…Мы увидели страшную картину: руины, одни еще кое-где дымившиеся руины. Развалины жилых зданий, заводских корпусов. Среди них в центральной части города, ближе к Волге, одно-единственное, чудом уцелевшее здание. На юге, западе и севере полукольцом — штабеля трупов… Никогда ничего подобного нам видеть не приходилось! Сколько же здесь полегло людей?…
И все это — война; Война, навязанная нам врагом.
До самой Москвы перед глазами стояли руины Сталинграда. Даже теперь, по прошествии стольких лет, стоит только подумать о Сталинграде, закрыть глаза, и я снова отчетливо вижу эту страшную картину…
За время боев под Сталинградом экипажи полка совершили 1529 боевых вылетов, сбросили на врага 1664 тонны бомб, доставили войскам с посадкой в поле 1820 тонн боеприпасов и горючего для танковых частей, вывезли 1460 раненых бойцов и командиров.
В марте 1943 года за мужество и отвагу, высокую воинскую дисциплину личного состава и отличную организацию боевой работы приказом народного комиссара обороны нашему полку было присвоено высокое звание гвардейского.
В начале апреля в полк для вручения гвардейского знамени прибыли член Военного совета авиации дальнего действия генерал-майор авиации Г. Г. Гурьянов и командир авиадивизии генерал-майор авиации В. Е. Нестерцев.
К этому дню мы готовились. В отутюженном обмундировании все выглядели празднично, были радостны и веселы. Самолеты были вымыты, а кабины убраны и вычищены, стояночная линейка посыпана желтым песком.
К двенадцати часам подразделения были построены у самолетов.
На аэродроме показалась легковая автомашина, на некотором удалении от строя она остановилась. Из нее вышли генералы Гурьянов и Нестерцев и направились к нам. За ними два офицера несли зачехленное знамя.
Раздалась команда командира полка:
— Полк, смирно! Равнение на середину!
Четким строевым шагом командир двинулся навстречу генералам.
— Товарищ член Военного совета, по случаю вручения гвардейского знамени личный состав полка построен! — отрапортовал полковник Божко.
— Здравствуйте, товарищи бойцы, сержанты, старшины и офицеры!
— Здравия желаем, товарищ генерал! — дружно ответил строй.
— Слушай приказ!
И генерал Гурьянов зачитал нам приказ народного комиссара обороны о преобразовании 103-го авиаполка
в 12-й гвардейский бомбардировочный авиаполк дальнего действия.
— Поздравляю вас с большими боевыми успехами и высокой наградой, желаю вам еще больших успехов в боях с заклятым врагом всего человечества — с фашистскими ордами. Слава вам, советская гвардия!
— Ура! Ура! Ура!
Поднесли укрытое чехлом знамя.
Генерал осторожно снял чехол, развернул алое, вышитое золотом полотнище, поднял его высоко над головой, и оно затрепетало на ветру.
Все взоры теперь были прикованы к знамени. Сильный порыв ветра на мгновение расправил алое полотнище, и мы прочли вышитую золотом чьими-то искусными руками надпись: «12-й гвардейский бомбардировочный авиационный полк дальнего действия».
Приняв из рук члена Военного совета гвардейское знамя, командир полка полковник Божко, а за ним весь полк опустились на колено.
Мы произнесли гвардейскую клятву.
Теперь мы пойдем в бой под этим, святым для нас знаменем…
ОРИЕНТИР — ПАРТИЗАНСКИЕ КОСТРЫ
Как в природе перед грозой и бурей на некоторое время наступает затишье, так весной 1943 года оно наступило на советско-германском фронте. К этому времени выровнялась и стабилизировалась линия фронта — от Баренцева моря до Новороссийска. Только у Великих Лук она делала поворот на юго-восток да у Курска глубоко вклинивалась в расположение немецких войск.
Потерпев зимой тяжелое поражение, особенно на Волге, под Сталинградом, немецко-фашистское командование начало усиленно готовиться к летней кампании. К наступлению под Курском гитлеровцы готовились тщательно. Здесь сосредоточивались лучшие вражеские дивизии, боевая техника. В этой группировке врага насчитывалось около 900 тысяч человек, до 10 тысяч орудий и минометов, около 2700 танков, свыше 2 тысяч самолетов.
