность за каждое принятое решение на земле, за каждый маневр в воздухе, если цена ошибки - жизнь вот этих ребят!"
Когда молодые пилоты прибыли в полк, Тамара "провела с ними беседу" так говорят, когда дают поручение. Такое поручение как комсомолке дал ей комсорг полка Михаил Разиньков. Командир эскадрильи Захаров сказал проще: "Поговори с ними, поучи уму-разуму". Тамара говорила о многом, что касается полетов на боевое задание, в том числе о противозенитном маневре.
- Вы не бойтесь разрывов снарядов, - наставляла она ребят, подражая невольно Мачневу.- Уж коли ты видишь дымное облачко, значит, ты жив, значит, снаряд свое отработал. Что надо делать дальше? Подвернуть самолет к разрыву. Потому что по теории вероятности, которую вы изучали в авиашколе, второй снаряд в это же самое место не попадает.
- А надо ли маневрировать до того, как начнут бить зенитки, начнут рваться снаряды? - спрашивал летчик Коротченков.
Тамара поняла смысл вопроса: не окажется ли роковым первый снаряд зенитки? И нельзя ли его упредить? И пояснила:
- Беспокойство знакомое, и если вы хотите начать маневрировать сразу же после линии фронта, то изменение курса, скорости и высоты при маневре должны быть незначительными. Иначе вы собьетесь с линии заданного пути. А вообще, я не знаю случая, чтобы цель поражалась первым же выстрелом. Первые снаряды - это пристрелочные. Только потом огонь ведется на поражение.
Рассказывая, Тамара наблюдала за летчиками, стараясь увидеть, понять, как они воспринимают ее рассказ. И видела, чувствовала, как, перенимая ее опыт, каждый из них наполняется бодростью, силой, готовностью встретить любую опасность, как довольны они, как горды, сознавая свою причастность к боевым делам своих эскадрилий, своих боевых коллективов, ко всему, что их окружает и составляет теперь главную цель и смысл их жизни.
Тамара внимательно наблюдает за воздухом - здесь, за линией фронта, в любую минуту могут появиться вражеские истребители.
- Командир, почему-то не бьют зенитки, - беспокоится воздушный стрелок.
Верный признак: если зенитки молчат, значит, где-то рядом истребители. Зенитчики им не мешают, освобождают им поле деятельности как более активному средству борьбы с авиацией. Это закон. И у нас, и у немцев.
Не зря Тамара насторожилась, не зря стрелок забеспокоился. Слева внизу, маскируясь на фоне пестрой задымленной земли, идет пара Ме-109. Следует курсом, параллельным курсу полка. Вот они обошли замыкающую эскадрилью, поравнялись со второй. Понятен их замысел: атаковать ведущего и, скорее всего, командира.
- Обнаружь их, - говорит Тамара стрелку. "Обнаружь" - это значит покажи их своим товарищам.
- Понятно, - отвечает стрелок Мукосеева и посылает в направлении пары гулкую трассирующую очередь. Дымные трассы потянулись и от стрелков ведущей эскадрильи. Фашисты уходят. Раз их обнаружили, делать им больше нечего. Тем более, что от боевого порядка "яков", идущих правее штурмовиков, отделяется пара и переходит на левую сторону строя полка.