– Нам, полагаю, лучше остаться на борту, покуда мы не выясним точнее, что там случилось, – заметил инженер, знаками приказывая Калуму запереть люк вручную. – И давайте пока не перезапускать «Акадецки». Если все в порядке, у нас будет уйма времени, чтобы сообщить обо всем друзьям и родным – а если нет, то не стоит привлекать внимания тех, кто не заметил наш первый пакет. Просто послушаем, что творится на корабле. Маркель, сможешь соединить нас с мостиком через системы «Прибежища»?

– Пожалуй.

Юноша взялся за работу. Пальцы его дрожали.

Маганос, 334.05.18 по единому федеративному календарю

Таринье был слишком ошарашен случившимся, чтобы сбросить со своего плеча руку охранника. Сначала дети, теперь вот этот самец явно не поддавались внушению. Неужто в этой части базы работает какой-то подавитель телепатического излучения? Чтобы разубедить себя в этом, юноша попытался связаться с сородичами на корабле.

«Во имя Четырех Первых Кобылиц, Таринье, во что ты теперь вляпался?!»

«Это у тебя называется „незаметно пройтись“?»

«Я говорила, что он слишком молод, чтобы доверять ему такое ответственное дело».

Сморщившись, Таринье прервал контакт. Очень хорошо, значит, способности его ничуть не уменьшились… Но то, что юноша услыхал от оставшихся на борту трех разгневанных дам, его ничуть не утешило! Уж лучше рисковать жизнью среди варваров. В конце концов, они какие-то крошечные все. Если придется, он мог бы расколоть череп этого самца одним могучим ударом копыта.

«Таринье! Даже и не думай!»

«Просто позор, что мой кровный родич замыслил такое кхлеви дело!»

«Я же говорила – он еще не повзрослел».

– Хватит придираться! – рявкнул Таринье вслух – на языке линьяри, конечно.

– Уж не знаю, что вы, мистер, за невнятицу несете, – невозмутимо заметил охранник, – но незнание закона не освобождает. Вот. Не говорите на всеобщем – дадим переводчика.

– Не уводите нашу Госпожу! – пискнул какой-то из докучливых недомерков.

– Малыш, – ответил охранник, – этот парень уж точно ничья не госпожа. А теперь – марш на урок! Я его отведу прямо к мистеру Ли.

Самая рослая девочка неохотно кивнула.

– Я вижу… это не Акорна. – Одним резким взглядом она пресекла все протесты остальных. – Я знаю Госпожу, она такая, как он… но другая. Мистер Ли поймет, что делать.

Охранник потащил Таринье прочь, прежде чем дети опять подняли вой.

– Какой… васш… са-акон… я нарушил… таким… видом?

Юноше приходилось сосредотачиваться, чтобы выдавливать из себя слова. Этот «всеобщий» был резким, уродливым наречием…

Охранник уставился Таринье в грудь… то есть туда, где находились бы глаза, будь юноша одного роста с безрогим недомерком. Значит, внушение все же действовало! Варвар определенно не видел во внешности Таринье ничего особенного… но что же тогда его встревожило?

– Мистер, – прошипел охранник, – ваши красивые глаза и фигура меня не трогают, и тех детишек – тоже. Но раз уж вы болтаете на всеобщем, то могли бы сообразить, что не стоит болтать своими причиндалами в общественном месте. Особенно при детях, – добавил он. – Мистер Ли – он таких очень не любит. Да и кто ему судья, ежели вспомнить, что эти малыши пережили? Я бы таких, как ты, высылал без скафандра своим ходом!

Гнев подхлестнул воображение охранника, и из обычного мерного «бу-бу-бу» его мыслей на Таринье выплеснулся ужасающе ясный образ высокого, красивого, светловолосого двуногого, с непристойными предложениями подступающего к кучке плачущих детей. За этим образом последовали ассоциации столь омерзительные, что юноша поспешно закрыл свои мысли от поступающих сигналов. Он был так потрясен, что даже не попытался стереть память охранника и скрыться.

«Таринье, ты недоумок! У этих существ, наверное, табу на наготу!»

«Никто мне не сказал !»

«Я же знала, что вначале надо подробней изучить их культуру».

