Они постоянно налетали то на мебель, то на кружащихся Фелисити и Пиппин.
Талли бросила играть, и все расхохотались. Девочки заливисто взвизгивали, но ничто так не удивляло, как смех мисс Портер.
Он заливал комнату с той же силой, что и искушающая мелодия Моцарта.
– Джек, так не пойдет, – нахмурилась Фелисити. – Вам нужно быть внимательнее.
– К мисс Портер или к мебели?
Его партнерша, прикрыв глаза, покачала головой, как учительница, имеющая дело со своевольным, но милым учеником. Улыбка на ее губах противоречила молчаливому упреку.
– Попробуйте еще раз, – сказала Фелисити, кивнув Талли. – А мы с Пиппин посидим, чтобы оставить вам больше места.
Джек посмотрел на мисс Портер. Ее щеки раскраснелись, глаза искрились радостью и весельем. Хуже того, рыжий локон выбился из обычно тугого пучка и так и манил заправить его на место или… поиграть с ним.
Джек сомневался, что строгая блюстительница этикета и благопристойности одобрит любой выбор.
– Вы готовы? – спросил он. – Думаю, все это заранее спланировано.
– Еще один танец, – сказала она, – только чтобы положить конец их настойчивости.
Она сказала это, уверенная, что один танец не представляет опасности. Джек разделял ее убежденность, поскольку в его жизни не было места для этих девчушек, пытающихся окрутить его и мисс Портер.
И до конца жизни он будет вспоминать этот танец, мучаясь безответными вопросами. Что это было? Соблазнительная музыка? Она наполняла его душу и дурманила разум. Вихрь вальса? Он кружил их, пока не исчезли канделябры, мебель, стены… И они остались одни в целом мире.
И вдруг Джек забыл… Забыл свой долг, свои обязанности, Даша, фонари, которые надо зажечь. Он забыл обо всем. Но не танец, не музыка обладали такой магией.
Все дело в этой женщине.
Никогда ему не доводилось держать в объятиях женщину и испытывать такое чувство завершенности. У него перехватило дыхание.
Казалось, его партнерша находилась во власти той же волшебной силы.
Новомодный танец – не что иное, как обольстительная прелюдия.
Мысли Джека переключились на другие волшебные соблазны, которые прятались под скромным платьем мисс Портер. Джеку хотелось узнать, превратится ли ее восхитительный смех в чувственное мурлыканье, если заставить ее забыть о рамках этикета.
Он кружил и кружил ее по комнате, его страсть разгоралась с каждой нотой.
– Что вы теперь скажете об их усилиях? – спросил он, отведя ее в танце в дальний угол, где их не могли подслушать.
– Скажу, что должна перед вами извиниться, – вздохнула она. – Боюсь, я недооценила решительность Фелисити.
– Рискну предположить, что не в первый раз и не в последний, – пожал плечами Джек. – Когда она дорастет до своего первого светского сезона, останется только пожалеть Лондон. Она заморочит голову всем мужчинам, почтенные матроны будут, что называется, есть у нее с руки, а подающим надежды юнцам останется уповать на вторжение армии союзников, чтобы остановить ее победоносные действия. Мисс Портер рассмеялась:
– Она станет лучшей рекламой для школы мисс Эмери. Джек провел ее в танце мимо девушек. Фелисити и Пиппин сидели на софе, довольно улыбаясь.
Джек наклонился ближе:
– Как вы думаете, что они скажут, если я вас поцелую?
– Вы не посмеете, лорд Джон, – отпрянув, произнесла мисс Портер.
– Вы говорите так из-за них или из-за себя?
– И из-за них, и из-за себя.
Он наклонился еще ближе и соблазнительно прошептал ей на ухо:
– Вы уверены?
Она споткнулась, и он получил ответ.
И поцелуй получит. Он поцелует ее, возьмет ее в свои объятия, в свою постель, в свою жизнь.
Вдруг Джек увидел Тислтон-Парк совершенно иным. Он увидел его таким, каким ему надлежало быть все эти долгие столетия, – домом, полным любви и смеха.
Соблазнительные грезы баюкали его, как вдруг забили каминные часы. Такого трезвона он прежде никогда не слышал.
Черт возьми, их, наверное, лет двадцать не заводили. И по вполне понятной причине – они способны мертвого поднять.
