Шкфорцонф невыносимо страдал – было больно, к тому же он боялся ампутации своего достоинства.

Мучения херра Шкфорцонфа продолжались две недели.

Больному казалось, что ему между ног всадили громадный дрын, он пустил корни и требовал всех телесных соков. Наконец, болезнь начала отступать, но тут, в придачу, вконец обессиленного Шкфорцопфа прямо в «Hotel d'Ambre-Edem» ограбили какие-то дофенисты [48] (в этом же отеле еще в VII веке до Р. X. вот так же ограбили разболевшихся от купидонова нападения послов царя Соломона). Гамилькар вышел на гранитные ступени отеля, огляделся по сторонам, сверкнул на солнце желтыми глазами, показал неведомым ворам (в Офире, впрочем, никто не воровал, а если что и тащили, то исключительно на сувениры) все тот же общечеловеческий жест презрения и вернулся в отель; а вещи Гумилева – винчестер, белье, консервы, саквояж, томик Пушкина – как-то сами собой к вечеру вернулись в номер. Растроганный Гумилев снял с пальца и подарил Гамилькару золотой перстень с печаткой из лунного камня – точную копию перстня, полученного Пушкиным от графини Воронцовой, – с таинственной каббалистической надписью на иврите: С(ИМХА) БК(ВОД)Р Й(ОСЕФ) А(ЗАКЕН) З(ХРОНО) ЗЛ ОТ

– Храни меня, твой талисман?.. – догадался Гамилькар и в ответ снял с пальца золотое кольцо и подарил Гумилеву постоянный пропуск в Офир.

Отец Павло, как лицо, облеченное саном, нахально попытался взять водку без очереди, но был очередью жутко обсквернословлен и оконфужен. Пришлось искать крайнего. С водкой было туго, хотя водку вроде никто не запрещал. Торговали ею не раньше двух, не позже семи, не больше двух в одни руки. Бутылка водки была ценообразующим предметом и денежным эквивалентом. Послечернобыльские очередюги стояли толстые, закрученные, мохнатые, нервные. Эти очередюги были началом конца Советского Союза. В них рассказывали анекдоты: «Вчера было четыре выброса. – ??? – В одиннадцать часов выбросили пиво, в два – вино, в пять – водку, а в семь – из магазина». "Водители объявляют: «Остановка „Гастроном“. Следующая остановка – конец очереди».

– А чего мы здесь стоим? – вдруг вспомнил Гайдамака. – У Элки всегда спирт есть! Идем, познакомишься, на нее можно положиться.

Отцу Павлу как-то не в настроении было ложиться на какую-то Элку, но спирт – это всегда хорошо. Купили хлеб и квашеную капусту. Вернулись, проверили – не явился ли новый негр? – негра не было, но и окно в Европу почему-то оказалось закрытым. Стали соображать: закрывали они окно или нет? Выходило, что нет, не закрывали, но, может быть, ветер закрыл?.. Ладно, свалили вину на ветер и пошли звонить соседке. Когда Элка открыла дверь, у отца Павла дух захватило, будто он уже выпил спирту: Элка Кустодиева была похожа на полированный зеркальный буфет с дверцами, полками и разными отделениями, она была такой крупной, спокойной и домашней, что на нее в самом деле можно было положиться или что-нибудь поставить.

– Ага, за спиртом пришли, – сказала Элка. – Не входите, батюшка, у меня грязно. Идите к себе, я сейчас принесу. Дверь и окно почему не закрыли? Все настежь, сквозняк, я вошла и закрыла.

Вот оно что! Вернулись к Гайдамаке, открыли окно и сделали у окна засаду. Элка принесла бутылку спирта и ушла за стаканами, луком и маслом. В окне видна была вся Европа – Стокгольм, Париж, опять же вид на Мадрид. Элка, плача, нарезала лук, заправила и полила капусту маслом. Стали пить.

Элка разбавляла спирт водой, Гайдамака пил чистый и запивал водой, отец Павло спирт водой не разбавлял и не запивал. Поп стеснялся и говорил с Элкой о театре – Чехов, Сартр, Метерлинк, Иопеску, о каких-то стульях и носорогах, от. Гайдамаку так и тянуло прыгнуть в окно. Элка пошла за второй бутылкой, а в открытую дверь заглянула голова участкового инспектора Шепилова в милицейской фуражке и сказала:

– Привет, командиры! Пьете?