– Тебе еще повезло, что мистер Гилоглы приказал тебя прямо в апартаменты Дельзаки Ли доставить, – сообщил охранник, подталкивая Таринье по коридорчику, ведущему в просторную комнату, чьи стены покрывал алый с золотыми узорами шелк. – Тебя бы и линчевать могли за такие делишки.

Он кивнул молодому варвару за резной деревянной конторкой, и перед Таринье распахнулась, точно зрачок глаза линьяри, овальная дверь.

– Отлично, Барнс. Теперь можешь возвращаться на пост, – проговорило хрупкое, темноволосое двуногое, напряженно поджидавшее гостя на пороге следующей комнаты, еще более просторной и обставленной мягкими диванами и низенькими столиками.

Пригнувшись, Таринье шагнул в овальную дверь и с удвоенной силой попытался внушить двуногому, что «Ты не видишь ничего необычного. Тебе очень скучно. Ты хочешь, чтобы я ушел».

Темноволосое двуногое пошатнулось, прижав ладонь ко лбу. При движении ткань рубахи натянулась, и Таринье смог разглядеть увеличенные молочные железы, присущие тому же полу, к какому принадлежала Кхаринья, но куда менее выдающиеся. Может быть, это недоразвитая особь того же вида… нимфа?

– Не знаю, что на меня нашло, – пробормотала самка. – Мне показалось… но я же видела…

Она скользнула взглядом по стоящему в дверях Таринье, явно не замечая его – сознание услужливо заменяло образ линьяри на что-то, вполне обычное.

– Простите… Мы с вами знакомы?

– Джудит, что с тобой? – В дверях соседней комнаты встало еще одно двуногое, крупное, с рыжей шерстью и необыкновенно густой порослью на лице. – Акорна, какого черта ты…

Самец замер, и по лицу его расползлось то же ошеломленной выражение.

– Погодите. Мне казалось…

Он отступил через порог, глянул на что-то в соседней комнаты, потом снова перевел взгляд на Таринье.

– Не понимаю! – воскликнул он, потирая глаза. – На экране… но вы не…

Зашипело какое-то устройство; рыжий самец отступил, пропуская в комнату дряхлое двуногое, восседающее на антигравитационном устройстве. Образ этого существа оказался очень четким: ломкая, сухая, точно бумага, морщинистая кожа, натянутая на иссохший костяк, блестящие черные глаза и проницательный ум.

«Подозреваю, дело в телепатическом подавлении», отчетливо промыслил старик.

Таринье облегченно вздохнул.

«Так ваш народ все же умеет слушать не только ушами, но и сердцем?»

«Среди моих соплеменников этот талант малоизучен, но возможность его существования обсуждалась давно. Один наш мудрец сказал как-то, что, когда отброшено невозможное, истиной является оставшееся, даже если оно кажется невероятным».

Таринье отбросил спавший на глаза локон. Если это древнее существо впервые сталкивается с мысленной речью, то почему так спокойно воспринимает происходящее? И как ему удалось так быстро догадаться обо всем?

«Вы, молодые, так легко возбуждаетесь».

В суховатом мысленном голосе старика Таринье почудилось веселье.

«Подтверждение давно обсуждавшейся гипотезы должно радовать, а не пугать! Что же до моих догадок, то никакое другое предположение не объясняло того факта, что на видеоэкранах вы очень похожи на Акорну, в то время как все, кто встречается с вами во плоти, видят лишь обычного человека».

«Кроме тех злосчастных детенышей!»

«Среди моих сородичей есть поговорка: устами младенца глаголет истина. Это и правда так?»

«Их мозг недостаточно развит, чтобы воспринимать мысленную речь. Можете называть это „истиной“ – я это считаю большим неудобством!»

«А-а… Весьма интересно будет разобраться в тонкостях того, что вы зовете „мысленной речью“. Но все по порядку. Выпьем чаю, и, может, вы поведаете мне то, что известно вам о нашей Акорне».

«Нашей ‘Кхорнье», твердо поправил Таринье. «И это вы должны были бы объяснить нам, что вы с ней сделали!»

«Так вы не одни?»

«Таринье, немедленно представь нас! Как можно быть таким грубым? Это явно не варвар, но существо, достойное называться линьяри».