День рождения Элен семнадцатого апреля; ей исполнится шесть лет. Опять он пропустит этот день, если только не стрясется что-нибудь со «Скорпионом». Надо не забыть извиниться перед ней, а пока что надо придумать, что бы захватить для нее в сентябре. Семнадцатого Шейрон объяснит ей, что сейчас папа в плаванье, но до зимы он вернется домой и тогда привезет дочке подарок. Шейрон ей это объяснит, и девочка не будет в обиде.
Богослужение шло своим чередом, вместе с другими прихожанами капитан Тауэрс преклонял колена, вместе с ними поднимался и все время думал о своих близких. Порою, очнувшись, он подпевал гимну, повторял простые, безыскусственные слова, но больше грезил наяву о жене и детях, о доме. После службы он вышел из церкви, отдохнув душой. А когда вышел, не увидел ни одного знакомого лица, и никто его здесь не знал; на паперти священник нерешительно улыбнулся ему, и он ответил улыбкой, потом под теплыми лучами солнца стал подниматься в гору, и мысли его теперь без остатка занимал «Скорпион» – какие нужны припасы, сколько всего предстоит сделать, сколько проверить и перепроверить перед тем, как выйти в море.
У Холмсов он застал Мэри и Мойру Дэвидсон, они расположились в шезлонгах на веранде, тут же стояла коляска с малышкой. Увидев его на дорожке, Мэри встала.
– Вы шли по жаре, – сказала она. – Снимайте куртку и посидите здесь в тени. Легко нашли церковь?
– Да, конечно. – Он скинул куртку и сел на краю веранды. – Здешние жители очень набожны. В церкви было полно народу.
– Так бывало не всегда, – сухо отозвалась Мэри. – Я принесу вам чего-нибудь выпить.
– Я предпочел бы не спиртное. – Он поглядел на их стаканы. – Вы что пьете?
– Сок лайма с водой, – ответила мисс Дэвидсон. – Ладно уж, молчите.
Он засмеялся.
– От сока и я не прочь. – Мэри пошла за стаканом для него, а Тауэрс повернулся к Мойре. – Ели вы хоть что-нибудь на завтрак?
– Половинку банана и самую малость бренди, – невозмутимо ответила она. – Я не очень хорошо себя чувствовала.
– Это из-за виски. Вы сделали ошибку.
– Одну из многих. Ничего не помню после того, как мы с вами разговаривали на лужайке, когда все разошлись. Это вы уложили меня в постель?
Он покачал головой.
– Я считал, что это дело миссис Холмс.
Мойра слабо улыбнулась.
– Вы упустили удобный случай. Не забыть бы мне поблагодарить Мэри.
– На вашем месте я бы поблагодарил. Миссис Холмс на редкость славная женщина.
– Она говорит, сегодня вы возвращаетесь в Уильямстаун. А нельзя вам остаться, искупались бы еще разок?
Он покачал головой:
– До завтра у меня еще уйма работы на борту. На этой неделе мы выходим в море. У меня на столе наверняка накопилась гора деловых бумаг.
– Похоже, вы из тех людей, которые работают в поте лица с утра до ночи, даже если это и не нужно.
Тауэрс засмеялся.
– Очень может быть. – И вскинул на нее глаза. – А вы когда-нибудь работаете?
– Разумеется. Я очень деловая женщина.
– Что же у вас за работа?
Мойра подняла стакан.
– Вот. Этим и занимаюсь с тех пор, как вчера с вами познакомилась.
Он усмехнулся.
– Вам не становится хоть изредка скучно от такого однообразия?
– «Жизнь так скучна»[2], – процитировала Мойра. – И не изредка. Всегда.
Он кивнул.
– Мне везет, у меня дел по горло.
Мойра посмотрела на него.
– Можно, на той неделе я приеду и посмотрю вашу подводную лодку?
Он засмеялся, думая о том, сколько еще работы предстоит на борту.
– Нет, нельзя. На той неделе мы уходим в плаванье. – Это прозвучало не слишком любезно, и он прибавил: – А вас интересуют подводные лодки?
– Не очень, – как-то рассеянно сказала Мойра. – Я подумала, может, стоит поглядеть, но только если это вас не затруднит.
– Я буду рад показать вам «Скорпион», – сказал Тауэрс. – Но не на той неделе. Приезжайте-как-нибудь, и позавтракаем вместе, когда станет спокойнее и мы на борту не будем носиться как угорелые. Выберем спокойный день, и я смогу вам все показать. А потом, может быть, отправимся в город и где-нибудь поужинаем.