Бой часов прозвучал как предупреждение. Это Тислтон-Парк, дом для повредившихся умом. Казалось, каждому удару вторили стоны его предков, проклинавших судьбу, которая обрекла их на жизнь в этом доме.
Это касалось и его.
Джек остановился и отстранился от мисс Портер, стряхивая с себя ночное наваждение.
Жениться? Он окончательно свихнулся. И гости-то в Тислтон-Парке совсем ник чему, а уж жена… Она потребует объяснений отлучкам, цели которых он не имеет желания сообщать… никому.
Глядя на рассыпавшиеся рыжие волосы, порозовевшие щеки и сияющие глаза мисс Портер, он понял еще одно.
Он не может подвергать ее такому риску. Не имеет права увлечь ее на опасный путь. Его жизнь ничего не стоит. Он покорился этому, приехав сюда и взяв на себя обязанности, которые появились вместе с этим домом. Но это его собственный выбор. А она, ее жизнь… они ему не принадлежат. Как можно подвергать ее опасности?
Джек снова взглянул на часы.
– Так поздно? – сказал он, приглаживая волосы, лишь бы снова не коснуться руки мисс Портер.
Пока он снова не пригласил ее на тур вальса. Пока не попросил Талли играть до рассвета.
Он боролся с искушением провести время с мисс Портер, забыв об опасности, которая таилась в извилистых берегах Англии, поджидая его каждую ночь…
– Что значит «поздно», Джек? – запротестовала Фелисити.
– Я… ммм… боюсь, дела требуют моего присутствия, – солгал он. – Дела имения. Мистер Джонас очень педантично относится к своему делу, и мне… нужно просмотреть корреспонденцию. Он будет недоволен, если я этого не сделаю. – Джек низко поклонился и без дальнейших слов вылетел из комнаты.
Миранда смотрела вслед Джеку. Подумать только, корреспонденция!
Одного взгляда на Тислтон-Парк достаточно, чтобы понять, что дела имения меньше всего занимают хозяина.
– Но… но… – протянула ему вслед Фелисити. Она вздохнула и снова уселась на софу, скрестив на груди руки. – Мы все распланировали, – вырвалось у нее.
– Не понимаю. – Талли поднялась от фортепьяно и подошла к сестре. – Он не должен был уйти. – Она положила руку на плечо Фелисити. – Не раньше чем… – Слова замерли у нее на языке. Девочка оглянулась на учительницу. – Я хотела сказать…
Миранда, приподняв бровь, смотрела на приунывшую троицу.
– А на что, собственно, вы рассчитывали?
– Все пропало! – Фелисити была в отчаянии. – Завтра мы уедем и… и…
– И лорд Джон не объявит мне о своих намерениях?
– Именно так! – подтвердила Фелисити. Казалось, она вздохнула с облегчением, узнав, что мисс Портер вполне понимает, что поставлено на карту. – Он к вам неравнодушен.
– Пиппин, Талли, идите сюда, – позвала Миранда. – Я объясню, где ваш план дал трещину.
Девушки с готовностью уселись рядом. Миранда набрала в грудь воздуха.
– Нельзя насильно вызвать у мужчины симпатию. Несколько минут девушки сидели молча, словно ожидая дальнейших разъяснений на эту важную тему.
– Как это так? – прервала молчание Фелисити. – Что значит «насильно»? Мисс Портер, вам следовало бы лучше в этом разбираться. Няня Таша говорила, что мужчину можно всегда привлечь хорошей едой, отличным вином и должным освещением.
– Не думаю, что она имела в виду брак, – ответила Миранда.
– Ой! – выдохнула Фелисити. И когда до нее дошло, что подразумевала ее обожаемая няня, добавила: – О Господи!
– Боже мой! – вторила ей Талли, явно придя к тому же выводу. – Мы не думали… это было бы непристойно.
– Да, именно так, – заключила Миранда.
– О чем вы говорите? – Пиппин переводила взгляд с одной кузины на другую.
– Я тебе потом объясню, – прошептала Фелисити. Встав, Миранда оглядела музыкальный салон.
– Вы действительно славно потрудились и совершенно преобразили эту комнату.
Девочки просияли от ее похвалы.
– Как жаль, что все это исчезнет под полотняными чехлами и через две недели снова покроется слоем пыли, – сказала Талли. – Этому дому нужна хозяйка. Вы когда-нибудь видели, чтобы имение так плохо управлялось, мисс Портер?