Хотя наземные войска той и другой стороны активности пока не проявляли, для авиационных частей 1-й, 15-й, 16-й, 2-й, 17-й, 8-й воздушных армий и авиации дальнего действия работы хватало. С марта по август 1943 года мы бомбили железнодорожные узлы, укрепленные позиции врага, участвовали в двух воздушных операциях по уничтожению авиации противника на его аэродромах, уничтожали его оперативные резервы.
В ночь на 9 апреля нашему полку было приказано нанести бомбардировочный удар по железнодорожному узлу Брянска. Фотографировать цели для контроля результатов бомбардировочного удара по эшелонам противника был назначен командир корабля комсомолец гвардии лейтенант Михаил Кучеренко. Он отличался исключительной смелостью и отвагой в бою, отлично выполнял самые сложные и ответственные задания, специализировался как фотограф-контролер и ни разу не привез нам плохих снимков. С ним в полет напросился и мой заместитель по политчасти гвардии капитан Алексей Борисов. После бомбового удара по цели, сильно прикрытой противовоздушной обороной, он хотел написать об этом статью во фронтовую газету. Заодно ему поручили визуально проконтролировать результаты бомбового удара. Несмотря на интенсивный огонь десятка батарей зенитной артиллерии всех калибров и работу более двадцати прожекторов, прикрывавших Брянск, наши экипажи действовали смело и успешно отбомбились. Было подожжено несколько эшелонов. Последним на цель зашел экипаж Михаила Кучеренко. Чтобы получить отличные снимки, летчику необходимо было точно выдержать высоту, скорость, курс полета и не допустить кренов машины. Еще при выходе на боевой курс вражеским прожекторам удалось поймать самолет Кучеренко.
По поблескивавшему в лучах прожекторов одинокому, упорно не сворачивающему с боевого курса советскому самолету открыли ураганный огонь десятки зенитных орудий всех калибров. Вот ярким белым светом вспыхнула «фотобомба» — пиротехническое устройство для фотографирования. Еще яростней стали стрелять орудия, и когда казалось, что самолет вот-вот вырвется из огненного ада, он неожиданно вспыхнул и стал падать…
Сидя на КП, мы до рассвета ждали возвращения бесстрашного комсомольского экипажа, но так и не дождались. Долгое время мы надеялись, что самолет Кучеренко только подбили и он где-либо совершил вынужденную посадку. Но шля дни, недели, а экипаж не возвращался и не подавал о себе вестей.
Через месяц в полк вернулся гвардии капитан А. И. Борисов и рассказал нам, как погибли его боевые товарищи. Они вышли к цели, когда ее еще бомбили последние экипажи из бомбардировочного эшелона. На станции полыхали пожары, рвались фугаски. Вот бомбежка закончилась, и один за другим стали гаснуть прожекторы, утихать вспышки зенитных батарей.
— Пошли на цель, Ваня. Какой курс? — обратился Кучеренко к штурману Ивану Яшану.
— Курс сто десять, подверни правее и так держи. Альберт, уступи место…
Пилот Альберт Ящан, чтобы не мешать командиру и штурману управлять самолетом и фотографировать цель, вышел из кабины и ушел в грузовой отсек, к воздушным стрелкам.
В начале боевого курса, когда фотокамера начала производить съемку, кораблю неожиданно преградил путь широкий сноп света — луч главного поискового прожектора. За ним один за другим вспыхнули и скрестились на самолете более десятка других прожекторов с тонкими, очень мощными лучами. Самолет заполнило ярким слепящим светом — насквозь просвечивал даже металл. Со всех сторон на машину надвигались огромные фантастические светляки. Приблизившись и мгновенно вспыхнув, они гасли. Это на разных высотах рвались зенитные снаряды. Кучеренко как будто не замечал их, спокойно сидел в своем пилотском кресле. Борисов находился у него за спиной, рядом с радистом, и пытался зарисовать в блокнот результаты бомбардировки, но сделать этого не мог: даже в рубку радиста, где нет окон и иллюминаторов, проникал непередаваемо яркий свет и слепил глаза. Вдруг самолет несколько раз сильно вздрогнул от прямых попаданий зенитных снарядов, и его сильно затрясло.