– Звучит заманчиво. Скажите, когда это будет, чтобы я могла предвкушать удовольствие?
Тауэрс чуть подумал.
– Не могу сейчас сказать точно. Примерно в конце недели я доложу о готовности, и, вероятно, в тот же день или назавтра нас пошлют в первый рейс. Потом надо будет какое-то время провести на верфи, и только после этого мы опять уйдем в плаванье.
– Первый рейс – это до Порт-Морсби?
– Я постараюсь пригласить вас до этого рейса, но поручиться не могу. Дайте мне свой телефон, тогда я примерно в пятницу позвоню, и мы условимся.
– Бервик 8641, – сказала Мойра. Дуайт записал номер. – Лучше звоните до десяти. По вечерам я редко бываю дома.
Он кивнул.
– Прекрасно. Может быть, в пятницу мы будем еще в море. Возможно, я позвоню в субботу. Но я непременно позвоню, мисс Дэвидсон.
Она улыбнулась:
– Меня зовут Мойра, Дуайт.
– Ладно, – засмеялся он.
После обеда, по дороге домой в Бервик, она подвезла его в своей коляске на станцию. И на прощанье сказала:
– До свиданья, Дуайт. Не уморите себя работой. – Потом прибавила: – Извините, что я так по-дурацки себя вела вчера вечером.
Он усмехнулся.
– Вредно смешивать коньяк с виски. Пускай это будет вам уроком.
Мойра засмеялась недобрым смехом.
– Меня уже не переучишь. Наверно, опять так же напьюсь сегодня вечером, и завтра тоже.
– Дело хозяйское, – невозмутимо отозвался Дуайт.
– В этом вся беда, – был ответ. – Надо мной нет хозяина, я сама себе хозяйка. Будь до меня кому-то дело, пожалуй, было бы по-другому, но уже не остается времени. То-то и горе.
Дуайт кивнул:
– До скорой встречи.
– А мы правда встретимся?
– Ну конечно. Я ведь сказал, что позвоню вам.
Он электричкой вернулся в Уильямстаун, а Мойра пустилась в своей тележке домой, за двадцать миль. Она доехала к шести часам, распрягла серую и отвела в стойло. Отец вышел помочь ей, вдвоем они закатили тележку в гараж, поставили рядом с неподвижно застывшим большим «фордом», напоили лошадь, задали ей овса и вошли в дом. Мать Мойры сидела с вязаньем на затянутой сеткой от москитов веранде.
– Здравствуй, родная, – сказала она. – Приятно провела время?
– Недурно, – ответила дочь. – Питер и Мэри вчера устроили вечеринку. Было очень забавно. Правда, я изрядно выпила.
Мать лишь вздохнула тихонько, по опыту зная, что протестовать бесполезно.
– Ляг сегодня пораньше, – только и сказала она. – В последнее время ты так часто полуночничаешь.
– Пожалуй, сегодня лягу рано.
– Что собой представляет этот американец?
– Славный. Очень спокойный и моряк моряком.
– Женатый?
– Я не спрашивала. Уж наверно был женат.
– Чем вы занимались?
Девушка подавила досаду – надоели эти допросы; мама всегда так, а времени слишком мало, жаль его тратить на пререкания.
– Днем ходили на яхте.
И она стала рассказывать матери о том, как прошла суббота, умолчав об истории с лифчиком и о многих подробностях вечера.
В Уильямстауне капитан Тауэрс прошел на верфь и затем на «Сидней». Он занимал здесь две смежные каюты, соединенные дверью в переборке, одна каюта служила ему рабочим кабинетом. Он отправил посыльного на «Скорпион» за дежурным офицером, и тотчас явился лейтенант Херш с пачкой приказов. Тауэрс взял их и внимательно перечитал. Почти все касались дел обыденных – заправиться горючим, запасти продовольствие, но было и нечто неожиданное: бумага из военно-морского ведомства. В ней говорилось, что на «Скорпион» командируется для научной работы сотрудник НОНПИ – Национальной Организации Научных и Промышленных Исследований. Подчиняться он должен австралийскому офицеру связи. Имя командированного – Дж.С.Осборн.
С бумагой в руке капитан Тауэрс поднял глаза на лейтенанта Херша.