– Пьем, от, – ответил отец Павло, вопросительно взглянув на Гайдамаку.

– Люблю, – сказал Шепилов.

– Заходи, Шепилов! – обрадовался Гайдамака, – Ну, напугал, я думал – опять негр.

Отец Павло раздумчиво произнес:

– …и примкнувший к ним Шепилов.

– Верно, верно, батюшка, – хмуро улыбнулся Шепилов."Антипартийная группа в составе Молотова, Кагановича, Маленкова и примкнувшего к ним Шепилова", – процитировал он. – Люблю, когда знают историю и помнят мою фамилию. Куда фуражку-то снять, командир?

– Брось на диван.

– А где диван?

Дивана не было.

Шепилов повесил фуражку на дверную ручку, положил на стул милицейскую кожаную папку и сел на нее.

– Геморрой, что ли? – спросил поп.

– Да, батюшка. Свербит. Не люблю. Работа такая. Сижу много, – ответил Шепилов.

– Ты паспорт негру подписывал? – спросил Гайдамака.

– Какому негру? О чем ты? – не понял Шепилов, но Гайдамака не успел пуститься в подробности, потому что пришла Элка со второй бутылкой спирта и сказала: – Привет, Шепилов! Примыкай к нам.

– Люблю. Не откажусь.

Шепилову рассказали о ходящем по воздуху негре. Он подошел к окну, потрогал раму, заглянул вниз.

– Ну, окно, – сказал он. – Ну, в Европу.

Ему налили штрафных полстакана, но забыли предупредить, что спирт. Он выпил и задохнулся, надулся, выпучился, погнал соплю, чуть не выпрыгнул в окно. Били его по спине, наматывали на вилку капусту, заталкивали в рот.

– Не люблю. Предупреждать же надо!

Еще два захода, и спирт закончился – даже у Элки.

– Что я вам, спиртовая цистерна? – обиделась она па вопрос о дальнейшей бутылке.

Выпившая Элка была-таки похожа на цистерну, все посмеялись, она не обиделась.

Стали снаряжать Шеиилова за водкой. С примкнувшим Шениловым хорошо было пить – сегодня ему выдали два оклада с отпускными, а водку в «Гастрономе» он брал без очереди как участковый инспектор. Долго решали: сколько бутылок брать? Решили: две. Но отец Павло задрал палец в потолок и напомнил правило «последняя плюс одна». Это правило гласило, что «последней бутылки ВСЕГДА не хватает, и потому ВСЕГДА нужно покупать еще ПЛЮС ОДНУ, совсем последнюю», – то есть если решили взять одну, надо покупать две, если решили взять две, надо покупать три и т. д. Шепилов с Гайдамакой подивились мудрости отца Павла и согласились с ним. Элка сказала: «А ну вас к черту, я спать хочу» – и ушла спать. Отец Павло дернулся было пойти за ней, но удержался.

Шепилов вернулся быстро – с тремя бутылками водки и с тремя плавлеными сырками.

– Батюшка, а знаете ли вы апорию Зенона? – спросил Шепилов, когда выпили первую бутылку.

– Знаю, – ответил отец Павло. – Про Ахилла, который никогда не догонит черепаху, от.

– Тогда послушайте апорию Зенона в современном варианте, – сказал Шепилов. – Как Ахилл никогда не догонит черепаху, так бутылка водки и плавленый сырок никогда не закончатся.

– Да ну? – удивился Гайдамака.

– Ну да. Смотри, водка на двоих разливается в три стакана, а сырок делится на три части. По две части выпивается и съедается, оставшуюся третью часть водки и третий кусок сырка опять делят на три части. Опять выпивают и закусывают, оставшиеся водку и кусочек сырка опять делят на три части… И так до бесконечности.

– Га-га-га! – захохотал поп. – А ты умница, Шепилов!

– А на троих? – задумался Гайдамака.

– Можно и на троих, но тогда водку и сырок надо делить на четыре части.

– Ну, математик!